Валерий Горшков - Под чужим именем
– Так узнай, блядь!!! – крикнул со всей глотки Ветер, брызгая слюной и изо всех сил припечатав кулаком по задрожавшему столу. Водка и марафет, соединившись в крови старика в адский коктейль, кувалдой ударили в окутанный туманом похмелья воспаленный мозг. – Или мне самому к Гангрене ехать?!! В таком виде?!! Урод!!! Пошел вон, с глаз долой! Во–о–он, я сказал!
Сыч окаменел. Не поверил своим ушам. Ожидал чего угодно – похвалы, благодарности, угрюмого барского кивка, – но не оскорбления. Поиграл желваками, стиснул побелевшие губы в прямую линию. Пригладил кончиком пальца рыжие от табака проволочные усы, встал с жалобно скрипнувшего музейного дивана и с широко расправленными плечами походкой оскорбленного мудрого носорога вышел из спальни.
«Это называется – метать бисер перед свиньями», – с лютой обидой за самого себя и за Сыча подумал Слава, разглядывая некогда сильного духом и телом авторитетного криминального генерала. Задолго до нынешнего утра окончательно и бесповоротно превратившегося в гнилой выжатый лимон. В страдающего манией величия и похмельными психозами хронического алкаша и наркомана. В ходячий труп. Ибо в жестоком уголовном мире с его главным законом – правилом естественного отбора – дегенераты и истерики долго не задерживаются. Даже имея прошлые «заслуги» перед «обществом». Их, как лишний и вредный балласт, как паршивую овцу, просто уничтожают, освобождая дорогу более молодым, хитрым и дальновидным волкам.
«Даже рожей не повел, не кивнул лениво, с деланой благодарностью за то, что шкуру ему спасли!!! – фыркнул Корсак. – Кем он себя возомнил? Господом Богом? Всемогущим и бессмертным? Даже такого тертого вурдалака, как Сыч, и то передернуло. С лица аж спал. Можно наступить на грабли единожды и сделать правильные выводы. А можно идти с закрытыми глазами, заткнутыми ушами и сорваться в пропасть. Я свою первую ошибку уже сделал… Полез в эти проклятые кусты. Нет чтобы пройти мимо. Не услышать. Не узнать. Не убивать, защищая Лену. Не бежать сломя голову в «Подкову» за изменником Тюрей. Не топить в болоте убитых… Кто же тогда знал, что сэнсэй, как пить дать, доведенный до белого каления пьяными бреднями своего «брата», от греха подальше сел на мотоцикл и укатил назад, в Метелицу?.. А если бы и знал, что с того? Как теперь встречаться с Леной? Куда идти без обещанного Ветром паспорта? Без ксивы в кармане я – ноль. Черт!!! Черт!!! Черт!!!
Господи, за какие грехи мне приходится расхлебывать все это дерьмо?! За что ты так суров со мной, Господи? Или… просто нет тебя вовсе? И никогда не было? А все это – хитрая поповская сказка длиной две тысячи лет? Миф? Может, правы разрушающие храмы и жгущие святые образа варвары?.. Нет. Хватит».
Слава все для себя решил. Встал с дивана, поправил ремень, нащупав заткнутый за спину револьвер, и сверху вниз взглянул на развалившегося за столом помятого, опухшего вора. Спросил, по понятным причинам не слишком рассчитывая на искренность:
– Ветер… Скажи. Почему Сомов уехал среди ночи? Что случилось? Иваныч – не кисейная барышня, нервы у него стальные. Но сорвался, не попрощавшись – только пыль столбом…
Старик наполнил очередную рюмку, со стуком поставил графин и взглянул на Славу из–под кустистых седых бровей. Хмуро взглянул. Тяжело. Свинцово. Произнес, прищурясь одним глазам и нехотя цедя слова, словно одетый в соболя богатей, отслюнявливающий милостыню возле церкви:
– Леон не хотел отвлекать тебя от приятного занятия, – ухмыльнулся вор. Добавил ехидно: – Пусть, говорит, отдохнет от хипеша пацан. Расслабится с аппетитной лялькой. Дала ведь Ленка тебе, не ломаясь, по первому намеку. И красиво дала, не то что шалавы дешевые – упали и ноги в стороны, дыркой наружу. С огоньком дала. С изюминкой. Признайся старику. Хе–хе!.. М–да… Она девка шустрая. За то и держу. Одно слово – актриса!..
Корсак все понял. Скрипнул зубами, побледнел, с ненавистью глядя, как пунцовый от прилившей к лицу крови, трясущийся вор опрокидывает в раззявленный желтозубый рот очередную стопку водяры. Мгновенно вспомнил каждое слово из того, что рассказал ему Сомов о находящемся в усадьбе Ветра тайном публичном доме для избранных. С уникальными, образованными и приятными во всех отношениях шлюхами, с которыми «даже интеллегентному человеку есть о чем побеседовать». До и после…
Выходит, нет у вора никакой племянницы. Это всего лишь легенда. А Ленка – обычная блядь. Хоть и талантливая, сука. Подстилка, вовремя подложенная под него хитрым Ветром. И не просто так подложенная, а с целым спектаклем. Какой же он идиот!!!
