Владимир Михановский - Вершины держат небо
Лучше оставить силенок для последней схватки, тем более, что они, судя по тому, что перестали стрелять, вознамерились взять его живым. Ну, так просто он не дастся.
Принял решение – и сразу стало легче. По крайней мере, появилась определенность – когда и в каком именно месте он, скорее всего, погибнет, постаравшись, кого получится, прихватить на тот свет.
Вот выемка между двумя выступами – он заметил ее в пляшущем луче чужого фонарика. Здесь удобно прислониться спиной и подождать минутку-другую, пока боевики с ним поравняются.
…Петрашевский прислонился спиной… и вдруг почувствовал, что летит в пустоту. Ощущение не из приятных, когда вдруг теряешь опору, которая казалась надежной.
* * *Охранники застыли в недоумении. Переглянулись. Человек, которого они преследовали и вот-вот должны были схватить, внезапно исчез, как будто растворился в воздухе.
Они остервенело шарили впереди лучами своих фонариков, но все усилия были напрасны: диверсант пропал.
– Шайтан его забрал.
– Не иначе.
– Эй! – на всякий случай крикнул Магомед. – Выходи сюда, не прячься там.
– Ничего тебе не сделаем, – добавил второй.
Оба, однако, знали, что на дороге, много раз ими хоженой-перехоженой, никаких убежищ не было, и спрятаться на ней негде.
– Не верю я в шайтана.
– И я.
– Может, на землю лег?
– Хитрый, собака.
– Пойдем.
– Никуда он не денется.
Боевики со всеми мерами предосторожности подошли к месту, где несколько минут назад находился преследуемый. На всякий случай, потопали по земле.
– Исчез.
– Сквозь землю провалился.
Остановившись между двух выступов, нависающих из стены, они коротко посовещались, что делать дальше.
– Я придумал, – сказал Магомед.
– Ну?
– Никто не знает, кроме нас с тобой, что здесь появился чужак. Правильно, брат?
– Правильно.
– И что мы его упустили, тоже не знает никто.
– Согласен.
– А значит, с нас и взятки гладки, – сделал логический вывод тезка пророка.
– Но мы не должны никому говорить о встрече…
– Вот это я и хотел тебе сказать! – воскликнул Магомед. – Если будем держать язык за зубами, к нам никто не сумеет придраться, и наше дело в шляпе.
– Погоди-ка. А как же вода?
– Что вода?
– Что, если вода в трубе окажется отравленной?
– Это дело начальства. Пусть у него голова болит, на то оно и начальство.
На том и порешили.
* * *Едва разведчик прислонился к стенке подземного хода, как она провалилась под ним – легко и беззвучно, словно во сне, и он упал спиной в пустоту.
Кусок стенки прямоугольной формы, пропустив человека, в то же мгновение столь же беззвучно, послушный стальной пружине, снова вернулся на прежнее место.
Петрашевский лежал на спине, некоторое время приходя в себя после испытанной неожиданности. Немного прислушался, затем осветил осторожно фонариком окружающее пространство. Он находился в узком рукаве, отделенный стенкой от своих преследователей. Дверная стенка наверняка была тонкой, поэтому нельзя было производить никакого шума, чтобы не обнаружить себя.
Найти дверцу с противоположной стороны, если не знать точно, где она находится, было невозможно.
Выходит, чокнутый гость с Альфы Центавра говорил правду!.. То-то он несколько раз повторял о боковом ходе, который ведет… Да, точно: не куда-нибудь, а прямиком в «бабье царство». Может, и это таинственное царство тоже существует на самом деле?..
Совсем рядом, сразу за тонкой дверцей, он услышал разговор двух охранников на чеченском языке. Если им взбредет в голову обстукивать и ощупывать стены подземного хода, они наверняка наткнутся на вход, тогда он погиб.
Однако подняться, чтобы уйти в глубину, подальше от опасного места, он опасался: малейший произведенный при этом шум мог оказаться гибельным.
Оставалось ждать, пока боевики уйдут.
Хорошо еще, что потайная дверца оказалась не запертой, что не понадобилось к ней ни ключа, ни секретного пароля, типа, как там – он усмехнулся:
– Сезам, отворись!
А что, вся эта история и впрямь сильно смахивает на приключения Али-Бабы, если бы все это не происходило на самом деле, и не с кем-нибудь, а с ним, полковником Петрашевским.
Через минуту он оказался невольным подслушивателем разговора своих преследователей.
Собственно, ничего нового для себя из этого разговора Николай не узнал, он и сам о многом догадывался. Боевики считают его за диверсанта, который неизвестно каким образом проник в их святая святых. Что ж, в каком-то смысле это так и есть.
Понял Петрашевский и то, что, если охранники его упустят, им грозят крупные неприятности, и что стрелки они неважнецкие – во всяком случае, до классных снайперов им далеко, и еще много не очень интересных для него деталей.
Не понял он только одного: о каком отравлении и какого водопровода идет речь? Но самое странное, что это отравление они почему-то приписывали именно ему. Он затаился.
Если боевики именно его, Николая, подозревают в отравлении водопровода, то в случае поимки ему, ясное дело, не поздоровится.
Оставалось ждать.
Мысли Петрашевского поменяли направление. Он задумался: как могло оказаться, что боевики, обитающие в подземелье, можно сказать, его хозяева, не знают о существовании потайного хода? Тем более, если именно здесь, где-то рядом, расположены их серьезные военные объекты? Наверняка ведь у них имеются новейшие подземные карты, с недавно прорытыми ходами.
И тут его осенило: карты!
…Ему припомнилась груда штабных бумаг, которые они, группа разведчиков-диверсантов, захватили в здании бывшей школы при неудачной попытке захватить в плен первого президента Ичкерии Джохара Дудаева.
Правильно говорил его знакомый майор, заядлый биллиардист:
– Хорошие удары не пропадают!
А это был хороший удар, видит бог. Хороший, несмотря на то, что в тот раз Дудаев ускользнул. Зато всю свою группу, по сути попавшую в ловушку, он сумел вывести целой и невредимой, да еще захватил кучу штабных документов и старых подземных карт Грозного.
Генерал Матейченков сказал, что среди них есть очень важные документы, и он, как всегда, оказался прав, хотя штабные сообщили, что теперь эти бумаги никому не нужны.
А вот и нужны, и нужны, если можно так выразиться, своим отсутствием у мятежников. По всей вероятности, этот подземный потайной переход, в котором он сейчас находится, был показан только на тех картах Грозного, которые они похитили. Потому-то и не оказалось этого перехода на новых картах подземелья, которыми пользовались боевики.
Верно, хорошие удары не пропадают зря.
Боевики снаружи еще некоторое время препирались и рассуждали, как им выбраться из создавшейся ситуации. Наконец они пришли к Соломонову решению: никому не говорить, что они обнаружили вражеского разведчика, но по собственной нерасторопности упустили его, когда тот был уже по сути в их руках.
Петрашевский мысленно поздравил их, а заодно и себя, с мудрым решением: тем самым охранники облегчили не только свою жизнь, но заодно и его.
Голоса снаружи смолкли, а вскоре послышались и удаляющиеся шаги. Разведчик выждал для верности еще некоторое время, затем поднялся и двинулся по рукаву вперед, в неизвестность.
* * *Петрашевский полз, отдыхал и снова полз. Ниоткуда не доносилось ни звука.
Иногда он включал фонарик, чтобы разглядеть близлежащий участок дороги, но старался делать это не очень часто – так, на всякий случай. Неожиданность можно было ожидать на каждом шагу.
Полз же он потому, что пришел к выводу – такой способ передвижения ему наиболее подходит: потолок в новом переходе был низок, а идти все время в полусогнутом состоянии было нелегко, к тому же он то и дело задевал головой потолок.
Его не тревожили мысли, как он будет выбираться отсюда. Сначала нужно собрать как можно больше информации, а там видно будет.
Иван Иванович показывал ему и даже давал почитать интереснейшую книгу – «Православный календарь», из которой Николай почерпнул много для себя нового. И не только происхождение русских имен и существо различных православных праздников.
В книге были обширные отрывки из библии, и Петрашевский, к стыду своему никогда прежде не державший ее в руках, с изумлением открывал новый для себя мир – мир духовной жизни наших далеких предков.
И сейчас, передвигаясь по узкому подземному рукаву, ведущему в неизвестность, он повторял про себя мудрый отрывок из прочитанного «Православного календаря»:
– Даст бог день, даст и пищу.
В самом деле, для чего беспокоиться о том, до чего еще предстоит дожить? Потом будет видно: даст бог день, даст и пищу.
В рукаве было душно. «И впрямь здесь, как в рукаве шубы», – подумал разведчик. Но все-таки, сообразил он, свежий воздух откуда-то должен был поступать, иначе бы он просто задохнулся.
Петрашевский настолько устал ползти, что не было сил, да и желания, отогнуть на руке куртку и, направив луч фонарика, посмотреть на часы. Он полз почти механически, ни о чем не думая.
