Александр Золотько - Рождество по-новорусски
Браток засмеялся. Подсохшая, было, губа треснула, и на ней выступила капля крови. Словно темно-красная ягода.
– И всем на хрен не нужно, кто ты на самом деле, человек или дерьмо. Поменяют на тебе бирочку и ты вроде как изменился. Вот вы, Юрий Иванович, вы ведь сейчас все это решили со мной, потому, что у вас есть ксива и связи наверху. А если бы вы были просто прохожим, вон как тот или тот, – Браток махнул рукой на прохожих, – что бы вы смогли сделать? Что?
– Ничего, – тихо сказал Гринчук.
– То-то и оно, – выкрикнул Браток. – Есть корочка – вы все можете. Нет корочки – вы что, стали дерьмом? Вы же не изменились, только название поменяли. И я… Пока был Братком – был классным парнем, имел много друзей и подруг. А потом стал ментом и что? Я ведь им ничего не сделал.
– А ты полез к сержантам почему? – спросил Гринчук.
– Дурак потому что!
– А если бы ту девку прессовали не сержанты, а твои бывшие приятели – полез бы?
Браток промолчал.
– Подлез бы, – сказал Гринчук. – Полез бы, как миленький. И с сержантами ты сцепился потому, что почувствовал себя ментом.
– Нет.
– Хорошо, не ментом, но уже и не Братком. Понимаешь? Корочка тебя изменить не может, но ты бы ее и не взял, если бы сам не хотел. А на счет того, что мне не понять… – Гринчук потер мочку уха. – Я когда только в органы пришел, думал, что теперь все будет правильно. Шел уже после работы домой, а там в парке, зимой как раз, трое девку… Не знаю до сих пор, насиловать они ее хотели в сугробе, или просто ограбить. Я, естественно, бросился туда и схлопотал удар ножом. В сантиметре от печени. Все убежали. Девка тоже убежала. А я остался лежать в снегу. Минус двадцать, я в курточке и с дыркой… Лежал и молился, чтобы девка позвонила в милицию.
– Позвонила? – спросил Браток.
– Два раза… – усмехнулся Гринчук. – Меня священник нашел из церкви на кладбище, отец Варфоломей. Он там вечерком на лыжах катался.
– Так вот, как вы познакомились…
– Ага. А девку ту я нашел потом. Вышел из больницы и нашел. Пацанов тех троих искать не стал, а ее нашел. Спросил, почему она в милицию не позвонила. И знаешь, что она мне сказала?
– Не знаю.
– А она не знала, что я из милиции. Вот если бы я ей тогда сказал, то она позвонила бы, а так… Любит у нас народ милицию. И знаешь, что я решил после этого?
– Что?
– А я решил после этого, что больше не подставлюсь так. Никогда. И стал заниматься рукопашным спортом. И понял, что я не ради вот них, – Гринчук указал на прохожих, которые шли мимо по улице. – Я понял, что работаю ради себя. Что мне не важно, как оценивают меня эти, пострадавшие. И что мне наплевать на мнение начальства. Главное, чтобы я знал, что живу правильно. Правильно. И делаю правильные дела. И мне от этого хорошо, понимаешь? От этого, а не потому, что я мент, и что у меня есть ксива.
– А люди?
– Люди… Мне сегодня одна учительница сказала, что она сейчас своих учеников не любит. Она их жалеет. Всех.
– И вы жалеете, Юрий Иванович?
– Вот, я нашел, – закричал Трофимов, подбегая к Гринчуку. – Вот удостоверение.
Лейтенант заботливо обтер удостоверение рукавом куртки и протянул его Гринчуку.
Гринчук взял удостоверение, повертел в руке.
– Лейтенант, слетай к майору, возьми у него рапорт и принеси мне. Минута времени.
Трофимов исчез в подъезде.
Гринчук протянул удостоверение Братку:
– Берешь?
Браток посмотрел на удостоверение. Поднял глаза и встретил взгляд Гринчука.
Взял удостоверение и молча сунул его в карман.
Из подъезда вышел Трофимов, протянул бумагу Гринчуку. Тот бегло просмотрел рапорт, кивнул и спрятал его во внутренний карман.
– Майору передай, завтра я приду с проверкой. По полной программе, от порядка в помещении, до бумаг и встреч с лицами, состоящими на учете. До последней буквы. Понял?
– Понял.
– Свой рапорт о сержантах я подам сам. Майор пусть сейчас разбирается с ними как может. Я его уже предупредил о возможных вариантах.
– Хорошо, – сказал лейтенант.
– Вот хорошего, как раз, совершенно ничего и нет, – ответил Гринчук. – Свободен.
Лейтенант исчез.
– Поехали, Ваня? – предложил Гринчук.
– А участковый уже освободился? – спросила старушка, вынырнувшая откуда-то из-за угла.
