Евгений Сухов - Кровник смотрящего
Подойдя вплотную к Косматому, Константин злобно прошипел:
— Где общак?!
— Какой еще общак? — удивленно вскинулся Петр.
— Тот самый, что должен был прибыть в Польшу сегодня утром! — все так же свирепо продолжил Тарантул.
Косматый нервно улыбнулся. Он начинал осознавать, что произошло нечто страшное. Вытащив из кармана фотографию, Константин поднес ее к самым глазам Петра.
— Ты вот эту рожу знаешь?
— Да… Это Шатун.
— Кто он такой? Откуда взялся? — спросил Варяг.
— Мы с ним вместе в воркутинской крытке парились. Косяков на нем не висело. Правильный пацан был.
— Правильный, говоришь?
— О чем базар?! — вскипел Косматый.
— Ты не суетись, здесь толковище решает, — напомнил Тарантул. Косматый нервно сглотнул слюну. Значит, все-таки толковище. — Этот твой правильный пацан завалил всю общаковскую братву и сделал ноги вместе с кассой!
Лицо Косматого застыло.
— Не может быть!
— Что я, по-твоему, фуфло, что ли, толкаю?! — вскипел Тарантул, подаваясь вперед. — Эту тварь видели, когда он из вагона грузил брезентовые мешки! В них лавэ были! С ним было еще каких-то два хрена и молодая бикса!
— Ты знал об этом? — спокойно спросил Владислав.
— Нет, — тихо ответил Косматый. — Стал бы я тогда здесь с бабой разлеживаться.
— Тоже верно, — заметил Варяг. — Как же ты просмотрел эту крысу?
Толковище больше напоминало откровенный разговор. Никто не хмурил бровей, не повышал голоса, но легче от этого не становилось. Косматый был искренне удручен. Сейчас он представлял собой сплошной комок нервов, и от каждого слова, брошенного в его сторону, на его загривке поднимались волосы.
Было видно, что случившееся он переживает тяжело. Понимает, что вряд ли ему удастся отмыться, если Шатун не будет найден.
Но толковище есть толковище, и травить баланду здесь не принято. Следовало детально рассмотреть проступок Косматого, чтобы вынести суровый вердикт.
— Он тебе макли впарил, а ты и уши развесил? — негромко укорил Косматого Рябой, вор, за плечами которого было пять лет крытки и десять годков усиленного режима.
Самое интересное, что в его внешности не было ничего зловещего. На пальцах ни одной выколотой точки (к чему особые приметы!), на месте выбитых зубов — дорогая керамика. Внешне он напоминал инженера-физика из какого-нибудь научно-исследовательского института, и только когда Рябой начинал говорить, выяснялась вся несостоятельность первого впечатления. Чувствовалось, что общаешься с человеком, за плечами которого немалый жизненный опыт и который как никто знает цену слову. Может быть, поэтому он больше молчал.
Среди своих Рябой отличался необыкновенной принципиальностью. Десять лет назад, уже будучи в статусе вора в законе, он лично убил на киче мужика, осмелившегося посягнуть на авторитет законных. Не пожелав сухариться, он отпарился до самого звонка. Таких людей с ноткой недоумения в голосе называют «утюгами». Но именно на них и держатся воровские законы.
Чаще всего за вора парится «сухарь», лицо, не обремененное большим сроком. А за принятый крест «сухарник» получает не только уважение от сокамерников, но и дополнительный грев из общака.
Уголовная элита не забывает своих подвижников.
— Ведь своим в доску был, — неуверенно оправдывался Косматый. — Грел я его… Все-таки земляк. За вторым столом сидел… Ведь путевым был, бля буду! — не без некоторого усилия выдавил из себя сильную клятву Косматый.
Последние десять лет Косматый просидел за первым столом, как и надлежит хозяину хаты. Это место для него стало настолько привычным, что ему казалось, будто он всегда сидел здесь. Однако это было не так. В действительности путь был длинный, и прошло долгих пять, прежде чем с пятого стола он перебрался за первый, сделавшись впоследствии неукоснительным авторитетом.
У Шатуна путь в авторитеты был значительно короче. Едва перешагнув порог камеры, он, благодаря знакомству с Косматым, был посажен за второй стол. В иерархии хаты люди, сидящие здесь, отстают от авторитетов всего лишь на одну ступень. Так что многие неприятности, с которыми порой сталкиваются первоходки, Шатуна обошли стороной. А следовало бы ему побыть шнырем да поутюжить языком биндюгу!
Эх, кабы знать!
— Значит, ты, говоришь, бля буду? — сурово переспросил вор с погонялом Яшка Дадон.
— Ну, — поднял на него глаза Косматый.
