Курт Пфёч - Танковая бойня под Прохоровкой. Эсэсовцы в огне
Он затушил окурок, сполз в окоп, согнул ноги, положил голову на руки и стал ждать, когда придет сон. Война дала Передышку. Кто знает, как надолго.
День восьмой 9 июля 1943 года
В 2.30, вскоре после того как небо стало светлеть, они поехали дальше. Отделение высокого унтершарфюрера было усилено четырьмя солдатами – остатками другого отделения. Они были знакомы. Керле-Керле – юморист из Гессена, никто не знал его по имени, заменил Уни. Его приятель Фляше из Рёна сразу же взялся за переноску ящиков с пулеметными лентами для Петера. Камбалу снова низвели до уровня простого стрелка. При этом никаких протестов он не высказывал. А Керле-Керле был назначен вторым номером к пулемету Петера. Третьего все звали пимпфом. Таким он и был. Блондину он понравился с первого взгляда, очевидно, потому, что напоминал ему его самого – худой, высокий, а стальной шлем так смешно сидел на его стриженой голове, будто был на два размера меньше. Ханс сразу же подтрунивал над всеми особенностями. При кратком представлении новичков он показал большим пальцем на редкую манеру Пимпфа носить каску, сказав при этом:
– Раньше он хотел стать парашютистом, но оказался слишком длинным для прыжков с малой высоты. Прекратить!
Четвертый был из Восточной Пруссии. Он совсем не соответствовал обычным представлениям о выходцах из этой местности о том, что они грубы, неуклюжи и неразговорчивы. Он больше походил на Камбалу, острый на язык, веселый и живой, излучающий оптимизм, что уже было почти преступным. Его кличка была Шалопай.
Солнце появилось из-за горизонта.
Они ехали и жевали с упоенными лицами «особые пайки», которые Эрнст привез из ночного рейда. Блондин получил три пачки сигарет «Юно» и пачку «Шокаколы». Когда Блондин хотел разузнать подробности, Дори сунул ему, смеясь, в зубы толстую шайбу копченой колбасы и прошептал:
– Тс-сс! Цыпленок! Ничего не говори. Враг подслушивает!
А Эрнст проворчал:
– А вообще, мы разве куда-то ездили, Дори? Это же была бы самовольная отлучка?
Они ехали, курили сигареты, сыто и довольно встречая наступающее утро, пока насытившийся Эрнст снова не осмотрел округу и удивленно не ткнул Дори в бок так, что тот выругался и вильнул рулем.
– Дори, мы неправильно едем!
Дори повернулся к Блондину:
– Ему плохо, Цыпленок. Долгое воздержание, и вдруг – копченая колбаса, это не перенесет…
– Мы не туда едем, Дори!
Дори завращал глазами, словно корова, когда гремит гром, и возмутился:
– Неправильно? Но я еду за Хансом, парень!
– Тогда он едет не туда!
Тут Дори окончательно потерял терпение:
– Передо мной едет Ханс! Перед нами едет рота, понял? Батальон, полк, и не знаю, что там еще. Так?
– Так, да не так.
– Перестань, Эрнст, со своими дурацкими так – не так!
– Почему ведущий колонну должен ехать неправильно? Эрнст, ты можешь нам по-хорошему объяснить свою стратегическую критику? – Блондин сделал ударение на «по-хорошему» и плотоядно улыбнулся.
– Лучше «по-хорошему» посмотрите на солнце, – показал Эрнст вперед. – Видишь, где рассвет, Цыпленок? Перед нами. Понял?
И когда он увидел непонимающее лицо Блондина и качающего головой Дори, он хлопнул ладонью себя по коленке:
– Да вы просто тупые, господа! Мы едем на восток! Понятно вам? На восток!
Дори и Блондин по-прежнему ничего не понимали, и Эрнст перешел с диалекта на хохдойч:
– Мы скачем на восток, господа. А цель нашего наступления Обоянь находится на севере! Поняли вы, наконец? Мы едем на восток, вместо того чтобы двигаться на север! Что-то сгнило, господа!
Некоторое время они молчали. Слева слышалась канонада. Дори первым пришел в себя от неожиданности и продолжил разговор:
– Нам надо было не заниматься «организацией», а поболтать с моим другом-связистом, тогда бы мы знали больше.
– Тогда бы нечего было жрать.
– Но мы бы точно знали, в чем дело.
– Что-то одно надо выбирать, Дори.
– Могу отдать должное Эрнсту, он прав, – улыбнулся Блондин.
– Отдай к тому же и свою горчицу, чтобы не казалось, что ты такой же глупый, как и я. Хорошо, самое главное – наш военный гений при нас. – При этом локоть Дори ткнул Эрнста в бок. То есть он хотел толкнуть его в бок, но попал в его противогазный футляр. Эрнст злорадно рассмеялся и подмигнул Блондину:
– К двум дуракам должен быть и третий…
Дори и Блондин рассмеялись и почти одновременно сказали:
– Дурак.
Эрнст неожиданно перекосил лицо, поднял обе руки, как будто собирался сдаваться, и заявил:
– Третий должен наблюдать, чтобы первые два болвана не стали законченными идиотами.
