Лев Пучков - Наша личная война
– Так будет лучше, – заверила Лейла. – Когда за спиной будут трое с автоматами стоять, доверительной беседы не получится. Более того, нам просто могут дверь не открыть.
– Ну… Тогда во двор не заходить, – выставил условие Петрушин.
– Ну Женя, ты сказал! – возмутилась Лиза. – Беседовать на улице – это моветон, друг мой…
– Это такие хреновые манеры, – поспешил выразить компетентность Вася, адресуясь к Лейле. – Когда оно, типа того, ведёт себя как последний обалдуй.
– Потрясающе! – закатила глазки Лиза. – Феноменально!
– Да ладно… – засмущался Вася. – Это ж элементарно…
– Если в доме остались одни женщины, нас могут пригласить войти, – пояснила Лейла. – Если откажемся – по нашим обычаям это как раз будет тот самый моветон, только в квадрате.
– А как вас прикрывать? – насупился Петрушин. – Мы должны вас видеть…
– Женя! – потеряла терпение Лиза. – Я вооружена. В конце концов, у меня – рация. Если что, дам длинный тон.
– Ну, не знаю, – Петрушин в нерешительности почесал затылок. – В принципе, конечно… Но не нравится мне это.
– Короче, мы сюда работать приехали или от каждого угла шарахаться? – Лиза потыкала пальцем за окно. – Посмотри, здесь всё нормально. Мирное село, не видно, что ли?
Действительно, антураж вполне располагал к некоторой беспечности. Аккуратные усадьбы, за чистенькими покрашенными заборами ни одной развалины, нигде не видно следов от пуль и прочей убойной металлургии. В центре села официально торчит купол мечети, как бы надзирает за порядком и благочестием. Тихо вокруг, откуда-то доносится музыка, люди спокойно ходят. Неподалёку кучка ребятишек с деревянными автоматами и саблями в войнушку играют. Кто у них за «федералов» играет, а кто за «духов» – непонятно, но все одинаково используют автоматы и сабли в качестве дубинок.
– Ну, ладно, – махнул рукой Петрушин. – Только всё время держи ручку на рации. Если что – сразу тон, и тут же обе падаете. Годится?
– Годится, – Лиза облегчённо вздохнула. – Ну, поехали, благословясь…
И поехали. Всего в списке было шестнадцать адресов, а самих вдов – больше, в некоторых усадьбах проживали по две, а совсем в некоторых – и по три. Суровая статистика двух войн.
Кое-где управлялись совсем быстро: калитка распахнулась, показалось лицо, во все стороны глазами – шмыг! На лице – вопросительная враждебность, особое внимание на машину. Пять вопросов, три ответа, пара неопределённых пожиманий плечами – калитка захлопнулась. Кое-где задерживались подольше, в створе калитки возникало некое подобие диалога. В двух усадьбах пригласили войти. Мы нервничали, выжидая, Вася ёрзал как на иголках, Петрушин, как всегда, был флегматично мрачен. Однако всё обошлось. Когда список перевалил на второй десяток, мы уже привыкли к режиму работы и слегка расслабились. Было тихо, неких незримых агрессивных флюидов, о которых принято говорить в таких случаях, никто не ощущал.
По миновании двенадцатого адреса можно было заметить, что Елизавета наша всё больше впадает в задумчивость и морщит лобик.
– Товарищей в курс когда будем вводить? – намекнул я. – Как вообще успехи?
– Да так себе – пополам.
– В смысле?
– Какая-то нездоровая коммерческая активность у них тут. Надо будет потом уточнить.
– А конкретнее?
– Из двенадцати пять отсутствуют, – пояснила Лиза. – Якобы в Турцию уехали, за вещами на продажу. Характерно, что все пять – однообразно, в Турцию, а не ещё куда-то. Общаются неохотно, в детали вдаваться не желают. На простой вопрос о турагентстве никто ответить не может. Понятия, мол, не имеют, услугами какого турагентства эти отсутствующие вдовушки пользовались. Просто уехали, и всё тут. Отговариваются тем, что вдовы женщины самостоятельные, сами по себе гуляют, куда хотят, не докладываются.
– А по-моему, ничего особенного, – с минуту поразмышляв, сказал я. – Взрослые женщины, как-то крутятся, на жизнь зарабатывают… Вон как Лейла – сама себе хозяйка, куда хочет, туда и едет. Правильно?
– Не совсем, – покачала головой Лейла. – Если женщина живёт одна, тем более в городе – тогда правильно. Если же она живёт в семье погибшего мужа – а так зачастую и бывает, – тогда она во всём слушается главу этого рода и старших женщин. Отца мужа, мать мужа, старшую сестру. Решение об отправке вдовы в «челночный рейс» для поправки бюджета семьи принимается на семейном совете. Тут вольностей никто не потерпит. Потом: билеты, документы, оформление – обычно этим занимается кто-то из мужчин семьи, это не женское дело.
