Сломанные крылья рейха - Александр Александрович Тамоников
– Возьми себя в руки, – Карел положил ладонь майору на плечо. – Это война, а на войне солдаты погибают.
– Я в порядке, не переживай, – тихо ответил Сосновский. – Только вот один я остался. Поможешь мне в последний раз?
– Почему в последний? – улыбнулся Карел. – Ты сражаешься с нацистами, я сражаюсь с нацистами. Правильно? Говори, что нужно.
…Утром, когда закончился обход и выздоравливающие солдаты разбрелись по процедурам, во двор госпиталя въехал и остановился зеленый фургон. За рулем сидел Карел в форме немецкого ефрейтора и барабанил пальцами по баранке. Рядом с ним – Сосновский. Михаил точно рассчитал, что к ним никто не подойдет. В вермахте майор – это величина. К нему просто так не обратишься, сигаретку не стрельнешь.
Сосновский вышел из машины и легко взбежал по ступеням в вестибюль госпиталя. Врачи, медсестры, санитары расступались, вежливо здоровались с берлинским гостем. Те, кто был в форме, отдавали честь.
– Где господин Цигглер? – громко поинтересовался Сосновский.
Ему ответили, что герр доктор у себя в кабинете. Подозвав двоих санитаров, Сосновский подошел к палате, где лежал Черняев. Приказав принести носилки, Михаил подошел к кровати Ивана, подмигнул ему и велел санитарам осторожно спустить раненого в фургон. Ефрейтор покажет, как это сделать.
Приказание было выполнено точно и быстро. Убедившись, глядя из окна, что санитары справились с заданием, Сосновский направился к кабинету Цигглера и без стука вошел к нему. Персонал поспешил покинуть коридор, чтобы не слышать разговор начальника госпиталя с берлинским майором.
– Герр Цигглер! – Сосновский не спеша прошел через весь кабинет к столу главного врача. – Я пришел узнать, как ваше здоровье после вчерашнего посещения ресторана. Вы не очень хорошо выглядите. Честно говоря, я тоже не в самом лучшем расположении духа. Мы с вами вчера откровенно перебрали!
– О, мне сказали, что это вы меня вчера сюда доставили, господин майор, – смутился Цигглер. – Я благодарен вам. Право, не стоило так беспокоиться. Мой водитель прекрасно справился бы и один.
– Безусловно, герр Цигглер, безусловно! – улыбнулся Сосновский и пошел к двери. – А что касается нашей договоренности и вашей просьбы, то я все выполню, как и обещал. Сразу же по возвращении в Берлин, дорогой Отто!
Цигглер нахмурил лоб, судорожно вспоминая, о чем же таком он вчера просил майора и что тот обещал для него сделать. О ужас! Отто Цигглер не помнил ровным счетом ничего! И это фамильярное «дорогой Отто»!
Дверь еще не закрылась, и на весь коридор пронеслось:
– До вечера, дорогой Отто, вечером, как обычно, увидимся в ресторане!
Сбежав по лестнице во двор, Сосновский уселся на переднее сиденье рядом с водителем, и машина выкатилась на улицу. Сняв фуражку, Михаил вытер вспотевший лоб и, повернувшись в салон фургона, сказал Черняеву по-русски:
– Быстрее, Иван Афанасьевич, снимайте бинты и переодевайтесь. Бросьте этот ваш больничный халат. Там под носилками вы найдете ботинки.
Машина свернула на ближайшем перекрестке и двинулась в сторону выезда из города. Карел объяснил, что выезжать по городскому шоссе не стоит. Машины там могут проверять. Он остановится сразу за парком, они пройдут около двух километров пустырем, там их будут ждать. Когда они с Карелом планировали это похищение, Сосновский рассчитывал, что отвезет Черняева на городскую квартиру, которую он снял вчера вечером у подслеповатого старого чеха на неделю для прибывающего в Прагу командированного инженера.
– Мы так с тобой не планировали, – насторожился Сосновский.
– Извини, но я не знал, что все изменится. Нас встретят и помогут. На машине опасно. А еще тебя кое-кто хочет видеть. – Последние слова были сказаны немного весело и даже торжественно.
Когда Карел свернул на узкую неприметную улочку, Сосновский увидел, как из арки двора вышли двое: мужчина и женщина. «Да это же… – Михаил наклонился вперед и ухватился руками за приборную панель. – Шелестов!»
– Вот видишь, я знал, что ты обрадуешься, – улыбнулся довольный чех и остановил машину.
Радостный Сосновский выскочил из кабины. Не хотелось при посторонних показывать свои чувства. Он пожал руку Ласточке, потом Шелестову, не удержался и обнял товарища.
– Что с ребятами? Карел рассказал, что немцы взорвали тоннель, когда Виктор и Борис были там! Что известно?
– Пошли в дом, – обняв Сосновского за плечи, ответил Шелестов. – Да, они пытались разведать путь в подземные цеха через тоннель, которым прошел Иван. Немцы атаковали, и что там произошло, неизвестно, после взрыва все обвалилось. Насколько серьезно, мы не знаем. Немцы там выставили пост. Пошли, мы тут с Яном и Ласточкой собрали группу. Надо принимать решение. Ты молодец, лихо Черняева из госпиталя выдернул.
– Значит, ты уже знаешь, что Герду задержали на заводе?
В большой комнате, кроме Ласточки и бородатого Яна, было еще двое. Навстречу вошедшим поднялся молодой чернявый парень в кожанке и с готовностью протянул руку.
– Душан, – представился он. – Мы пришли вам помогать!
– Леош, – пожал Сосновскому руку коренастый седовласый мужчина. – Будем сражаться вместе.
Хлопнула дверь, в комнату вернулся Карел, объявив, что фургон ребята отогнали и спрячут его, чтобы не мозолил немцам глаза. Все равно ведь поймут, что их обманули. Не сегодня, так завтра или через пару дней.
Все расселись вокруг большого овального стола, покрытого потрепанной, некогда очень красивой скатертью с узорами.
Ян откашлялся и заговорил:
– Ну вот, прибыл и последний наш русский товарищ. Мы с вами собрались здесь, чтобы спланировать наши дальнейшие действия. Двое русских, скорее всего, погибли в тоннеле. На самом заводе в подземных его цехах есть человек, который должен был собрать необходимые секретные чертежи, чтобы передать советскому командованию. Ситуация, очевидно, изменилась. Немцы, узнав о тоннеле, усилят охрану, и просто так вывезти чертежи не удастся. Кроме того, есть основания считать, что немцы больше никого не выпустят из подземелья и в дальнейшем просто всех уничтожат. Прошу говорить по порядку. Обменяемся мнениями.
– Дорогой Ян, – поднялся из-за стола Шелестов. – Мы очень благодарны вам за помощь, но вы должны понимать, что иного выхода, как прорыв на завод с боем, у нас нет. Это будет бой, тяжелый, кровавый, с большим потерями. Мы не щадим своих жизней, наша армия три года бьет фашистов, гонит их на запад, в логово, где и прикончит. Никто из нас не думает о смерти, мы просто сражаемся там, где нам велят наши командиры и наши сердца. Если вы примете другое решение, мы поймем и не осудим.
– Решение только одно, командир, – вставила Ласточка, – идти в бой вместе с