Когда они наконец снова успокоились, Блондин предложил:
– Давайте-ка это обдумаем.
– Я весь в напряжении! – ответил Эрнст.
– Направление удара было на север, на Обоянь, – рассуждал Блондин. – Обоянь была или остается ключевой позицией. После нее между нами и Курском ничего не остается. Значит, после Обояни надо было слегка повернуть на северо-восток. Пока все понятно. Или что-то не так?
– Да, а что сейчас? – проворчал Эрнст.
– Сейчас мы едем на восток еще до того, как миновали Обоянь. – Дори почти ритмично застучал кулаком по рулю. – Я думаю, Эрнст, что ты был прав, назвав нас дураками, хотя я должен следить за дорогой, а не за солнцем.
– Значит, полное изменение первоначального плана операции?
– Молодец, Цыпленок, я думаю, что так. А теперь начнется, – рассмеялся Эрнст.
– Что начнется?
– Именно в этом и весь вопрос! Эх ты, старый служака! Почему взяли все войска и бросили в другое место?!
Все замолчали. Блондин притянул верхнюю губу к носу:
– Может быть, нас сняли с направления главного удара? Вчера канонада была у нас на правом фланге. Может быть, там что-то не получилось? Или что-то не так?
– Или? – Эрнст с сомнением покачал головой. – Н-да, Цыпленок. Канонада была далеко позади нас. Ночью было тихо. Зато теперь канонада слева от нас! Да, Цыпленок, решение не найдено! Кроме того, Дори едет очень быстро. Вся дивизия давит на полную железку! У меня есть один ответ.
– Какой?
– Что-то случилось на востоке, и это важнее, чем Обоянь!
– Ты думаешь?
– Думаю, Цыпленок. Я думаю, что на востоке что-то есть. Что-то настолько опасное для нашего фланга, что Обоянь нам пришлось бросить. Я думаю, русские резервы! Резервы, более многочисленные и сильные, чем вчера. Поэтому мы на них и повернули. Да. Вот что, наверное, должно быть. Мы сначала должны расправиться с новыми иванами, иначе они сделают из нас свинью.
– Это звучит не очень-то оптимистично, Эрнст.
– Да, – кивнул он, – у нас большие потери. Первый день нам дорого обошелся. У нас еще ничего, а от 1-й роты осталось не больше взвода, и в 3-й дела обстоят не лучше. – И он заговорил очень серьезно и с правильным произношением:
– На основе моего опыта дело выглядит так: мы понесли большие потери и через пару дней опять у нас будут большие потери. А иван? У него в распоряжении – резервы. Такие, о которых мы можем только мечтать. Половина немецкой дивизии против трех свежих русских дивизий. Вот как выглядит дело! – Он достал пачку и дал из нее по сигарете Дори и Блондину. Прикуривая, он еще проворчал:
– Закурим по одной, пока для этого еще хватает времени.
Темп марша был необычайно высоким. Все выглядело так, как будто надо было выиграть гонки. Солдаты подозревали, что наступает решающий момент. У них был на это нюх. Насколько решающим будет этот момент, было известно немногим. У немцев это знал генерал-полковник Герман Гот. У русских – генерал П. А. Ротмистров, командующий выдвигающейся 5-й гвардейской танковой армией.
Они ехали и думали каждый о своем. Дори смотрел на дорогу. Эрнст грыз ноготь. Блондин притянул к носу верхнюю губу. Они не знали, где проходит финишная линия этих гонок. И если бы им сказали, что она где-то в районе Прохоровки, вряд ли кто-нибудь из них придал этому значение. Это название поначалу им ничего не говорило. Пока ничего!
А если бы кто-то ответил на вопрос «Когда?»: «Приблизительно через сорок восемь часов», то они кивнули бы головами и проворчали: «Да, времени еще много, кто знает, что до этого еще может случиться». То, чем Прохоровка станет для них через сорок восемь часов, у них пока не было никакого представления. Пока никакого!День девятый 10 июля 1943 года
Они ехали настолько быстро, насколько позволяли машины. И было так, как будто в день накануне битвы под Курском: гигантский сжатый танковый кулак словно клином рассекал пространство в восточном направлении. Блондин с удивлением отметил, что отвратительного чувства в желудке не возникло. Наоборот, он почти ничего не чувствовал. Получила ли удар его тонкая стенка живота? Была ли виновата трезвая и типичная для Эрнста оценка настоящей и будущей обстановки в том, что он спокойный и почти расслабленный сидел в машине на заднем сиденье, или безразличие, тупое восприятие неизбежных фактов, наплевательское чувство было сильнее тянущего ощущения в желудке? С одной стороны, ему было все равно, кто и что едет им навстречу. С другой стороны, оставалось любопытство, желание узнать, с кем предстоит встретиться на этот раз. От этого ничего не менялось, но было бы все же лучше, если знать, что там, с востока, катится навстречу ударному клину войск СС. При некоторых логических действиях и с помощью верхней губы и носа, конечно же, это можно прояснить. Почему Эрнст всегда попадает в самую точку? Когда он в ходе своих размышлений пришел к приемлемому, как ему кажется, результату, то решил проверить его на деле:
