Виталий Гладкий - Киллер
К спиртному у меня отвращение сызмала. Пьяные гульбища моей матери, забулдыжного вида хмыри, от которых за версту перло сивухой и грязным бельем, напрочь отшибли желание хотя бы попробовать этого зелья. Видимо, из-за упрямого неприятия того шабаша, который годами не прекращался в нашей коммуналке, я и начал заниматься дзюдо. Учился на удивление хорошо, меня даже как мастера спорта приняли в институт физкультуры. Все могло быть совершенно иначе в моей жизни, не случись стычки с очередным «папашей», которому вздумалось поучить меня уму-разуму. Я его так отходил, что он месяц валялся в реанимации. Из института меня, конечно же, выперли…
Ее я заметил сразу. Ужинал я обычно в ресторане, был один из порядком надоевших мне угарных кабацких вечеров, она пришла с шикарной подругой в «фирме», лупоглазой и нахальной. Я как увидел ее, так и прикипел к ней взглядом, хотя «фирмовая» деваха тоже была вполне ничего.
Интересно, почему я люблю таких незаметных, серых мышек? Красота их неброская, по натуре они добры и чертовски наивны. Эта была к тому же еще и стеснительная до невероятия. Видно, чтобы уговорить ее пойти в ресторан, лупоглазой выдре пришлось немало потрудиться.
Их столик находился неподалеку, до меня даже изредка долетали обрывки разговоров. Говорила больше лупоглазая, а «мышка» только кивала растерянно и сжималась в комочек, когда подходил очередной кавалер приглашать на танец. Она отказывала всем подряд, не поднимая глаз, что вызвало прямо-таки водопад гнева ее шустрой подруги, возле которой крутились два грузина.
— Дурочка… шикарные ребята… Чего тебе еще нужно? — зло бубнила лупоглазая в перерывах между танцами. — Так и останешься старой девой… Корчишь из себя недотрогу…
«Мышка» кивала, соглашаясь и едва сдерживая слезы, но проходила минута-другая, и очередной фрайер топая от нее несолоно хлебавши.
Конечно, подойти к ней я не решился, знал что откажет. Вышел из ресторана раньше, чем они. Рассудил так: поначалу узнаю, где она живет, а потом… Впрочем, что будет «потом», мне представлялось весьма смутно. Вскоре появились и они в компании — трех грузин. Лупоглазую обнимали сразу двое, а третий что-то квохтал, бегая вокруг «мышки», видимо, уговаривал. Но она упрямо мотала головой и не спешила к автостоянке, где горделиво сверкала лаком машина «тружеников Востока», японская «тоета».
— Ну чего ты? — цыкнула на нее лупоглазая. — Едем. И точка. Решено.
— Извини, но я остаюсь, — впервые услышал я ее голос, он был тих, но ясен и мелодичен, как звон хрусталя.
— Э-э, нэт, зачэм так гаварищ? Подруга зовет-нэ хочэш, да? На руках понэсу… — ухажер «мышки» сгреб ее в охапку.
Но она неожиданно резким и сильным движением для довольно хрупкого тела освободилась из объятий и попыталась уйти. Тогда на помощь ее ухажеру пришел его товарищ, и вдвоем они потащили «мышку» к машине.
— Я буду кричать. Отпустите меня. Сейчас же отпустите! — взмолилась она.
— Молчи, дурочка! — прикрикнула на нее лупоглазая. — Иначе сейчас получишь от меня по башке.
Я подошел к компании, когда «мышка» начала плакать.
— Отпустите девчонку, генацвале, — как мог спокойнее обратился я к главному, здоровенному горбоносому бугаю. — Хватит вам и одной.
Он молча, даже не глядя в мою сторону, оттолкнул меня и открыл дверцу машины.
— Садитесь, — сказал он компании. — И поехали…
Судя по всему, это были «кидалы», наши доморощенные гангстеры автомобильных рынков, и в другое время, при иных обстоятельствах я бы не рискнул с ними связываться. Но неделями копившаяся злость затуманила мне мозги. Я решительно шагнул вперед и оттер от них девчонку, которая тут же спряталась за мою спину.
— Вы поедете, она останется, — твердо сказал я, едва ворочая непослушным от ярости языком.
Я видел, как главный лениво повел бровью, и один из них, высокий, худощавый, с родинкой под глазом, молниеносно выбросил вперед кулак, целясь мне в челюсть.
И попал в пустоту. Но удивиться этому не успел: мой ответный удар опрокинул его на землю, где он и затих.
Все на какое-то мгновение остолбенели. Первым пришел в себя горбоносый бугай:
— Мы тэбя сейчас рэзать будэм…
В этом у меня сомнений не было, такие ребята зря не суетятся и слов на ветер не бросают.
— Не советую… — я взвел курок нагана и направил ствол в толстый живот бугая. — Свинец чересчур вреден для пищеварения…
Они как-то вдруг отрезвели и сникли. Ребята были битые, сразу поняли, что у меня в руках не детский пугач, а настоящая «пушка», потому пробовать судьбу на авось не стали.
— Мы с тобой еще встретимся… — выдавил из себя горбоносый, садясь за руль.
— Лады, — ответил я, кипя от злобы и едва сдерживая палец на спусковом крючке. — Готов в любое время. А сейчас проваливайте.
Они затащили пришедшего в себя забияку на заднее сиденье и уехали, увозя с собой и лупоглазую.
— Пойдем… — пряча наган, обернулся я к «мышке», которая тихо всхлипывала позади. — Тебе куда?
— Т-туда… — показала она в темноту.
Некоторое время мы шли молча, а затем вдруг она остановилась и пролепетала в отчаянии:
— Heт, туда… туда не пойду.
— Почему?
— Они могут быть там, на квартире, где мы с Инкой живем…
— Ты здесь отдыхаешь?
— Да-а…
— Дела-а… — задумался я. — Вот что… Как тебя зовут?
— Ольга…
— Значит, так, Ольга, как я понял, ночевать тебе негде. Поэтому пойдем ко мне.
— Но… — робко пискнула она.
— Никаких «но», — как можно строже прервал я ее. — У меня в комнате две кровати, есть комплект чистого белья. И не дрожи ты, все позади…
Так она и вошла в мою неприкаянную жизнь нечаянно, негаданно, не сказал бы, что тихо и незаметно, но по-будничному просто, будто я и она ждали этого момента долгие годы, ждали наверняка, не разменивая свои чувства на житейские мелочи, а храня их, как скупец свои сокровища.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙВид Ивана Савельевича не сулил мне ничего хорошего. Настроение у него было хуже некуда, и я прекрасно понимал, по какой причине, по отступать не собирался — не приучен.
— Дачу Лукашова я нашел. Она записана на имя его матери.
— Ото новына… — безразлично буркнул Иван Савельевич, не поднимая головы.
— Мне нужна санкция на обыск, — упрямо гнул я свое.
— С какой стати? — взвился, будто ужаленный, следователь. — Ты в своем уме? Лукашов тебе шо, преступник? Цэ бэззаконие.
— И квартиры тоже, — жестко отчеканил я. — Закон как раз и предусматривает подобные действия. И я требую…
— Ц-ц-ц… — зацокал Иван Савельевич. — Якэ воно упэртэ… Я тебе говорю — нет. И точка.
— Иван Савельевич, — тихо и доверительно спросил я, — звонки были? — показал глазами в потолок.
Иван Савельевич замахал руками, будто увидел нечистую силу.
— Ш-ш… — зашипел он испуганно, невольно посмотрев в сторону приставного столика, где были телефоны и селектор.
Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Ох уж эта наша боязнь подслушивающих устройств, которые, по мнению обывателей (и не только), некая секретная служба понатыкала везде, вплоть до туалетных комнат…
Но в том, что на Ивана Савельевича надавили сверху, у меня уже сомнений не было.
Иван Савельевнч и впрямь нашел мне в помощники «гарного хлопца», капитана ОБХСС Хижняка, который обложил интересующий нас кооператив «Свет» по всем правилам стратегии и тактики. Выяснилось, что Коберов и Заскокин исполняли в кооперативе роли охранников.
Но кого они охраняли, вот в чем вопрос. И уж, конечно, не председателя, некоего Фишмана, который старательно изображал фигуру большой значимости, а на самом деле был подставным лицом, пешкой в крупной игре. Месячный оборот торгово-закупочного кооператива «Свет» составлял полмиллиона рублей, в основном за счет перепродажи импортной видеоаппаратуры и компьютеров. Но это была только верхушка айсберга, что и раскопал неутомимый и цепкий Хижняк: большая часть сделок совершалась тайно, минуя бухгалтерские документы. Кто-то ворочал бешеными деньгами. Но кто? И чья фигура стояла за зицпредседателем Фишманом?
Посоветовавшись, мы решили для начала подключить финорганы — очередная ревизия, не более того. Но вот тут-то и началось…
Во-первых, Хижняку влетело от начальства за «самодеятельность», и его срочно отправили в командировку на периферию в сельский район. Во-вторых, Ивана Савельевича вызвал прокурор области и так вздрючил за какие-то мелочи, что тот неделю валидол из-под языка не вынимал. А в-третьих… уж не знаю, кто там и что говорил Палычу, но он на оперативников был чернее грозовой тучи и носил нас по кочкам с таким остервенением, будто собирался не на пенсию, а на повышение, где требуется не столько ум, сколько начальственный кулак…
Мне так и не удалось уломать Ивана Савельевнча. И я пошел к Палычу.