– Уже, – кивнул Гринчук. – Можно заходить.
– Ага, – радостно закивала старушка, – а то сосед мой, Гришка, совсем совесть потерял.
– Может, в больницу заедем? – в машине спросил Гринчук.
– Заживет, – ответил Браток. – Все заживет.
Снова пошел снег. Быстро стемнело.
– В этом году настоящая зима, – сказал Гринчук.
– Снежная, – согласился Браток. – Куда поедем?
– А поедем мы сейчас с тобой в одно хитрое место, называется центром восстановления психических и духовных сил.
– Силы будем восстанавливать? – спросил Браток.
– Что-то типа того. Во всяком случае, постараемся поговорить с его хозяином. Ты, часом, с Альфредом Генриховичем Полозковым не знаком?
– Бог миловал, – ответил Браток. – Пусть с ним психи знакомятся.
Глава 8
Но вот психов как раз среди знакомых Альфреда Генриховича Полозкова практически не было. Или, если быть точным, среди знакомых не было официальных психов. Своих пациентов Альфред Генрихович предпочитал называть отдыхающими. Или нуждающимися в отдыхе. Ведь именно отдых они у Полозкова и получали.
Первоначально, еще в советские времена, Центр был задуман и построен как загородный пункт отдыха руководящих партийных и советских работников области. Посему здание было возведено недалеко от города в лесопарковой зоне, имело всего с десяток номеров, бассейн, зимний сад, баню, сауну и много чего еще, жизненно необходимого для отдыха руководящих работников.
Официально эта дача значилась в бумагах как спортивная база, к партии отношения вроде как бы и не имело, поэтому после победы демократических сил комплекс вначале стал коллективной собственностью, а потом частной собственностью Альфреда Генриховича Полозкова.
Естественно, он не стал создавать психиатрическую лечебницу. Лечение психов особой прибыли принести не может, решил Полозков, по этой причине Центр специализировался на двух видах услуг.
Первая – отдых и разрядка, так сказать, в стационаре. Клиент приезжал в Центр, селился в номере и жил там, в тишине и покое, столько, за сколько мог заплатить. Номера представляли собой нечто вроде отдельных квартир с кухней, столовой и жильем для обслуживающего персонала, хотя обслугу отдыхающий с собой мог и не привозить. Специалисты любых – это Альфред Генрихович подчеркивал всегда – любых профилей могли предоставить свои услуги в любое время суток.
Второй вид услуг оказывался амбулаторно. Все, кто считал, что нуждается в консультации психоаналитика или мгновенном расслаблении, а это были обычно обеспеченные дамы, приезжали в Центр, где с ними беседовали и, выражаясь прилично, близко общались. Это уже зависело от желания клиенток. На сколько это приносило облегчение, сказать было трудно, но давало изнывающим от безделья дамам возможность чем-то себя занять. Или развлечь.
Альфред Генрихович был готов на все ради клиентов. Просто на все. Даже на нарушение закона. Но в этом ему повезло не особенно. Одна такая услуга Полозкова попала в поле зрения Гринчука и привела к личному знакомству. Альфред Генрихович имел все шансы на то, чтобы сесть.
Но не сел, а преисполнился такого уважения к оперу, что неоднократно предлагал тому переехать в Центр на постоянное жительство с полным пансионом. А уж принимать Гринчука у себя в кабинете был готов в любое время. Специалистки Центра, как всегда при встречах с Гринчуком сообщал Альфред Генрихович, просто жаждут познакомиться с милиционером поближе.
Поэтому, когда Гринчук приехал в Центр, то уже через три минуты был приглашен в кабинет Полозкова. Еще пять минут понадобилось Гринчуку, чтобы объяснить Полозкову что именно от того требовалось.
Альфред Генрихович согласился не сразу. Он даже попытался что-то возразить, но Гринчук был неумолим.
– Поймите, – сказал Гринчук почти нежно, – я прошу об этом для того, чтобы свести до минимума риск для вас лично. И для ваших отдыхающих. А займет это все времени только с неделю. Самое большее.
Полозков очень не хотел соглашаться, ссылался на обязательства и свое реноме. Тогда Гринчук заметил, что именно реноме уважаемого Альфреда Генриховича сможет пострадать, если некоторые мужья узнают о том, какие именно услуги их жены получают в Центре… И пострадать может не только реноме.
Альфред Генрихович тяжело вздохнул и согласился. В конце концов, он всегда готов откликнуться на просьбу уважаемого Юрия Ивановича. Но он надеется, что Юрий Иванович…
– Надейтесь, – разрешил Юрий Иванович. – А пациент, ваш новый зам и новые работники, приедут в Центр, как я надеюсь, завтра. Сразу после обеда.
Гринчук попрощался и вышел.
