Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!
— … так что, нам надо бы встретиться, думаю, вы согласны, что предстоящая беседа — не для телефона, а, ребята?
— Ладно, сейчас половина первого. Давай в час на Ударников?
— Мне не нравятся ваши паузы, мальчики. Вы что, забыли, кого я представляю?
— Что ж мы до сих пор живы?
— Моя контора не препятствует частному бизнесу. Привозите девушек, все тип-топ! Давайте! В час на Ударников!
— О'кей!
Трубка очутилась на рычаге, и в комнате на время замолчали. Затем кто-то сказал:
— Даже если мы их отдадим, этот Шерлок Холмс утром скажет в своей конторе, где они были.
— Угу, тогда придется платить налоги, — поддержал второй.
— Может, рискнем? Не думаю, что он оповестил свою контору, время-то, блин!
— Я тоже. Съездим сами?
— Рискованно. Лучше послать Артура.
— Не слишком ли много треска от его аппарата?
— Зато наверняка, блин!
— Да. Но нужно еще подумать, кто помог ему на нас выйти…
— Им займемся завтра, чего, блин, ночью суетиться!
— О'кейно! А этим, не слишком ли они для нас опасны?
— Да, блин, спустим, как замену найдем А пока, может, пойдем, развлечемся?
— Не, одна занята!
— Так другая, блин, простаивает! Давай ориентируй Артурчика и пошли сбросим напряжение!
— Хе-хе-хе… Лады! А помнишь того щенка «астратуровского»?
— Ну, блин! Да, знать бы, как оно все пойдет — надо было б его-то точно спустить, блин! С ним-то точно никаких хлопот…
— Значит, в пьяном виде спровоцировал драку? — спросил меня милицейский.
— Ну… тут все в пьяном виде…
— Это я-то пьяная? Негодяй! Хулиган! Товарищ милиционер, он обозвал меня рожей!
Узколицая соседка тоже присоединилась к нашей дружной компании. Не в пример остальным, по доброй воле. Шок начал наконец-то отступать, и стало ясно, что на этот раз моей бедной голове досталось больше, чем она может выдержать. В двух местах она была разбита в кровь: над глазом и где-то в районе темени. Я был красив! Кровь продолжала течь, и мне приходилось вытирать ее рукой. Я понимал, что сидевшему передо мной старлею срочно нужно все объяснить… но — уже не мог! Страшно было даже открыть правый глаз: одним левым я видел перед собой трех старлеев, и пугало то, что если взглянуть в оба, их число увеличится вдвое! Шесть старлеев — это чересчур!
— Господин старший лейтенант, я назвал ее розой, она не расслышала.
— Ах, я еще и глухая, по-твоему?!
— Претензии? — спросил у меня старлей, сочувственно покосившись на мою башку.
Они приехали вовремя, его ребята! Иначе сражение на лестнице продолжалось бы и продолжалось! Когда первый из милицейских произвел предупредительный выстрел, на ступеньках копошились четыре потерявшие человеческий облик существа, а на полпролета выше три дамы в вечерних платьях производили нечеловеческие звуки.
— Какие претензии! — хмуро отказался я.
Я был удовлетворен: меня так и не удалось победить, а обалдуй с «Перфектой» хоть и успел спрятать ствол где-то в квартире Лины, тем не менее получил еще пару раз по черепу резиновой дубинкой за свои обезьяньи ужимки. Вот и сейчас он подскочил и героически кинулся ко мне с кулаками.
— Претензии!
Что он имел в виду, не знаю. На ситуационный анализ меня уже не хватало. Зато старлей подмигнул как-то по особенному своим архаровцам, и обалдуя уволокли за стеклянную стеночку, где он и продолжил свои абсурдные танцы. Такие вещи всегда забавляют, но тут загудела снятая с дня рождения публика:
— Ворвался! Напал на девушек! Начал ругаться! Он первым полез!
Попытка заставить их замолчать ироническим взглядом не удалась. Но мать природа помогла мне найти единственный правильный выход из положения: почувствовав, что теряю сознание, я пошатнулся… и в этот момент явились предусмотрительно вызванные стар-леем санитары со спецскорой. Этот офицер вообще показался мне особенно симпатичным с самого начала: приструнил обалдуя, успокоил узколицую, отдал документы. Между прочим, в паспорте у меня оставались кое-какие копейки…
… Очнулся я в салоне «скорой». Неторопливо, без сирены или мигалки она катила куда-то по ночному городу. Доктор, фельдшер, шофер… и все, без посторонних! Этот шанс следовало немедленно использовать. Непослушными руками я достал паспорт, раскрыл… Если я опоздаю, у меня останется только расписка из спецприемника!
— Куда направляемся? — спросил я у фельдшера.
— Приедем — узнаешь.
Он ответил без грубости, это вселило надежду.
— У меня тут осталось шестьдесят баксов, может, доедем до моего дома, это на Комендантском?
Доля риска присутствовала. Они запросто могли «заработать» по двадцатке, и не напрягаясь. Но, думаю, тут на них подействовало гуманное отношение ко мне старлея, под чутким руководством которого ни ребятки с праздника, ни узколицая соседка не выдвинули никаких обвинений. И верные клятве Гиппократа мужчины в белом согласились с тем, что без спецприемника можно обойтись. Они даже проявили заботливость:
— Смотри, завтра обязательно вызови врача на дом, — сказал мне добрый фельдшер на прощанье.
Мой правый глаз по-прежнему не видел, но три луны на небе удивили меня меньше, чем три старлея в отделении. Где-то было написано, что из Земли можно сделать восемьдесят одну луну. Нечему удивляться — процесс пошел!
Не помню, как я добрался до квартиры, но последние мои силы исчезли после того, как я набрал номер… Я не мог вызвать врача… Завтра надо искать Аленушку… дуру чертову, из-за нее бьют второй день…
Я звонил Атасу. Кроме мастера Лэй Цзи-ня, он единственный из моих друзей, кто что-то понимает в побоях… как в получении, так и в нанесении… черт! Как долго он не подходит!
После черт знает какого гудка — а черт знает, сколько это очень, очень много! — в трубке раздался нездоровый со сна голос Атаса:
— Кто бы ты ни был, ты урод! Говорящие часы сообщают: начало четвертого!
— Атас… Это Дима…
Видно, в моем голосе остался еще кое-какой магнетизм! Атас сразу проснулся.
— Что с твоим голосом? Что с тобой? Что стряслось?
— Мои мозги.
— Не молчи! Где? — к нему вернулся обычный лаконизм.
— Я дома. Башка разбита… возьми… кофеин свой, таблетки… и пластырь какой-нибудь для… дверь я не закрыл…
Я уснул, но не совсем так, как засыпают люди с чистой совестью.
Профи начинают работать
На проспекте Ударников в час ночи словно играли в прятки: один мужчина, пристально всматриваясь в тускло освещенные пространства у общежития ЛИКИ, казалось, «водил», а другой, вжавшийся в глубокую тень за брошенным прямо на газоне фургоном, очевидно, прятался. Наконец «водящий» отвернулся, пошел к своим «Жигулям», доставая из кармана радиотелефон. Прятавшийся за фургоном мужчина неслышно приблизился к нему со спины метров на десять, согнул руки в локтях…
Игра превратилась в «пятнашки». Человек с радиотелефоном проиграл. Наверное, с десяток мягких пуль одна за другой запятнали его серый плащ черными при этом тусклом освещении пятнами крови.
Прежде чем эхо от очереди успело стихнуть, убийца исчез.
«Какое игривое пощипывание! Кто это со мной балуется?» Странно, но у меня откры-лись оба глаза. Мне даже удалось рассмотреть, что творится вокруг.
Коротко стриженный парень с удлиненным лицом, которое можно было бы назвать и аристократичным, если бы не дважды, как минимум, перебитый нос, покуривал в моем кресле у окна. Он сидел вполоборота ко мне. За ним, точней, за ними — и за парнем и за окном, — сияло что-то очень похожее на блики утреннего солнца.
Пощипывание ощущалось над правым глазом и на макушке. С трудом подняв руку, я с удивлением обнаружил на своей голове тугую повязку.
— Лекарь хороший, только что ушел, — не повернувшись, бросил парень в кресле. — Ничего особо страшного, голова разбита, но не пробита. Алкоголь противопоказан. Лекарь сказал, что может случиться отек. Не балуйся с коньячком.
Привычка говорить короткими фразами сохранилась у него с детства. С тех пор как мы подружились. Наверное, потому, что я его все время забалтывал. Но сейчас мне нужно было рассказать ему слишком много, а я… я находился не в лучшей форме.
— Зря ты впутал мафиозников, этот «Ас-тратур». Сразу бы мне сказал. Вдвоем бы в два счета нашли, — холодно сказал Атас.
— Откуда ты знаешь?
— Да ты пока без сознания был, языком молол. Раз пять одно и то же. Можно выучить. Я выучил.
— Ну и?..
— Золотишко, серьги носила?
— Да нет… Одевалась дешево. Но со вкусом.
— Значит, их не грохнули. Может быть, не грохнули.
Я попытался встать. Получилось. Но из-за проклятого зеркала я чуть снова не навернулся. Оно висело довольно далеко от меня и столкнуться с ним я мог только взглядом. Что и произошло. Столкновение оказалось сокрушительным для моей психики. Марлевый шлем у взглянувшего на меня олигофрена начинался сразу над глазами, скрывая брови и уши; лицо его казалось безобразно распухшим, а взгляд — испуганным. Встретившись со мной взглядом, олигофрен в зеркале болезненно сморщился и покачнулся, жалобно взвыв:
