Сергей Зверев - Спасти Париж и умереть
Посреди двора возвышалась ужасная конструкция, состоявшая из двух вертикальных брусов и горизонтальной доски внизу. Между брусами висел большой нож. На доске лежал животом вниз человек, руки которого были связаны за спиной. Другой человек с невыразительным лицом, в военном мундире без знаков отличия ослабил веревку. Нож заскользил вниз… В корзину упала голова осужденного.
– Он был хороший специалист, – объявил Оберг. – Это Гастон Лепюи, бывший министр транспорта в правительстве Виши. Мы с ним работали больше трех лет.
– Что произошло?
– Мерзавца заподозрили в сотрудничестве с де Голлем.
Менгеле промолчал.
Два солдата освободили гильотину. Обезглавленное тело было брошено в телегу. Затем один из солдат как ни в чем не бывало поднял и унес куда-то корзину с головой.
Во дворе казнили второго человека.
– К сожалению, у него обнаружили взрывчатку британского производства… – вздохнул Оберг и посмотрел на Менгеле выразительно. – Также была найдена какая-то бумага, подписанная де Голлем.
– Все это ужасно, – согласился Менгеле. – Что делать, вы должны быть беспощадны к врагам рейха.
Во дворе в это время к гильотине подвели третьего человека, заставили лечь, сунули голову в раму. Безликий человек снова поднял нож и отпустил веревку… Нож заскользил вниз. Голова упала в корзину, подскочила и снова упала, словно футбольный мяч.
– Его отец и Штауффенберг были друзьями… – вздохнул Оберг и улыбнулся. – Гестапо, знаете ли, всегда найдет врагов рейха. Даже если они хорошо маскируются.
Лицо доктора Менгеле оставалось непроницаемым. Как наяву, в ушах раздалось предупреждение штандартенфюрера Мейера: «Помните, Йозеф, вам не доверяют…»
Доктор Менгеле, помня, что ни в чем не виноват перед рейхом, кроме провоза золота из Польши через территорию Германии, распахнул глаза. Во дворе подводили к гильотине четвертого человека…
На улице Фош появился Гельмут Кнохен. Суровый и сосредоточенный, он прошел в кабинет Карла Оберга. В руках Кнохена был портфель.
– Что-то случилось? – спросил Оберг.
– В автомобиле Менгеле, который находится в одной из автомастерских, мы обнаружили следующее. – Кнохен достал из портфеля несколько фотоснимков и лист бумаги, подал Обергу.
Оберг всмотрелся.
– Что это?
– Фотографии изображают автомобиль Менгеле, – доложил Кнохен.
– Вот как? – Оберг поднял брови. – Наш доктор разбогател?
– Совершенно верно, автомобиль обошелся ему в немалую сумму… Особенно любопытен документ, обратите внимание! Он подписан самим де Голлем!
– Что это? Подделка? – Бригаденфюрер прищурился.
– Исключено, проверяли, – сказал Кнохен. – Подпись де Голля настоящая. Бумага австралийского производства, это заключили наши эксперты…
– Что это значит?
– Австралия – член Содружества, воюет против нас, в одной своре с американцами и англичанами.
– Так… что будем делать с Менгеле?
Кнохен постучал пальцем по настольному календарю.
– Наверное, не будем портить премьеру оперы, – произнес он. – Завтра мы все приглашены. А доктор Менгеле – член художественного совета театра. И его отсутствие придется объяснять публично.
– Вы правы. Придется арестовать предателя Менгеле после спектакля, – решил бригаденфюрер. – Пусть послушает Вебера, может быть, последний раз в жизни…
Кнохен поднялся и вытянулся в струнку. Щелчок каблуками прозвучал очень торжественно. Это означало, что оберштурмфюрер Кнохен одобряет решение начальства.
Воздух в катакомбах насыщен влагой.
– Ты уверена, что этим стоит заниматься здесь? – спросил Павел.
– Да, а что? – ответила Адель.
Они шли по подземному коридору, освещая себе путь карманным фонариком.
– Черт, никак не могу отделаться от мысли, что первая моя пуля пробьет эти самые скальные породы, которые сейчас над нами, и нас затопят воды Сены…
– Ты сходишь с ума, тебе не кажется?
– Согласен, – ответил Павел устало. – Давай займемся делом…
Голоса стали звучать с эхом – спутники вышли в большой темный зал. Адель нащупала в условном месте спички. Вдоль стены стояло несколько гильз, сплющенных сверху, внутрь был налит керосин. Адель чиркнула спичкой и зажгла одну из ламп-коптилок.
Это был тот самый зал, где несколькими днями раньше происходила встреча с партизанами.
– Возьми, – девушка кивнула на гильзы-фонари.
– Сколько? – спросил Павел.
– Сколько унесешь.
Он взял в руки две гильзы, и девушка взяла столько же. Они вышли из зала в боковую галерею. Адель пошла вперед.
– Здесь у нас в прежние времена было нечто вроде тира, – сказала она. – Ага… Вот! – Она осветила коптилкой выступ стены, и Павел увидел черную мишень, нарисованную на картонке. Мишень стояла на выступе. – Даже мой дядя тренировался здесь стрелять… – Она вздохнула.
Адель наклонилась. Внизу стоял ящик, в ящике лежали мишени. Когда она разогнулась, в руке ее была новая мишень, чистая.
Павел укрепил новую мишень на картонке, Адель подожгла вторую коптилку, третью и четвертую, расставила вокруг.
– Тебе хватит света? – Она обернулась.
Павел задумался.
– Думаю, да, – наконец сказал он. – В конце концов, в театре не будет светлее.
Он отсчитал тридцать шагов. Подумал, добавил еще пять. Развернулся и бросил веселый взгляд на спутницу.
– Сейчас ты узнаешь, что такое ворошиловский стрелок! В театре будет примерно такое же расстояние. Отойди в сторону.
Адель приблизилась к Павлу.
– Стреляй, чего ты ждешь!
А он не спешил. Стоял, словно раздумывая, наконец достал пистолет из кармана, поднял, прицелился. И вдруг опустил оружие.
– Что с тобой?
Павел смотрел на нее жалобно.
– Черт, боюсь, – сказал он. – Я не стрелял больше года…
– Это не большой срок, стреляй…
– Я не знаю, что со мной делается… Волнуюсь… – Говоря так, он снова поднял оружие, зажмурил один глаз… – Внимание… – сказал Павел вроде как сам себе.
Грохнул выстрел, эхо покатилось по катакомбам.
Адель посмотрела на Павла. Тот стоял как вкопанный.
– Что стоишь, иди проверяй, – со смехом сказала ему Адель.
– Погоди, – ответил он. – Ну, эти ваши подземелья… – Он покрутил головой. – Страшная вещь… Нас не обнаружат?
– До тебя тут учился взвод новобранцев маки, – серьезно ответила девушка. – Звуки выстрелов далеко не летят. А они стреляли из автоматов.
К мишени они подошли вместе. Пуля легла между восьмеркой и девяткой.
– Вовсе не плохо, – улыбнулась девушка. – Для начала!
– Погоди, – сказал Павел. – Давай еще пару раз…
Он встал на прежнее место. Адель отошла к стене, между ней и мишенью было несколько метров. Она видела, как ее спутник поднял руку с пистолетом, спокойно прицелился и выпустил патрон по мишени. Когда улеглось эхо, Павел выстрелил еще два раза подряд.
– Все, – сказал он, ставя оружие на предохранитель. – Нужно беречь патроны.
Пули легли так: две девятки и десятка. Адель и Павел посмотрели друг на друга. У Павла были круглые глаза.
– У нас на родине в таких случаях говорят: руки помнят, – прошептал Павел.
– В награду я могу тебя поцеловать, – сообщила Адель.
Он достал из кармана сложенную вчетверо газету «Ле Монд», развернул. С фотографии довольно улыбался военный комендант Парижа генерал-лейтенант Зигфрид фон Маннершток. Ниже стояло объявление о премьере оперы «Вольный стрелок», которая должна была состояться в Гранд-опера несколько дней спустя.
На фоне голубого неба виднелись хищные профили «Юнкерсов». Между бомбардировщиками притаились юркие «Мессершмиты». Территория аэродрома уменьшилась вдвое после бомбежки, самолеты теперь стояли более тесно, один возле другого. Осталась только одна взлетно-посадочная полоса, однако аэродром продолжал функционировать.
Солдат, стоявший у полосатой будки, поднял шлагбаум, и на охраняемую территорию проехал черный автомобиль. Внутри сидели Курт Мейер, доктор Йозеф Менгеле и генерал Отто фон Данциг.
– Он хороший малый, – довольно хмыкнул Менгеле. – Вон как честь отдает…
– У меня все хорошие, – сказал Отто фон Данциг. – Не вводите, доктор, нашего гостя, господина штандартенфюрера, в заблуждение… Не то он станет придираться к летчикам.
Курту осталось только улыбнуться вежливо.
– Откровенно говоря, мне нравилась ваша мысль не взрывать здания, а уничтожить жителей… – сказал Мейер. Вздохнул. – Однако приказ фюрера есть приказ! Не унывайте, доктор, вы все равно отличитесь!.. Наполнить газом катакомбы – прекрасная возможность проявить себя! Вы внесете важную страницу в историю Германии…
– А если газ просочится сквозь неплотности? – спросил вдруг Данциг.
– Не забывайте, он тяжелее воздуха, – напомнил доктор.
Некоторое время молчали. Они приехали сюда выбрать летчиков, которые смогут посадить самолет на городскую улицу. Перед поездкой на аэродром доктор демонстрировал Данцигу и Мейеру брезентовые полотнища, сшитые в виде больших конусов – на специальных подставках эти полотнища предполагалось развернуть так, чтобы воздушный поток направлялся ими от самолетных винтов ко входам в катакомбы.
