Игорь Бурлаков - Столичный миф
Что ждало его впереди? Отменился яркий фейерверк центровых газет, очень сытая жизнь и высокий статус. В те времена столичный журналист на Москве — это было круто. Но радуги впереди нет. У радуги отключили цветность. Вадика ждала пыльная контора, поцарапанная и выцветшая поверхность письменного стола, серый свет из немытого окна без занавесок. И никаких перспектив.
Конечно, есть путь в адвокатуру. Но коридор на второй этаж особнячка в центре, где над представительством японской фирмы «Чори» располагалась Московская коллегия адвокатов, был крайне узок и весьма извилист. На Москву тогда хозяева спустили разнарядку — сколько адвокатов держать в городской коллегии, конкретное число. Превышать лимит нельзя.
Можно сказать, что лимит породила идеология. Хозяева в принципе, всю дорогу охотней давали деньги на рекламу юристов-нападающих, чем юристов-защитников. Деревенский мудрец Анискин и столичные интеллигенты-Знатоки — это следователи. В фаворе был сыск. Потому что так хотели хозяева.
Но так же можно сказать, что лимит произошел из обнаженного практицизма. Адвокатская борьба за подсудимого иногда доходила до того, что хорошо стимулированный адвокат выкрадывал из дела документы — когда получал дело на ознакомление. Увеличение лимита могло просто расстроить столичное судопроизводство. Поэтому государству было предписано строго контролировать численность адвокатов.
Но, может, именно и поэтому, жизнь в Московской адвокатской коллегии была так весела. Оттуда народ выбывал только ногами вперед, под звонкие похоронные трубы и громкое рыдание моложавых симпатичных вдов. Или с руками за спиной, под тихий коридорный шепот и быстрые взгляды коллег — что случалось, несмотря на полную опасных и острых командировочных приключений жизнь, весьма, весьма редко.
У Вадика надежд на адвокатуру было мало. Московские юристы жили долго и места там освобождали очень медленно. Так что ждала Вадика скучная, никому не нужная контора. Потому что в не скучных конторах, в нужных конторах, судя по всему, сидят ребята из Военно-юридического института. Но что о них говорить? Разве могут эти конторы быть интересными для смышленого еврейского мальчика? Нет.
Траур над головой Вадика не развеялся. Его аура была густо-черной. Он по-прежнему печатался в столичных газетах, правда, теперь на правовые темы. Но из легкого и порхающего стиль Вадика стал едким и устрашающим. Пока не подул ветер перемен.
Карты клались то так, то этак. Вадик как-то даже подумывал о Земле Обетованной. Не очень серьезно, правда; не в том дело, что в тот год там шла война, и в каждом доме устраивали герметичную комнату, и выходили на улицу с противогазом на боку, и каждый день ждали химического удара.
Надевать противогаз Вадика научили еще в школе, и глубине своей души он был мужик рисковый.
Просто он Москву любил больше. Каждый правильный кулик хвалит свое болото, Вадик хвалил Москву. В конце концов, может быть, случайно — хотя кто-то эту случайность назовет неизбежностью, оказался Вадик в юристконсультах у Чингиза.
За год Вадик отрастил себе брюшко. Вадик стал господином Варнавским.
Дабы противостоять окружающей среде, юристы сбиваются в команды. Банда как банда. Во главе предводитель, круговая порука, черная касса. О, когда их много, с ними очень трудно сладить! Девиз адвокатской конторы — «Много клиентов — много независимости». С Ивановым поругался — остался Петров и Сидоров. А когда у тебя только один клиент, от которого ты зависишь полностью, — ох и несладко же чувствует себя интеллигентный человек на Руси.
Но Чингиз много платил. Чингиз не только много платил, Чингиз имел хорошую репутацию. Вадим как раз женился, надо было где-то жить. Жить-то, конечно, было где, жене ее родители выменяли однокомнатную квартиру, но Вадик хотел иметь кучу детей. Тогда Чингиз купил большую квартиру неподалеку от Строгинского залива и предложил ее Вадику в рассрочку на десять лет. Вадим, поговорив с родичами, согласился.
Чингиз ему хорошо платил. Постоянно набегали доплаты за сверхурочные, командировочные, премии — Вадик собирался рассчитаться с Чингизом гораздо раньше десяти лет. Но уходить от Чингиза он не хотел. Как не мог этого сделать каждый, кто хоть сколько-нибудь долго общался с Чингизом: мужик он был, надо сказать, обаятельнейший.
Пятого мая в девять часов утра Вадим Варнавский сидел на кухне у себя дома и чистил киви. Пятилетняя дочка с другой стороны круглого стола внимательно наблюдала, как с зеленой блестящей ягоды под узким лезвием ножа свивается в кольца коричневая кожура. Если бы Вадиму самому приспичило съесть киви, он, конечно бы, чистить не стал.
Пискнул телефон. Жена, которую Вадим всегда звал Ириша, отвернулась от плиты, где в турке медленно пухла кофейная шапка. Протянула руку к подоконнику и неохотно взяла трубку.
— Да? Одну минуту.
Сняла кофе с плиты. Щелкнула кнопкой, и малиновый круг медленно потух в глубине темного стекла. Повернулась к Вадику. Он взял телефон левой рукой, отставив подальше большой и указательный пальцы, наиболее перемазанные соком.
— Слушаю вас. — Безличный голос вежливого человека, весьма недовольного тем, что его отрывают в праздник от семьи, от домашних утех и радостей. И вдруг сразу, без перехода, Варнавский потеплел:
— Здравствуйте, Андрей Иванович… Да-да, конечно… Так…
Ириша налила кофе в чашку, поставила перед Вадимом на стол. Вадим машинально снял ее с блюдца и, не глядя, хлебнул; обжегся, выдохнул в сторону от телефонной трубки. Ириша еще несколько секунд постояла рядом. Потом, наверное, что-то угадала из его бессвязных ответов — пошла в спальню.
Открыла шкаф. Перебрала висящие по одной на пластмассовых плечиках белые рубашки. Выбрала с узким воротничком. Положила на постель.
Ничего от нее муж не требует. Только одно: белые рубашки. Белые рубашки каждый день. В Москве очень дымно, воротник и манжеты к вечеру почти черные. А эту липкую копоть очень тяжело отстирать. Как-то встала стиральная машина, так Ириша бегала к подружке на другой конец Москвы со своей кастрюлькой, чтобы там их кипятить.
По-настоящему белая рубашка изо дня в день — непростое дело. Это надежный показатель уровня. Поэтому у Ириши всегда в доме есть запас. Что-что, а белые мужнины рубашки она не доверит никому.
Вернулась в кухню.
— Понял… Да, сразу перезвоню. До свидания, Андрей Иванович. — Вадим положил трубку на стол и вздохнул:
— Уф!
Взял с тарелки недочищенную ягоду, принялся дальше спускать с нее кожуру.
— Ты на работу пойдешь? — глядя на киви, спросила дочь.
— Что? Ага. Мы завтра съездим в зоопарк. Ладно?
Она серьезно кивнула.
— На, кушай, Лидочка. — Он прикоснулся рукой к ее головке — жесткие волосы. Вся в отца. Его кудрявая шапка росла сразу во все стороны и не поддавалась никаким расческам. Раньше Вадима это беспокоило — никак не прилижешь, а теперь стало все равно. Ровесники уже начинают лысеть, а вот он еще долго продержится в молодых.
Встал, отправился бриться в ванную еще раз.
Через сорок минут одетый по форме «похороны банкира в летний сезон» Вадик Варнавский выпрыгнул из машины и открыл дверь офиса «Чингиз-Ойл». В бывшем детском саду было тихо. Из-за стойки выглянул начальник охраны:
— Здорово.
— Привет, — откликнулся Вадик. — Степановна уже здесь?
— Только что пришла.
Вадик кивнул и повернул в левый коридор. Здесь окна непрозрачные — их заменили стеклянные блоки. Говорят, прочнее кирпича. В коридоре только одна дверь — в самом конце. Черная дверь и табличка «Бухгалтерия». Вадик нажал ручку.
— С добрым утром, Елена Степановна.
— Здравствуй, Вадик. — Главный бухгалтер была дама крупная и, с точки зрения щуплого Вадика, женщина почти что необъятная.
Очень жесткий юмор — но Вадик легко мог представить ее запряженной в плуг. На ней только так пахать. Знай покрикивай.
Степановна охотно надевала черное. Носила много золота. Была подвижна, весела и непосредственна и могла послать матом кого угодно, если к ней обращались не вовремя. По слухам, она работала с Чингизом последние двадцать лет.
Выдвинула ящик стола, достала пять тугих пачек в банковской упаковке. Подвинула по столу ведомость:
— Распишись.
Вадик поставил закорючку и, прикасаясь пальцем, пересчитал пачки: одна, две, три, четыре, пять. Все. Раскрыл дипломат, пристроил между двумя черными кожаными папками.
— До свидания, — сказал Вадик.
— Если что — я здесь тебя жду до трех.
Он кивнул.
На обратном пути Вадик задержался у стойки охраны. Начальник обернулся в открытую дверь дежурки:
— Петь, собирайся. — Через минуту оттуда вышел двухметровый Петя — какой-то новый охранник, Вадим его не знал.
