Сергей Кулаков - Особый агент
– Вы пока можете поспать, – сказал Юрий Васильевич перед тем, как скрыться в кабине. – Тут добрых два часа лету. А потом я разбужу…
– Хорошо, – отозвался Роман, пристегиваясь. – Как только наберем высоту, я сразу отключусь.
Юрий Васильевич кивнул, ушел за переборку и сел в кресло пилота. Роман со своего места видел только край его седого затылка.
Юрий Васильевич снял фуражку, потер лысину и надел наушники. Послышалось щелканье тумблеров – и почти сразу Роман ощутил мелкую вибрацию корпуса. Раздался постепенно нарастающий шум, самолет задрожал сильнее и вдруг резво покатил вперед.
Поглядывая в иллюминатор, Роман проводил взглядом проплывающий по левому крылу ангар. Самолет бежал все быстрее и быстрее. Луч прожектора над ангаром остался позади. По бокам плотно сомкнулась ночь. Освещая дорогу мощной фарой, самолет разгонялся до взлетной скорости. Ощутимо потряхивало – гравийная полоса была довольно бугристой.
Роман уже ничего не видел в иллюминатор, лишь по нарастающей скорости догадывался, что сейчас они взлетят. Вот его вдавило в кресло – «Аннушка», как ласково называл Юрий Васильевич свой «АН», успешно поднялась в воздух и начала плавно набирать высоту.
Теперь Роман видел в окне какие-то редкие огни, быстро пропадавшие позади. «Аннушка» мерно гудела, забираясь все выше в холодное звездное небо.
Роман отстегнул ремень и сел свободнее. Вскоре самолет выровнялся и пошел на одной высоте. Далеко внизу плыли неясные огни.
Юрий Васильевич был, конечно, прав. Самое лучшее сейчас для Романа – погрузиться в сон. И дорога не так тянется, и сил не мешает набраться перед походом по лесу. Все равно тут ни рожна не видать. Куда летишь – туда? – не туда? – бог его знает. Если на земле есть возможность без труда контролировать направление движения, то здесь это делать гораздо сложнее. Можно, конечно, сесть в кабину, на место второго пилота, и, сверяясь по навигационным картам, худо-бедно получать представление о том, в какую сторону идет самолет. Но не хотелось висеть над душой у милейшего Юрия Васильевича, да и в ориентирах этих поди еще разберись среди ночи. К тому же Юрий Васильевич летун бывалый, захочет обмануть и завезти прямиком к врагу – завезет, и не заметишь, как ни пыжься. Так что самое лучшее сейчас – наплевать на сомнения и – баиньки. До сих пор не сдали, авось и дальше не сдадут.
Под ровный гул самолета Роман прикрыл глаза и потихоньку начал дремать. Спать не очень хотелось. На квартире Вероники он отоспался неплохо – спасибо Михаилу Петровичу, свезшему ее из дома. Так бы вряд ли она дала ему валяться без дела на диване – мигом бы занятие нашла. Забавная девица. Слезы, обиды, какие-то пылкие заявления. Молодость, молодость… Роману скоро исполнялось тридцать семь лет – возраст вполне зрелый. Как говорится, давно не мальчик. Все эти страсти были уже для него далеки – остались где-то в прошлом, и тем более он был благодарен Веронике за то, что она считала его способным на эти студенческие чувства, вроде ревности или обиды, и таким образом позволяла ему причислять себя к людям молодым. Хотя что тут удивительного? По сравнению с Михаил Петровичем он еще – юноша, так что ее можно понять…
Затем Роман начал вспоминать подробности своего побега из дома Полякова, подумал о том неуклюжем парне, Славе, разносчике газеты «Рынки столицы». Добрался ли он до своего друга? Вдруг где-то по дороге перехватили «черные»? Запытают ведь до смерти. И сказать он им ничего путного не скажет, и отпустить они его не отпустят. Хоть бы этот дурачок все сделал правильно, по инструкции. Не ровен час, поехал к себе на квартиру, за документами, не поверив угрозам Романа. Вот и сцапают, как кошка мышку. И шлепнут, не задумаются. Как шлепнули Люсьена…
Самолет тряхнуло раз, другой. Роман повернул голову к проходу – и вдруг увидел, что из хвостовой части к нему идет Люсьен, живой, здоровый, только почему-то подстриженный наголо.
– Привет, – удивленно сказал ему Роман. – А что это у тебя с прической?
– Это? – ухмыльнулся Люсьен, и Роман с ужасом заметил, что у него нет ни одного зуба. – Да в морге подстригли, хотели делать трепанацию черепа. Потом посмотрели, что я живой, – выпустили.
– Так ты живой?
– А то!
– А зубы где?
– Черти вырвали… – прошептал Люсьен.
– Какие черти? – холодея, спросил Роман.
– Настоящие, с рогами. Как я на тот свет попал, они на меня скопом накинулись и давай зубы рвать.
– Так ты ж говоришь, что ты живой!
– Да ни черта я не живой… Ты что, не видишь?
