Игорь Срибный - ПУТНИК часть I
- Ничё-ничё! – ответил урядник. – Ты нам коротко поведай…
- Осенью 1918 года мы через всю Рассею-матушку прибыли в Даурию, где Туземный конный корпус преобразовывался в Азиатскую конную дивизию под командованием барона фон Унгерна. Барон тогда фактически являлся полновластным властителем Даурии. Мы своею сотней влились в его дивизию. Но Унгерн желал восстановления монархий и борьбы с революциями в Азии, начиная от Маньчжурии, Монголии и Китая и дальше на запад. Для этого он даже вступил в брак с принцессой Цзи Цин.
В августе мы покинули Даурию и ушли в Монголию, занятую красными китайскими войсками.
Подойдя к столице Монголии Урге, наши части штурмовали город, но с ходу взять его не смогли и отошли с потерями.
После поражения войско Унгерна отошло в верховья реки Керулен, выбив оттуда китайцев. Здесь Унгерн получил поддержку всех слоев монгольского населения. Нам тащили мясо, кумыс, шкуры, халаты монгольские дорогие, лишь бы мы били китайцев. Полгода мы простояли под Ургой, и только в феврале этого года смогли разгромить китайцев и взять город. Потом было большое сражение на реке Харухын-гол. Несколько сотен наших казаков встретили несколько тысяч китайских солдат. Китайцы были разбиты, часть сдалась, а часть прорвалась на юг в Китай. И тогда только мы пошли в Ургу.
В Урге барон Унгерн торжественно посадил на трон великого хана Монголии своего ставленника Богдо-хана. За заслуги перед Монголией Унгерн был пожалован титулом, дай Бог памяти, дархан-хошой-чин-вана, что это значит, я вам не могу сказать, позабыл ужо. Ну, а многие подчинённые барона получили титулы монгольских князей. На самом деле Барон Унгерн, а не Богдо-хан стал властителем Монголии.
- И пошто ж ты ушел от ево, коли так все гладко складывалося в Монголии?
- Да в том-то и дело, братцы, что не гладко. Барону стало энтого мало, вишь, и порешил он идти на Россию. Но только ступили мы в земли рассейские, под Новодмитриевкой нас в пух и прах раздолбали красные броневики, и мы опять отошли в Монголию. Унгерн стал снова собирать монголов в поход на Россию. Однако монголы не хотели воевать на чужой земле. Они помогли бежать некоторым офицерам, которые были против похода. Но чтобы выйти совсем из борьбы, командир дивизиона личной охраны барона Сундуй с подчиненными захватили Унгерна, связали его и сдали его красным из отряда бывшего штабс-капитана Щетинкина. Ну вот, а нас разъезды красных и китайцев рассеяли по пустыне и начали выбивать поодиночке…
- Да-а, братец, знатно ты помотался по белу цвету… - урядник рукоятью нагайки сбил папаху на глаза. Некоторое время он молчал, покачиваясь в стременах и что-то обдумывая.
- А конь-то строевой у тебя, хороший конь, - урядник хищно зыркнул на Орлика из-под низко надвинутой папахи. – Зачем тебе дома строевой конь? Давай мы тебе за него двух хороших обозных битюгов дадим. Пахать – то, ты как на ем будешь?
- Конь этот мне жизнь спасал в бою неоднократно. Он мне – родная душа. Ты ж сам казак, зачем такие разговоры ведешь? Ты-то сам отдашь кому свово коня?
- Правильно гутаришь, казак, молодец! – урядник широко улыбнулся. – А документики свои все ж покажь. Посмотрим, кто ты есть такой, казак удалой.
Путник ранее всем показывал справку, подписанную бароном Унгерном, в которую писарь вписал его казаком, зная, что в России бьют офицеров и дворян. Но сейчас, чтоб не возник более разговор об обмене коня, выудил из потайного кармана офицерское удостоверение. И этим совершил ошибку, едва не стоившую ему жизни…
- Э-э, господин хорунжий, Георгиевский кавалер, я, конечно, звиняюся, но придется вам пройтить с нами в штаб, - пряча удостоверение в свой нагрудный карман, совсем другим голосом пропел урядник.
- Братья – казаки, - взмолился Путник. – Отпустите домой, Христа ради! Навоевался я за пятнадцать лет по горло. Домой хочу, родителей своих живыми застать хочу!
- Не могем мы, господин хорунжий, - ответил урядник. – У нас команда: всех офицеров, каких найдем – до штабу. Не хватает офицеров, повыбили красные. Ты уж звиняй, казаче, не наша то прихоть…
- Дайте хоть на рынок зайти, гостинцев родителям наменять.
