Джек Хиггинс - День расплаты

— Саймон, — воскликнул он. — Это вы?

И начал спускаться по лестнице. Я спросил его:

— Где ваши служащие?

— Я дал им свободный день. Подумал, так будет лучше, когда мне позвонил Фергюсон. А где он сам, кстати?

— Скоро будет.

Он снял очки, тщательно их протер, снова надел и придирчиво осмотрел меня.

— Они там не очень мучили вас?

— На Скартосе? — Я покачал головой. — Хватило и того, что я там был. Как ваш бизнес?

Он развел руками в непередаваемом жесте и двинулся к офису на другой конец склада.

— Что я могу сказать? Мир день ото дня становится все более жестоким.

Мы зашли в тесный захламленный кабинет; он извлек бутылку самого дрянного английского шерри и плеснул в стаканы по паре глотков. На вкус это было что-то вроде сладкой олифы, но я все же мужественно выпил.

— Этот Фергюсон, — сказал он, прикончив свою порцию, — просто дьявол. Хладнокровный, расчетливый дьявол.

— Ну, этот-то наверняка знает, что хочет.

— Он шантажировал меня, Саймон. Меня, который уже столько лет гражданин этой страны! Я плачу налоги, разве нет? И примерно себя веду. Когда эти ирландские психи подкатились ко мне со сделкой, я тут же сообщил властям.

— Весьма похвально, — отозвался я и налил себе еще один стакан жуткого пойла.

— И какую же благодарность я получил? Этот Фергюсон заявляется сюда и дает мне задание. Или я играю в ту игру, но по его правилам, или я лишаюсь лицензии на торговлю. Как вам это понравится? И это британская законность?

— Очень похоже на нее, — ответил я.

Он начал злиться, но виду не подал.

— Почему вы все превращаете в шутку, Саймон? Разве положение, в которое мы попали, так уж смешно? И смерть тоже смешна?

— Единственный способ для разумного человека остаться нормальным в мире, который сходит с ума.

Он обдумал мои слова и выдавил одну из своих хитрых улыбочек:

— Может быть, вы будете от этого что-то иметь. Я попробую, определенно попробую, но куда подевался этот Фергюсон?

— Он скоро будет. Скоро вы узнаете самое худшее.

Я уселся на край стола и взял из ящичка сандалового дерева турецкую сигарету, которые он держал для особо важных клиентов.

— Что у вас есть из такого, что работало бы с глушителем? Но только чтобы хорошо работало.

Он сразу встрепенулся: начинался бизнес.

— Пистолет или что-нибудь еще?

— И еще автомат.

— Так пойдемте вниз. Думаю, что смогу подобрать вам то, что нужно.

Автоматы «Стен Mk IIS» были разработаны во время войны специально для диверсантов и партизанских отрядов. Они также с большим успехом применялись британскими войсками для ночной патрульной службы во время корейской войны.

«Стен» был и остался замечательным оружием; его глушитель делал звук выстрела почти неслышным. Единственным звуком при стрельбе было клацанье затвора, когда он ходил назад и вперед, но его трудно было услышать с расстояния примерно в двадцать ярдов.

В свое время их изготовили гораздо больше, чем пустили в дело, и для меня осталось загадкой, почему их стали так мало выпускать в последующие годы — это было уникальное оружие в своем классе.

И вот внизу, в тире Мейера, я держал в руках совершенно новый автомат. Передо мной, в дальнем конце тира, стояли в ряд мишени — фигуры солдат неизвестной национальности, в натуральную величину, одетые в маскировочную форму. Я разрядил тридцатидвухпатронный магазин по первым пяти, ведя ствол слева направо. Было непривычно видеть, как пули рвали мишени, и слышать только стук ходящего затвора.

Мейер заметил:

— Помните, стрелять длинными очередями можно только при крайней необходимости. Они быстро перегреваются.

Об этом я и без того знал, потому что пользовался этой штукой в Корее; но я промолчал, положил автомат и спросил:

— А что насчет пистолета?

Я подумал, что он должен быть доволен собой, и увидел, как он достал жестяную коробку, открыл ее и вытащил оттуда обычный автоматический пистолет, у которого был только непривычного вида ствол.

— Я мог бы отдать что угодно за эту маленькую штучку, — заявил он. — Пистолет из коммунистического Китая. Калибр 7,65 миллиметра.

Такого я действительно никогда не видел.

— Как он работает?

Оказалось, пистолет был сделан довольно изобретательно. Работал в полуавтоматическом режиме, и тогда слышались только звуки работы механизма и выбрасывателя стреляных гильз, но можно было стрелять и одиночными выстрелами, тоже совершенно без шума.

