Михаил Нестеров - Диверсанты из инкубатора

Этот снимок был помещен внутри довольно обширной статьи. А начало лежало на первой странице, где также был помещен портретный снимок Фокина, а ниже – его литературный портрет, а также ключевой вопрос журналиста и начало ответа русского генерала…

Из оцепенения Сангалло вывели слова Вентуры.

– В любой случайности можно найти закономерность. А еще точнее, случайности базируются на закономерностях.

Раньше он случайность трактовал по-другому, припомнил Сангалло: когда между событиями нет никакой связи.

Он все же озвучил свои мысли, опасаясь заблудиться в туманных высказываниях шефа:

– Что здесь происходит?

– На руку нам сыграл тот факт, что Фокин успел озвучить свои намерения, а мы позволили СМИ распространить их. Мы ответственно подошли к вопросу безопасности русского генерала и выбрали местом его работы эту резиденцию. Мы опасались за его жизнь, определили сроки, в которые могли бы уложиться российские спецслужбы, чтобы устранить Фокина. Подготовка и реализация подобной операции могла продлиться минимум четыре месяца. Это с учетом секретной виллы; новое местожительство генерала еще нужно было установить. Но потом случилось нечто из ряда вон выходящее, что заставило нас принять контрмеры, разработать и приступить к реализации спецоперации. В первую очередь мы через СМИ распространили несколько фото генерала на этой вилле и дали возможность журналистам распространить эти сведения.

– Зачем?

– Чтобы облегчить русским работу, дать диверсионной группе зеленый свет. Помните, я сказал, что случайности базируются на закономерностях?..

Глава 24

Свидетели сопротивления

Вчера вечером генерал Фокин вернулся из Венеции. Только вчера он понял, почему этот город, разбросанный на островах Венецианской лагуны, называют городом недовольных жителей. С рассветом под окнами собираются толпы туристов. Есть ли личная жизнь у венецианцев? – задался он вопросом. Похоже, нет. Ни в богатых, ни в бедных кварталах. Здесь все красивое, ценное, неповторимое давит цифрами. Исторический центр – население сто тысяч человек – расположен на ста восемнадцати островах, разделенных полутора сотнями каналов и проток, через которые переброшены четыреста мостов.

Его шофер и личный телохранитель спросил:

– Как вам Венеция, шеф?

Он был прекрасно осведомлен, где был шеф, а где его нога не ступала и где ему предстоит наследить. И генерал ответил прямо, не задумываясь:

– Помойка. У меня отхожее место на подмосковной даче чище и пахнет лучше. Я-то никогда не вылью помои из ведра на улицу, то бишь в канал. Европейцы!.. Знаешь, где я видел вашу Европу? В телевизоре.

Водитель промолчал. Ему было предписано не вступать с генералом в полемику любого толка. Он уже нарушил приказ, задав мрачному подопечному вопрос. А он простой вопрос перевел в политическое русло, в вонючий канал, если говорить точнее, где стоит смрад от тухлых помидоров и арбузных корок, рыбьих кишок и презервативов. Все это дерьмо наматывается на винты катеров, свисает с весел жизнерадостных гондольеров, поющих одну и ту же песню. Кажется, они поют, насмехаясь над пассажирами, щурящимися от блеска их отбеленных зубов, о том, как тяжела работа гондольера, купившего гондолу за девяносто тысяч евро, как он завидует товарищу, у которого гондола на пару тысяч дороже, как он высмеивает другого, у которого лодка подешевле. И все это передается по наследству, вот в чем пакость, не мог успокоиться генерал. Этот итальянский город уходит под воду. В другом итальянском городе падает и все никак не упадет старинная башня. Не в той стране она построена, усмехнулся Фокин. Уже давно бы снесли, а на ее месте поставили булыжник с Соловецких островов – попробуй сдвинь.

Он снова возвращался в Равенну, место своего добровольного затворничества. Вот оно у меня где, гонял желваки Фокин, то режа рукой по горлу, то ударяя по печени.

На вилле он вначале услышал громкую музыку, которая грохотала, как на дискотеке. Потом увидел мечущиеся тени за тюлем. Он смело шагнул к южному крылу. Миновав короткий портик, распахнул дверь в помещение, где располагалась его охрана.

Он увидел то, что должен был увидеть.

Чертовы американцы.

Один черный, как навозный жук, трое других белые, как личинки. Фокин ненавидел этот контраст. Он не понимал, где баланс. Чего можно добиться, проведя сравнительный итог. Удивительно, что белые в цветном телевизоре белые, а черные – почему-то становятся цветными.

Пронизывающие все тело басы рока действовали на них на манер оглушительного успеха. Здесь же корчились две подруги, которые на вопрос: «Девочки, вы проститутки?» – охотно отвечают: «Да, мы проститутки».

Из пятерых лишь один удостоил генерала мимолетного взгляда. И только что не подмигнул ему: «Присоединяйся, папаша». Фокин сделал все наоборот. Он нашел глазами шнур питания и отрубил музыкальный центр с сабфувером.

Музыка стихла. Русский генерал объяснился в военном ключе.

– Так, жуки, личинки и бабочки, слушать меня! Если вы не расползетесь, не закопаетесь и не улетите, завтра ваша лафа кончится. Кто-то из вас вернется в пыльный кабинет, кто-то на грязную улицу, кто-то вспорхнет на панель. Даю вам пять минут. Через пять минут я хочу окунуться в лучшее из всего, что я слышал: в тишину.

Allegria – подъем и радость жизни испарились.

– Мразь! – прошипел сицилиец по имени Итало, с ненавистью глядя на дверь. Она и тишина за ней поглотили генерала минуту назад, а охранник не мог успокоиться. – Русская свинья!

Итало налил полстакана виски, выпил, проливая на белоснежную рубашку, и швырнул стакан в дверь. Едва успел увернуться от рванувших навстречу осколков. Не повезло путане. Острые осколки посекли ей лоб и щеки. Она отерла лицо и долго смотрела на окровавленную ладонь. Потом дико завизжала.

– Заткнись! – прикрикнул на нее Итало. Он вынул из кармана скомканный платок и швырнул ей в руки. Проститутка, ощутив в руке еще что-то влажное и липкое, с отвращением отбросила его. Кинувшись к сумочке, она скрылась с ней в ванной комнате. Ее подруга помедлила немного. Улыбнувшись старшему смены, она пожала плечами и сказала:

– Я так поняла, вечеринка закончилась. Мальчики, не отвезете нас в город? Где нас сняли, там и оставите. L’amore molesto,[15] – заметила южанка.

Она осмотрела каждого «мальчика», подолгу задерживая взгляд. Все они были итальянцами, но косили под морпехов на американской базе, что дислоцировалась на побережье. Ей эта игра была знакома и привычна. Она сама часто играла, исполняя прихоти клиентов. За свою короткую жизнь она сыграла сотни ролей – медсестер, школьниц – двоечниц и отличниц, учителей, астронавтов. Этим парням, видно, никогда не надоест играть одну и ту же роль; им нравилось быть американскими пехотинцами, стеречь особо важного и опасного преступника. Эта игра называлась коротко: миссия.

Девушка прошла в ванную комнату и плотно прикрыла за собой дверь.

– Как ты? – спросила она у подруги.

– Хреново, – ответила та, отнимая мокрую салфетку от лица. – Раны неглубокие, но заживать будут неделю. Шрамы останутся. Семь дней без работы. Алессандро прибьет меня.

В помещение вошел водитель. Он не успел спросить, что случилось. Итало протянул руку и потребовал ключ от машины. Неожиданно переменил решение. Изобразив на лице подобие улыбки, сказал:

– Отвези подруг в город. – А дальше сказал то, над чем водитель ломал голову по пути до города и обратно: – Commandare и meglio di fottere.[16]

Итало выпил еще. Он пил и пил, не одурманивая голову, а распаляя чувства. И ненависть к русскому генералу росла с каждым глотком виски. Он никому не позволял такого отношения к себе. Такого тона не спускал даже своему отцу.

Отерев полные губы, Итало подошел к музыкальному центру и включил вилку в розетку. Выбрав диск Даррена Хейса, включил, пожалуй, самую заводную Heart Attack – «Инфаркт» в стиле рока. Медленно прибавил громкость до звука ревущих турбин лайнера.

Мартин попытался урезонить товарища:

– Прекрати, Итало!

Но тот вряд ли что-то расслышал. А выключать ревущий центр Мартин не решился. Он, качая головой, застегнул пуговицы на рубашке, надел галстук, пиджак. Он один из всей четверки выглядел так, как и подобает телохранителю: был собран. Вряд ли навеселе – выпил совсем немного вина.

– Чужак! Предатель!

– Это не твое дело, Итало.

– Оставь!

Русский генерал не заставил себя ждать.

Генерал. Полные губы сицилийца искривились. Он ненавидел именно этого генерала, которого по приказу начальства называл доктором. Предчувствовал, что дальше дойдет до обращения «адвокат» или «кавалер», как уважительно обращались к Сильвио Берлускони.

Только сейчас Итало удивился. Он ждал генерала, но полной уверенности, что он явится под грохот музыки, у него не было. Но он пришел. «На что он рассчитывает? – спрашивал себя Итало, пыл которого чуть поубавился. – Снова рявкнет, отдаст приказ на хорошем итальянском и выдернет из розетки шнур?»