Курт Пфёч - Танковая бойня под Прохоровкой. Эсэсовцы в огне
– Эрнст, кто, по-твоему, едет нам навстречу? Я имею в виду, с кем мы должны будем драться и сколько их будет? Какое соотношение, какие силы стоят против нас?
– Думаю, Цыпленок, сейчас будет все не так, как в прежней великой стратегии. Как ты думаешь, Дори?
– Иван, – улыбнулся Дори и щелкнул пальцами. – Есть у тебя еще сигарета, Эрнст?
– Садитесь, Дори, – улыбнулся Эрнст, – вы получаете единицу. Следующий вопрос: что за иван? Какой род войск? Какие дивизии?
Дори повесил сигарету в уголке рта и ответил:
– Значит, я сейчас играю роль генштабиста? Сначала мы опрокинули гвардейских стрелков. Потом иван нанес отвлекающие удары 1-й гвардейской танковой армией. Последними он угробил механизированные полки. Пушечное мясо! Их сожгли, чтобы выиграть время. Время… – Он задумался, стряхнул пепел и поднял руку с вытянутым вверх указательным пальцем: – Время для стоящей дальше на востоке армии. Теперь понятно?
– Понятно, – буркнул Эрнст, а Блондин кивнул.
– Так как Иван знает, что мы на полном газу рвемся вперед, то он не станет против нас бросать пехотинцев или степных наездников с плетками. Остались только танковые дивизии. Ясно? Твой третий вопрос, Цыпленок, о силах и численности! На него ответить проще всего. Если мы бьем тремя дивизиями, то у ивана – минимум шесть. Это нормально, или, как говорит Эрнст, этому учит опыт. Вывод: противник, с которым мы будем иметь дело в районе «Н» во время «Ч», будет танковой армией, по-видимому, гвардейской! Всё!
Эрнст рассмеялся:
– Вот это класс! Дори, великолепно! И тебя до сих пор не отправили в Брауншвейг, в юнкерскую школу?!
Дори надулся, выпрямился, сидя за рулем, и гордо выпятил грудь. Он неряшливо стряхнул пепел, и ветер отнес его на куртку Блондина.
– Эй, Дори, поосторожней, прожжешь мне куртку!
– Все лучше, чем задницу! – рассмеялся он в ответ. – Еще есть вопросы, Цыпленок?
– Да. Еще один. Теперь, господа обер-стратеги, вы должны мне сказать, когда это начнется.
Эрнст махнул рукой, а Дори только посмеялся:
– Чем быстрее мы едем, тем раньше ты получишь ответ.
«Брюки тоже делают уже ненадолго. Дыра на колене обеспечивает вентиляцию, так же как и разошедшийся шов сбоку. В левом кармане дыра. Хорошо еще, что у меня нет денег. При военном окладе – тоже неудивительно, так как это просто ничто, если подумать, что за них приходится делать. Дурацкое слово – военный оклад. Плата за военную службу. Кто присягал прусскому знамени, кроме личных вещей, больше ничего не имел. Этому мы еще в пимпфах научились. И с тех пор до сегодняшнего дня ничего не изменилось! Ремни снаряжения еще в порядке. Сухарная сумка мешает и давит, когда сидишь. Краюха хлеба, кусок сухой колбасы. Две пачки «Юно». Пачка «Шокаколы». Столовый прибор, маленькие ножницы, немного погнутая металлическая расческа – вот, пожалуй, и все. Фляга самый нужный, а штык самый бесполезный предмет. Лопатка – вещь хорошая, впрочем, если только она не складная. Складная – это просто игрушка для ящика с песком. Самая ненужная вещь – это противогаз в футляре. Его используют обычно как Эрнст – в качестве контейнера для хранения жратвы. Плащ-палатка и котелок, притороченные ремнями к штурмовому снаряжению, так же нужны, как и большие карманы, но зачем нужно штурмовое снаряжение? Идти в атаку лучше безо всякого снаряжения, а для штурма полевой кухни вполне достаточно котелка. Плащ-палатка – для палатки, но кто их сейчас ставит? «В поле лагерем палатки…» – эти времена прошли. Когда идет дождь, тогда нужен брезент, особенно весной и осенью, когда вода течет из сапог. А сейчас, в июле, когда жарко и сухо… – он посмотрел на солнце, – нет, дождя не видно».
– Что-нибудь случилось, Цыпленок?
– Нет, дождя не видно.
Непонимающее лицо Эрнста, озабоченный взгляд Дори – это длилось немного, пока они опять не приняли свое обычное выражение.
– Ты слышал, Дори?
– Ущипни меня, Эрнст, чтобы я проснулся, потому что об этом можно только мечтать. Ты что, сдурел? Не так сильно!
Эрнст разочарованно покачал головой, потянул воздух и при этом простонал:
– Дождем и не пахнет, Дори, тебе показалось. У нас война, и едем мы на огромную бойню. А наш отличный солдат не может сказать ничего другого, кроме «дождя не видно»!