Я расстрелял на пробу пару обойм. Мейер спросил:

— Нравится?

Но нам помешали звуки шагов на лестнице, и из темноты возник Фергюсон. На нем был двубортный серый костюм, тот же самый академический галстук и шляпа-котелок. В руках он держал кейс.

— Вот вы где, — сказал он. — Что все это значит?

Он прошел вперед, поставил кейс на стол, взял у меня пистолет, небрежно прицелился и выстрелил. Как я ожидал, так и вышло: пуля угодила не в плечо и не в руку мишени — прямиком в живот. Жестоко, зато наверняка.

Он положил пистолет на стол и посмотрел на ручные часы:

— У меня ровно десять минут. Потом я должен быть в министерстве, так что перейдем к делу. Мейер, вы уже все сообщили ему?

— Вы же сказали, чтобы я подождал вас.

— Вот я здесь.

— О'кей. — Мейер пожал плечами и повернулся ко мне. — У меня вчера была последняя встреча с лондонским агентом этих людей. Я сказал ему, что есть возможность переправить товар через город Обан.

— Есть возможность? — вмешался я. — Но это очень трудно сделать сейчас, как, впрочем, и всегда.

Мейер продолжал, будто я его не прерывал:

— Я договорился, что вы будете моим представителем в этом деле. Предварительная встреча назначена на вечер понедельника в Белфасте. Они ждут нас двоих.

— Кто они такие?

— Точно не знаю. Может быть, будет сам официальный лидер ИРА, Майкл Корк.

Я бросил взгляд на генерала:

— Это и есть ваш Коротышка?

— Может быть, — ответил тот, — но мы сами точно не знаем. Что мы с уверенностью можем сказать, так это то, что вы должны добиться известного прямого влияния на него, что бы ни случилось.

— Что мне делать до понедельника?

— Поедете в Обан и раздобудете хороший катер. — Он открыл кейс, достал конверт и бросил его на стол. — Здесь тысяча фунтов. Так сказать, оборотные средства. — Потом он обернулся к Мейеру: — Я понимаю, что это сущая мелочь для человека вашего полета, мистер Мейер, но мы хотели быть с вами честными.

Мейер быстро положил руку на конверт.

— Деньги — важное дело, генерал. Не позволяйте никому одурачить себя. Я никогда в жизни не погнушаюсь тысячей.

Фергюсон снова обратился ко мне:

— Мне представляется, самое подходящее место для высадки — на севере антримского побережья, там Мейер снимет дом. Он будет связным между нами, как только вы появитесь с этими людьми.

— А вы сами тоже собираетесь быть там?

— Неподалеку, если понадоблюсь, но одну вещь я хочу особо оговорить. Ни при каких обстоятельствах вы не должны вступать в контакт с местными военными или полицейскими властями.

— Что бы ни случилось?

— Полагайтесь только на себя, Саймон, думайте сами, как поступать. Я помогу вам, чем смогу, в нужный момент, но до этого...

— Что ж, я уловил. Предстоит веселенькая работенка, и большие начальники снисходительно похлопают мне, если я справлюсь.

— И смешают вас с грязью, если наоборот, — продолжил он и потрепал меня по плечу. — Но я вполне уверен в вас, Саймон. Все пройдет успешно, вот увидите.

— Пока что я не вижу причины, почему будет именно так, но все равно, благодарю вас за доверие.

Он закрыл кейс и взял его.

— Запомните еще одно. Майкл Корк вполне может оказаться что называется «революционером старой закваски», и я думаю, что правы те, кто так считает. Иными словами, он и ему подобные допускают избиение невинных в политических целях.

— То есть он убьет меня, если потребуется, это вы стараетесь мне втолковать?

— Не колеблясь, твердой рукой. — Он положил руку мне на плечо. — Мне надо спешить; обещайте только еще одно.

— Что же?

— Достаньте приличное оружие, — он взял бесшумный пистолет, взвесил его в руке и бросил обратно на стол, — взамен этой гонконгской халтуры.

— Этот, кстати, из Пекина, — ответил я.

— Невелика разница, — с готовностью заметил он и исчез в темноте. Мы слышали, как он спустился по лестнице; потом все стихло.

Разволновавшийся Мейер забегал по офису взад и вперед, нелепо размахивая руками:

— Он всегда заставляет меня чувствовать себя неловко. Зачем ему это надо?

— Он ходил в школу, которую некоторые люди называют приличной. А вы не ходили.

— Ерунда, — ответил он. — Вот вы тоже ходили в приличную школу, но я себя с вами прекрасно ощущаю.

— Моя мать была ирландка, если помните. Вот почему я сохранил чувство такта.