Люсьен приблизил к нему искривившееся лицо и вдруг заплакал так, что слезы потоком потекли по его лицу. И зубы у него полезли вперед острые, вурдалачьи.
– Убил ты меня, вот что… Убил и бросил. А за это я тебя сейчас загрызу.
«Ребром ладони по кадыку… Ребром ладони по кадыку…» – лихорадочно твердил себе Роман.
Но руки окаменели и не хотели подниматься. А зубы Люсьена были все ближе, и Роман уже с омерзением увидел, как по ним сочится слюна и вместе со слезами течет по подбородку. И на месте глаза вдруг оказалась огромная кровавая дыра, сквозь которую видно было стену, почему-то ослепительно белую…
Он попытался достать пистолет, но никак не мог найти его возле себя. Люсьен уже склонился над ним, обдавая тяжелым запахом, оскалился сильнее… Роман весь просто обмяк от ужаса, не в силах шевельнуть– ся, и лишь пытался что-то сказать в свое оправдание… Но Люсьен его не слушал. Он ухватил Романа за плечо, зарычал, брызгая слюной, Роман вскрикнул – и проснулся.
– Приснилось что? – спросил Юрий Васильевич, снимая руку с его плеча.
– Да… – потряс головой Роман. – Ерунда. Где мы?
– Уже недалеко. Через двадцать минут будем на месте. Я подумал, вам нужно собраться.
– Да, да, спасибо. Что-то я заспался не ко времени.
– Так и хорошо, – улыбнулся Юрий Васильевич. – Хоть отдохнули. Ладно, я в кабину, а то у меня автопилот не очень надежный.
– Угу…
Роман потянулся, прогоняя остатки кошмара. Это к вопросу, что снится разведчикам? Да вот то и снится – вспомнить тошно. Ладно, за дело.
Самолет был чуть наклонен вправо. Согласно плану, Юрий Васильевич заходил на большую петлю. Роман придвинул к себе парашютный рюкзак, быстро, но тщательно его осмотрел. Моделька, конечно, древняя, но вполне рабочая. По-своему она понадежней нынешних новомодных спортивных моделей, которые требуют немалых профессиональных навыков. А тут дернул за колечко – и лети себе вниз помаленьку, слегка регулируя полет стропами. Не открылся первый парашют – что в принципе большая редкость, – дергай второе кольцо, запасной уж точно не подведет.
Он надел на себя парашют, затянул подвесные лямки. Нож закрепил на поясе, чтобы в случае зависания на ветках сразу перерезать стропы. В нагрудные карманы положил компас и карту. Все, готово.
Из кабины вышел Юрий Васильевич, окинул взглядом Романа, удовлетворенно кивнул.
– Тут лесок жидкий, – сказал он успокаивающе. – Деревца невысокие, так что на ветках висеть не будете. Но зато камней много, так что под ноги смотрите повнимательнее.
– Хорошо, – кивал Роман, внимательно слушая советы Юрия Васильевича. – Понял…
– Ну, еще пять минут. Присядьте на дорожку.
– И то верно.
Юрий Васильевич снова ушел в кабину. Самолет выровнялся. Роман понял, что они идут по отрезку, на котором ему предстоит десантироваться. Он сел на край кресла, упираясь в спинку парашютом, и тщательно прикинул свои действия. Прыгать с парашютом ему не доводилось уже года два, но все помнилось отлично. Да и как было забыть, если эти самые прыжки когда-то были отработаны до полного автоматизма. Курсантов Высшей школы ГРУ муштровали так, что порой начисто забывался страх высоты и думалось только о том, в какой миг надо потянуть кольцо, сверяясь со стрелкой высотомера, и как следует управлять стропами или – в обращении с «крылом» – клапанами, чтобы попасть точнехонько в такой-то квадрат. Отрабатывали и затяжные прыжки, и групповые, с приземлением и на лес, и на воду, и на горный рельеф, и на городской, летом, зимой, в дождь, в пургу, в туман, – и вдобавок все это дублировали в ночных условиях.
Самая большая проблема ночных прыжков – это, конечно, полная слепота. В темноте сверху ничего не разобрать, точку соприкосновения с землей видишь лишь в последнюю секунду, и за это короткое время нужно успеть оценить уровень опасности и принять адекватные меры. Ведь даже чуть подвернутая нога может стать серьезным препятствием к выполнению задания. Не говоря уже о более тяжелой травме. Тогда уж забудь о задании и думай о том, как тебе вообще выйти из этого леса. Бывало, что и не выходили…
Но Роман надеялся, что все пройдет благополучно. Уж больно необходимо ему было добраться до этого генерала Беляева. А затевалось что-то не просто нехорошее, а страшное – он чувствовал это всеми своими потрохами. Внутри аж звенело, когда он вспоминал «черных» людей и их безжалостную, методичную ярость. Здесь было что-то не так. Работающие за деньги наемники так себя не ведут. Они не лезут под огонь – у них задача выполнить заказ и остаться в живых. Иначе какой смысл зарабатывать деньги? А в действиях «черных» просматривался фанатизм. И какая-то необъяснимая, но хорошо прочувствованная Романом вседозволенность.
