Последняя капля - Александр Сергеевич Конторович
Кстати…
Да, брючного ремня у меня не оказалось (а ведь был!). Хорошо, что хоть кроссовки на ногах безшнурковые, с эластичным верхом. Ни носового платка, ни расчёски… не говоря уж о карманной когтекусалке-ногтеобрезалке. Собственно говоря, в карманах не осталось вообще ничего. Да, здешние хозяева парни предусмотрительные! Всё учли! Никаких раковин, а уж, тем более — унитазов тут тоже не имелось.
Дверь.
Обычная, железная, типа квартирной, но, разумеется попроще и без всякой отделки. Открывается наружу.
В центре двери имеется, зарешёченное в мелкую клетку, отверстие. Дверца, которая его прикрывает в настоящий момент, открывается наружу и сейчас, разумеется, заперта.
Не скажу, чтобы меня это обрадовало. Но и слезами горючими я заливаться не стал. Раз сразу не грохнули — значит, зачем-то я им тут нужен. Живым. Во всяком случае — пока… А вот где моя милая жёнушка… вопрос!
Понятное дело, что вместе нас не посадили бы в одну камеру — такое только в индийских мелодрамах встречается. Но я пока не находил ни одной причины, по которой Марию могли бы похитить. Права собственности на дом?
Смешно — это же не роскошная вилла какая-нибудь…
Машина — ещё смешней.
Встретивший нас на дороге джип стоил, по меньшей мере, впятеро дороже. Громадного вклада в банке не имеется, секретами не владеет…
Значит, целью похищения она не является.
Уже хорошо!
Стучать в дверь и требовать объяснений я не стал — смысл?
«Я буду жаловаться в ООН!» — да, хоть куда, родной!
Тот, у кого ключ от двери в настоящий момент — и есть тут высшая властная инстанция.
Он — и тот, кто за ним стоит, они и обладают тут полной — и ничем не ограниченной, властью. Захотят — дверь откроется, тогда и поговорим.
Не захотят… хм… не думаю, что они настолько уж заинтересованы в моём здравии, чтобы заказывать мне обеды из ресторана. Могут и попросту на всё это забить.
Но — зачем-то ведь меня сюда затащили?
Значит — дверь вскорости откроется… А, раз так, то заваливаюсь на койку и жду. Еды не несут, так что, пока и поспать можно.
По всем канонам я сейчас должен осматривать свою камеру и лихорадочно искать возможность побега или то, что можно использовать в качестве оружия. Должен… но ничего такого не делаю. Почему?
Хм… ну, как вам сказать…
Может быть, потому, что толку в этом не будет?
Не настолько уж местные хозяева круглые идиоты, чтобы посадить меня в камеру с незапертой (я проверял!) дверью или оставить под койкой финский нож.
А вот глазок видеокамеры в углу — я заметил.
И постарался виду не подавать. Ну, насколько это вообще возможно в данных условиях. Именно поэтому делаю вид, что сплю — так меньше шансов время от времени поглядывать в сторону камеры. Почему люди так делают? А хрен его знает… но я сам такое не раз видел. Знает человек про присутствие камеры — и постоянно на неё посматривает. Рефлекс, что ли, какой-то у людей так проявляется?
Не знаю.
Но актёр из меня неважный, так что, проще всего делать вид, что сплю — так естественнее.
Похоже, что данная тактика возымела-таки действие — через полчаса замок на двери щёлкнул, и она чуток приоткрылась.
— На выход!
Не по-русски…
Поднимаюсь, потираю ладонями лицо (пусть тот, кто сидит у камеры, думает, что я вправду спал…) и топаю к двери.
В коридоре парочка конкретных таких обломов. Без оружия, но с приличными дубинками на поясе. То есть, навалять мне, в случае чего, могут основательно.
Учтём.
Мне молча кивают направо — пошёл!
Не упираюсь, поворачиваюсь в нужную сторону. Опять-таки — все против устоявшихся канонов. Мне полагалось бы тотчас же на стражу напасть, вырубить их, забрать оружие (это дубинки, что ли?) и пробиваться… куда?
А про Марию забыли? Я — нет.
И поэтому молча топаю по коридору.
Справа по ходу ещё двери. Закрытые, разумеется.
А около одной конкретно так натоптано. Не грязью, а характерные такие следы… это смазка. Точнее — её остатки, которые иногда остаются на подошвах обуви у неопытных курсантов.
Непонятно?
Ну, вот, пришёл такой персонаж со стрельбища, стал чистить оружие. А по растяпости или неумению, промасленную ветошь иногда роняют на землю. Нечасто — но такое случается. И топает ногами по уроненной тряпке неумеха. Бывает, что и масло прольёт… А потом тащит какой-то груз на склад. Асфальт или земля — не страшно, там следы от масла на подошвах не так заметны. А вот на цементном или бетонном полу… Зачем мне эти подробности с е й ч а с? А фиг знает… вот такой вот я — глазастый, да любопытный.
Проходим по коридору дальше (кстати, напротив той самой двери ещё камера на стене висит), поднимаемся наверх, второй этаж…
— Присаживайтесь! — кивает мне на стул у стены Димитр Енев.
Ничуть, кстати, меня его появление не удивило, чего-то подобного я и ожидал.
— Сразу скажу! — приподнимает он раскрытую ладонь в предупредительном жесте. — Идея пригласить вас сюда — и именно таким образом, исходит не от меня! Это, если хотите знать, моё руководство. Сами понимаете, что спорить с высоким начальством как-то вот… ну, не самая удачная затея…
— Понимаю. Но зачем я вам тут потребовался? Да ещё столь экстравагантным способом? Могли бы и так пригласить.
— Моё руководство пришло к выводу, что вы, скорее всего, откажетесь…
— И тогда вы прибегли…
— Увы! — разводит он руками. — Ничего личного, но вы должны меня понять. Я, кстати, читал одну из ваших книг! Э-э-э… «Наездники скалистых гор», вот! Мне даже понравилось!
— Всадники, — машинально поправляю его. — Не наездники, всадники.
«Про Чечню книга, — мысленно отмечаю я. — Не самая моя лучшая, но, как говорили, достаточно жёсткая».
— Возможно, — соглашается Енев. — Не стану спорить. Кстати, именно эта книга убедила меня в том, что вы можете быть нам полезным.
«Знать бы — в чём⁈»
Похоже, что моё изумление явственно отобразилось на лице, что и было замечено собеседником.
— Вы же бывший офицер русской армии?
— Да, — наклоняю голову в знак согласия.
— Ваша страна ведёт войну. И вы, как офицер, должны ведь были ей помочь, так?
— Так.
— Но — вы остались здесь… И никуда не поехали?