Блондин хотел что-то сказать, объяснить, начал было…
– Спокойно, Цыпленок, молчи. Главное – не волнуйся. И это пройдет, это только моментальный приступ душевного смятения.
– Может, отвезем его в госпиталь, Эрнст?
– Ты не прав. Провести остатки своей молодой, полной надежд жизни в сумасшедшем доме? Это хуже, чем в «ЛАГе».
– Но Хансу надо доложить.
Эрнст кивнул, лицо его было совершенно серьезно:
– Но в смягченной форме, Дори, иначе мы потеряем веру в подрастающее поколение.
– Веру в Германию, Эрнст!
– В Великую Германию!
«Бессмысленно, – Блондин упал на свое сиденье, – бессмысленно что-нибудь говорить. Бессмысленно что-то объяснять этим идиотам. Один раз подумать вслух, и начинается! Они бы подтрунивали надо мной, даже если бы я был генералом или дедушкой. Они просто рады и счастливы, когда кого-нибудь подкалывают. Самый молодой – он же самый глупый. Для старых мешков всегда должен быть кто-то, на кого бы они выпускали накопившийся пар. Единственная правильная реакция – это молчание. Не возражать, не ругаться и не злиться. Это все только ухудшит дело. Этого они только и ждут. Если не поддерживать их глупости, то у них к ним пропадает интерес и они сами перестают ими заниматься. Просто сделать так, как будто ничего не случилось. Смеяться, ничего не говорить и дурачиться вместе с ними». Блондин снова осмотрел дырку и разошедшийся шов на брюках, уселся глубже на сиденье. Задул легкий ветерок. Шлейф пыли от колонны отнесло в сторону от дороги. Как в поезде: все переходят на ту сторону, куда не отлетает дым локомотива, чтобы можно было посмотреть ландшафт. Можно съесть кусочек шоколада, позволить себе сигаретку и просто осматривать окрестности.
Он достал жестяную баночку «Шокаколы» из сухарной сумки, почти торжественно открыл ее, отломил большой кусок шоколада, прижал бумагу и снова закрыл баночку. Он с наслаждением откусил кусочек, выпрямился, сел так, что можно было положить голову на спинку сиденья, чтобы медленно, полужуя, полурассасывая, плавить шоколад во рту. Когда он был готов и приобрел сливочный вкус, лучший в послевкусии, довольный, он подумал: «Съесть все или часть оставить? У меня три пачки. Три полные пачки! Это такое количество, которого у меня никогда за всю мою службу не было! Раз в жизни взять и вычистить всю банку и раз в жизни насытиться! Сейчас я это могу сделать. А что будет завтра – черт его знает, и, кроме того, у меня будут еще две!» Пока он с наслаждением съедал кусочек за кусочком, он смотрел через запыленное стекло на окружающую местность, на июльское солнце, не обращая внимания на слова своих попутчиков. «Все равно – такое отношение единственное, которое помогает, единственно верное в мире, в этом мире. Все отбросить от себя – это тоже искусство. Пачки «Шокаколы» и двух хороших друзей достаточно, чтобы быть счастливым. Как мало все же надо человеку для счастья. Или это много? – Он выбросил куда-то пустую баночку. – Мало? Нет, два друга – это много, даже очень много!»
Вечером выдавали боеприпасы и устроили прием пищи. Паек сигарет был как в постную среду. Люди ругались. Командир взвода вызвал командира отделения. Когда Длинный Ханс вернулся, Эрнст проворчал:
– У него такие короткие шаги, как будто он боится что-то сказать.
Длинный прислонился к вездеходу и позвал солдат своего отделения:
– Сегодня ночью, самое позднее – ранним утром мы доедем до района Прохоровки. Там будем ждать контрудара русской 5-й гвардейской танковой армии. Она должна была ударить нам во фланг. Поэтому мы и повернули. Если с ней разберемся – ивану больше нечем будет крыть!
Солдаты молчали, только Эрнст пробубнил:
– Разве мы уже как-то раз это не слышали?
Ханс проигнорировал реплику и продолжал:
– Далеко правее нас пробиваются три сотни танков из Сухопутных войск. Если они своевременно придут к Прохоровке, то иван окажется в клещах. Еще вопросы?
Пауль, словно в школе, поднял руку:
– А если они своевременно не придут?
– Тогда придется все сделать самим!
– А мы, естественно, сильнее, или…?
– Не заблуждайся, Эрнст. С танками из Сухопутных войск наши силы будут приблизительно равны.
– Будут! Приблизительно! А черт, лизни меня в…!
– А если это будет тот тип новых «Пантер», то мы дождемся их к Рождеству!
– Заткнись, Камбала! Мы вообще с танками никак не завязаны. Мы обращаем внимание только на пехоту, ясно?! Хватит дебатировать! Два часа поспать, потом всем по машинам. Разойдись!
Они побрели к своим автомобилям. Эрнст засунул обе руки глубоко в карманы и даже забыл про курение.