— Про вологодский изолятор Шатун тебе ничего не рассказывал?
— Нет, а что?
— Я там внакладку с Шатуном торчал.
— К чему гнешь? — напрягся Косматый.
— А вот к чему… Весь наш базар следаки знали! Мы тогда все репу чесали, что за индюк между нами затесался. Потом просекли… Шатун это был! А когда мы хотели его порешить, так его, гниду, сразу куда-то выдернули. А ты говоришь, бля буду! Мы ведь за это и спросить можем, — перевел он взгляд на остальных воров.
За все время разговора Варяг произнес всего лишь несколько фраз. Казалось, что он был равнодушен к происходящему. Устроившись в удобном кресле, он методично подкидывал на столе коробок со спичками, и когда тот становился на попа, то уголки его губ победно вздрагивали.
Толковище не праздный разговор. Следовало выносить решение, и последнее слово оставалось за Варягом.
— Вот что, — рука смотрящего накрыла упавший коробок. Игра была закончена. — Мы тут не кобылу у цыгана ищем, а делом занимаемся. Кстати, ты не думаешь трюмануться? — как-то уж очень по-свойски спросил Варяг. Вот даже улыбнулся. Мол, пропала пара миллионов баксов? Подумаешь, какие пустяки!
Косматый успел прекрасно изучить Варяга. Самые суровые решения тот выносил именно с такой вот располагающей улыбкой. Вор помнил случай, когда после подобного толковища Владислав с весьма доброжелательным видом протянул приговоренному ствол с одним патроном, пообещав впоследствии похоронить его по-человечески. У приговоренного так и не хватило духа нажать на курок. Когда отведенное время истекло, он продолжал сидеть в пустой комнате, обхватив голову руками.
В подобных делах уговаривать не принято, а потому среди воров тотчас выбрали получателя, который прострелил бесталанную головушку ссученного.
Лучше бы уж приговоренный сделал это самостоятельно, тогда бы хоть похоронили по-человечески. А так закопали на окраине кладбища и даже креста не поставили.
Косматый покрылся испариной. Он всерьез опасался, что Варяг, со своей неизменной улыбкой, вложит ему в ладонь пушку и едко полюбопытствует: «Знаешь, для чего?»
Уж у него бы хватило мужества нажать на курок. Выстрелил бы себе в лоб, не сходя с места. Как говорится, на миру и смерть красна!
Косматый сглотнул горький ком и заговорил хрипло, будто давился словами:
— Режь меня на куски, Варяг, виноват! — в отчаянии произнес Косматый. — Ну кто знал, что он такой сукой окажется!
— А ведь должен был знать, — спокойно заметил Владислав, — на то ты и смотрящий.
Косматый еще раз нервно сглотнул слюну.
— Что делать, Варяг?
Владислав невесело улыбнулся:
— А делать тебе ничего не нужно. За тебя это сделают другие.
— Дашь по рогам? Форшмака из меня хочешь сделать?
Владислав отрицательно покачал головой:
— Тебе так легко не отделаться. — Сунув руку в карман, Варяг вытащил лист бумаги, сложенный вчетверо. — Читай!
Косматый опасливо взял бумагу, аккуратно развернул. Кадык его нервно дернулся. Несколько минут он читал свой приговор, под которым стояли подписи двух десятков воров.
— Лесовик тоже? — поднял он скорбный взгляд на Владислава.
— Как видишь.
— Я же с ним на малолетке… Кентами большими были. Не было той дачки, чтобы я с ним не поделил. Э-эх!
— Сам виноват.
— Варяг, у меня просьба будет.
— Говори, попробую уважить.
— Может, я сам… того, уйду… А то мне как-то западло с получателем.
— Косматый, решал не я, толковище постановило. Не догадываешься, кто твой получатель?
Косматый поежился.
— Откуда же?
Повернувшись к двери, Владислав громко позвал:
— Лесовик, заходи.
Дверь тотчас открылась, и в комнату вошел худой мужчина с темным обветренный лицом:
— Привет, Гена…
— Здравствуй, Лесовик. Вот, значит, как оно получается. Не ожидал… Жаль, что этим человеком будешь ты.
— Мне это тоже не в кайф, но что поделаешь, так на толковище решили.
— Я знаю. Не в претензии. Сколько же мы не виделись? Года четыре, наверное, будет?
— Нет, пять с половиной. — Вытащив нож, Лесовик сказал: — Со мной нож, мне с ним как-то сподручней… Я как-то все по старинке. Если и умирать вору, так только от ножа. Так как-то подостойнее, что ли, будет. Может, ты бутылку водки хочешь? На сухую оно как-то страшнее, — пожалел старого приятеля Лесовик.