- Да не скоро, я так думаю, ты родителей-то увидишь, - ухмыльнулся урядник. – Как погоны оденешь, так и пошло – поехало! Сегодня здесь – завтра там. Сегодня мы буденовцам жопу надрали, завтра, глядишь, они – нам. Веселуха, одначе!
- Семеныч, - вдруг хмуро сказал пожилой казак со шрамом от сабельного удара на скуле. – Давай отпустим хорунжего. Чего ты издеваешься над офицером? Он, что мог, отдал уже России. Пускай домой идеть…
- Да вот хрен тебе, Мажаров, на всю морду! – вдруг озлобился урядник. – Я тожить с девятьсот четырнадцатого года с коня не слезал! Тожить Егория и три медали имею! Но я служу! И служить буду, пока нечисть красную с Дону не выбьем! И он нехай служит! Тем боле – офицер!
Казак Мажаров только сплюнул под ноги коню урядника и стал разворачивать своего гнедого.
Штаб размещался через два квартала в трехэтажном особняке, рядом с театром. Оставив Путника под присмотром казаков, урядник, придерживая рукой шашку, побежал в штаб докладывать.
- Ты, слышь, хорунжий, давай дергай отседова! – сказал вдруг вполголоса Мажаров. – Я знаю, чего он заелозил, когда узнал, что ты офицер. У нас тута есть штрафная рота из бывших красноармейцев. Половина – из пехоты, на коне толком сидеть не умеють. Ими все дырки затыкают, всегда первыми на пулеметы идуть. Хочь все полягут до единого – не жалко. Офицеры у них – на один бой. То ли сами выбивають, то ли доля такая у ихних офицеров… Так что, беги, давай. Мы пару кварталов погонимся, потом скажем, что ушел дворами.
Путник молча пожал жесткую, как лопата, руку казака и вскочил в седло. Конь, едва почуяв в седле хозяина, взял с места в карьер. Через несколько секунд Путник был уже в сотне метров от штаба.
Ростов он помнил плохо. Бывал несколько раз с отцом, когда на Нахичеванский рынок по осени урожай привозили на продажу. Да перед самой отправкой в войска приезжали справу казачью купить. Но дорогу домой Путник помнил и решил скакать к выезду из города, чтобы перейти Дон и степями уйти к своему хутору…
Это был центр города. Люди, повозки, походные колонны пехоты… Орлик то и дело сбивался с рыси на шаг, чтобы обойти новое препятствие. И вдруг сзади раздались выстрелы…
Путник оглянулся: вслед за ним скакали трое верховых во главе со знакомым урядником. Он и стрелял, привстав в стременах, и двумя руками сжимая «наган».
Путник низко пригнулся к шее коня и, гикнув, направил его в узкий проход между каким-то, вяло плетущимся по брусчатке обозом, и колонной пехоты, думая, что здесь урядник не будет стрелять, рискуя попасть в случайных людей.
Не тут-то было! Урядник, видимо, перенес тяжелую контузию, либо был травлен газами на германской войне, потому что выстрелы не прекращались. На возу заорала какая-то баба, и путник увидел, как она схватилась за руку. Возница стал придерживать лошадей, и его телега наискось перекрыла дорогу. Поняв, что его добыча уходит, урядник сдернул с плеча карабин и, быстро поймав в прицел спину путника, плавно нажал на спуск. Прогремел выстрел, и в этот момент казак Мажаров, как бы случайно, налетел на него своим конем, сбив руку.
Путника мощная, тяжелая пуля, пробившая насквозь левое плечо, едва не вышибла из седла. Он с трудом удержал равновесие, но, слава Богу, впереди был поворот и спуск к Дону. Проскакав галопом через мост, Путник направил коня к реке в камыши, чтоб осмотреть и обработать рану. Спустившись к реке, он разделся до пояса и увидел, что вся рука залита кровью, которая крупными тяжелыми каплями капала на землю. «Вот же, сука, сосуд пробил» - подумал он и из седельной сумки стал доставать медикаменты. Намочив в реке чистую тряпицу, он обмыл руку и насухо вытер ее. Намотав на длинную стальную спицу комок ваты, он окунул его в склянку со спиртом, и прижег рану, проткнув ее спицей насквозь. Обмыв спиртом края раны, Путник наскоблил кончиком ножа оленьего жира, смешанного с солью, и бросил в кружку. Туда же мелко покрошил половинку луковицы. Затем все это растер рукоятью ножа, пока не получилась однородная мазь. Скатав из полученной мази два шарика величиной с грецкий орех, он заложил их внутрь раны с обеих сторон. Туго забинтовав рану, которая сразу же начала саднить и дергать: мазь вытягивала грязь из раны, Путник шагнул к коню, но идти не смог. От потери крови его слегка мутило и слабостью наливались члены. Он решил проскакать еще десяток верст, и лишь потом заварить китайский чай, который бодрил и придавал силы.