– А если мужиков нету? Такое ведь случается?
– Случается. Но там, где мы были, – везде есть мужчины.
– А при вашем появлении они все разом выходили во двор и строились в колонну по три, – мило пошутил Петрушин. – Чтобы вы могли полюбоваться на них и сделать вывод: мужики есть. Да?
– Нет, никто не выходил, – Лейла прыснула – видимо, представила себе, как бы могло выглядеть этакое непотребство.
– А тогда откуда инфо? – прицепился дотошный Вася.
– Откуда – что?
– Информация, – перевёл я. – Васе интересно, как вы определили, что мужики в наличии в каждом проверяемом адресе.
– Списки, – Лейла тряхнула в воздухе затянутыми в скоросшиватель листками. – Глава администрации дал полный состав семей.
– Ну, вообще! – признал Вася. – Ты тут в авторитете, да?
– Да не я, – поправила Лейла. – А знакомый, по просьбе которого давали информацию. Со мной бы никто и говорить не стал. Я женщина. Тем более – вдова. Человек второго сорта.
– Не говори глупостей, – в голосе Петрушина явственно звякнули рыцарские нотки. – Такая женщина… Гхм… Такая…
– Короче – погнали дальше, пусть полковник со всем этим разбирается, – прервал боевого брата Вася. – Давайте быстро добьём оставшихся и встанем где-нибудь в укрытии, пообедаем. А то уже и так весь распорядок мне поломали…
В четырнадцатом по списку адресе наших дам опять пригласили в усадьбу. Мы уже не нервничали, сидели спокойно и ждали.
Дамы слегка задерживались. Через приспущенные окна в салон машины проникал дивный аромат чего-то жареного и наверняка жутко вкусного. Обедать хотелось больше, чем жить. Вася поминутно глотал слюну и косился на пакеты с провиантом – того и гляди, бросится.
– Да что они там… – Петрушин нажал кнопку передачи и вопросительно кашлянул в рацию.
– Минутку, – раздался голос Лизы. – Всё в порядке, я сейчас…
Через минуту Лиза возникла в проёме калитки и зазывно помахала рукой. За спиной её маячил какой-то дед.
– Что за новости? – нахмурился Петрушин, раскрывая дверь «УАЗа».
– Нас обедать приглашают, – доложила Лиза, кивнув в сторону деда. – Хорошие люди.
– Да, давай, захады! – подтвердил дед, выходя на улицу – теперь оказалось, что он на костыле и с деревянной ногой. Инвалид, короче. Какой войны – непонятно.
– Исключено, – помотал головой Петрушин. – Обед у нас с собой. Зови Лилю, и поехали.
– Женя!
– Я сказал. Два адреса по-быстрому отработаем и встанем на обед. Ну?
– Жень, ты чего такой трудный?! – Лиза боевито подбоченилась и отставила ножку в сторону. – Думаешь, я совсем глупая, чтобы тащить вас куда попало? У них сын в местном ОМОНе служит. Они молятся каждый день, чтобы войска не вывели. Люди от чистого сердца приглашают!
– Гхм-кхм… – Вася усиленно двигал ноздрями, впитывая доносящийся из-за забора аппетитный запах чего-то такого жареного. А может, двух жареных. Или трёх… – Гхм… А может…
Петрушин покосился на Васю, покачал головой и обратился ко мне:
– Что думаешь?
– Думаю… – я посмотрел на Васю. Это он у нас штатный барометр, чует опасность за версту. Сейчас этот барометр был явно не в состоянии адекватно оценивать ситуацию – пищевые ароматы забивали всё напрочь. – Думаю, ситуация неоднозначна…
– Сто лет не пробовал нормального домашнего обеда, – пробормотал Вася, продолжая плотоядно шевелить ноздрями и задумчиво смотреть на забор. – Вроде мирно тут. Вон куры кудахчут…
Да, откуда-то из глубины двора квохтали куры. Вот корова мыкнула, лениво так, вопросительно, недовольная тем, что её потревожили. Наверное, сена засыпали… Всё здесь было как-то доброжелательно, отовсюду навевало этакой сельскохозяйственной пасторалью…
– Понятно… Сколько там мужиков? – уточнил готовый сдаться Петрушин.
– Половина! – Лиза уже была готова приступить к скандалу. – Что вас ещё интересует?
– Не понял? – нахмурился Петрушин. – В смысле – «половина»?
– Там целая банда. Вот этот дед-инвалид – полмужика, две старухи и молодуха – жена сына-омоновца, – Лиза презрительно оттопырила нижнюю губу. – Щас навалятся, скрутят нашего робкого предводителя и…
– Зачэм такой гаварыш, э? – укоризненно попенял Лизе дед, распахивая ворота. – Сам ты баньда! Давай, заизжай, зачэм улица стаиш? Там всё астываит! Такой бкусный жижиг-чорпа – сабсэм свежжий барян, такой чепелгаш – такой никогда не ел, да!