Теперь ясно, почему уехал Сомов. Скорее всего, даже зная о трудящихся на вора шлюхах, Леонид Иванович в первый момент тоже не заподозрил подвоха, поверил в байку о приехавшей из Новгорода любимой племяннице, будущей студентке вуза. А когда узнал, что это – фуфло, что девчонка – обычная проститутка, вспылил и высказал хитромудрому владивостокскому «брату» все, что он думает по поводу его гнусной шутки…
– Ладно, некогда о бабах лясы точить, – продолжал между тем, как ни в чем не бывало, бормотать старик. – Сыч сам справится. Для тебя, Ярослав, у меня есть специальное дело. Поедешь в Царское Село…
Корсак сжал кулаки: «Сейчас ты сам, падло, уедешь. На тот свет!»
Шокирующее признание вора уничтожило ту последнюю спасительную соломинку, за которую он держался и которая, как казалось Славе, наполняла его туманное во всех отношениях будущее хоть каким–то смыслом. Его натянутые, звенящие, как струна, нервы словно лопнули. Только что он хотел просто развернуться и уйти. Плюнуть. Попробовать вычеркнуть из памяти пролитую бандитскую кровь. Но прежде обязательно заглянуть к милой, очаровательной девушке по имени Лена. Чтобы сказать «до свидания» и, может быть, договориться о следующей встрече. Где, когда – уже не важно… Открыв правду о «племяннице», Ветер только что вогнал последний гвоздь в крышку своего гроба. Сейчас он избавит сходняк от лишних хлопот.
Не слушая продолжающего давать указания вора, Корсак завел руку за спину, достал из–под рубашки револьвер и молча направил его в морщинистый лоб старика.
Моментально воцарилась тишина. Три пары глаз – Моментально воцарилась тишина. Три пары глаз – одна испуганно, вторая злобно–покорно, третья испытующе, – почти не моргая, следили за Славой, то и дело переводя взгляд с его застывшего лица на черный смертоносный провал револьверного стовола.
– Мне нужны деньги. Много. Очень. И конверт, содержимого которого так боится гражданин начальник Субботин, – металлическим голосом сказал Корсак. – Даю тебе ровно полминуты на раздумья. Потом жму на курок. Я не шучу… А ты… обсос жирный… – медленно, двумя пальчиками достал волыну и выщелкнул все патроны… – Пушку на пол и пинком под кровать… Вот так… Молодец… Я жду, Ветер.
– В чем дело, Славик? – тихо спросил вор, деловито сцепив руки на груди. В глубине его мутных водянистых зрачков нельзя было прочитать ровным счетом ничего. – Ты так сильно расстроился насчет Ленки? Так она этого не стоит, поверь. Обычная блядь. Причем – с тринадцати лет… Все, что я хотел, – чтобы ты хоть на одну ночь перестал думать о плохом. Баба для этого – идеальное средство. Проверено. Гляди–ка, как крепко она тебя зацепила. – Ветер поджал губы и покачал головой. – Талант, ничего не скажешь. Просто Вера Холодная. Красносельского разлива.
– Ты теряешь время, Сергеич, – чуть качнул стволом револьвера Корсак. – Деньги и конверт.
– Кто тебе сказал про снимки? – после короткой паузы желчно выдавил вор. Бровь его дернулась, выдавая волнение.
– Тот же, кто рассказал, как ты по пьянке, обнюхавшись порошка, с потрохами выложил предавшим тебя уркам владивостокское прошлое Иваныча, – в тон старику вызывающе бросил Корсак. – Водка и кокаин высушили твои мозги, Ветер. Твой язык стал дырявым, как решето. И хуже всего, что ты – бьюсь об заклад – ни хрена не помнишь. Сходняк будет прав, посадив тебя на перо.
– Не твое собачье дело, щенок сопливый, судить меня, коронованного вора!!! – рявкнул Ветер. – Сходняк разберется сам!!! Убить вора дозволено только другому вору. Или тому, кого люди на сходняке назначат палачом. Меня пока еще никто не приговаривал! И если ты… – Ветер замолк, играя желваками. – Тебя найдут рано или поздно и кончат. Но прежде чем сдохнуть, ты сто раз пожалеешь, что вообще появился на свет!
– Не пугай. Поздно. Я плевать хотел на ваши бандитские законы, – твердо, чеканя каждое слово, сказал Корсак. – Еще два дня назад я жил в другом, кажущемся мне условно–нормальным мире, по его писаным красными буквоедами правилам. Но этот мир предал меня. Теперь мой закон – это моя совесть. Я буду жить и поступать так, как считаю нужным. Здесь и сейчас. Но для того, чтобы начать с нуля, мне, как когда–то Иванычу, тоже нужны документы и деньги. Большие деньги. И ты дашь мне и то, и другое. Вместе с компроматом на Субботина. Или умрешь. У тебя последние пятнадцать секунд на размышление, Ветер.
