Валерий Горшков - Ликвидатор
Неожиданно я услышал шаги. Несколько человек шли по коридору, остановились перед камерой, где находился я. Раздался щелчок открываемого замка. Но не моего, а в двери напротив. Потом очень непонятный шуршащий звук, как будто кого-то за ноги тащили по полу. После — глухой стук тяжело падающего на бетон тела, и снова щелчок, на этот раз троекратный, закрываемого замка. Дверь захлопнулась, но люди не уходили. Они тихо о чём-то шептались. Потом раздался громкий басистый возглас.
— Да пусть он хоть сгниет там заживо, какое мне дело! Пидор пархатый…
И два мужика зашлись отвратительным, как карканье вороны, смехом. В стеклянном глазке двери появилась чья-то противная рожа, внимательно похлопала прижатым к стеклу «окуляром» и исчезла.
— Мочить, падлу, мочить… — донеслось до моего уха. Шаги направились прочь, и спустя десять секунд где-то далеко с лязгом закрылась ведущая в подвал стальная дверь.
Это они про меня? Если да, то я себе не завидую. Замечательный у меня отпуск получился. Просто Канарские острова! И пальмы, и бананы, и папуасы. И двести шестьдесят тысяч долларов на счете в бельгийском банке. Все сразу и выше крыши.
Хотя вполне может быть, что мое недавнее предположение все же подтвердится. В этом случае видимое поражение обернется большой победой. Остается только ждать.
Я подвинулся в дальний угол камеры, как расплавленный свинец в фигурную форму, влился в это узкое пространство, облокотился головой о стену и закрыл глаза. Сон — вот лучший способ успокоить нервы и хоть как-то скрасить тягостное ожидание грядущих событий.
Мне действительно удалось уснуть. Хотя трудно в полной мере назвать сном ту неглубокую дрему, едва окутавшую сознание, в которую я провалился. Впрочем, любой звук, доносившийся из помещений карцера или сквозь толстые стены с улицы, я слышал, подсознательно анализировал и, в очередной раз придя к заключению, что он не несет в себе потенциальной опасности для меня, продолжал спать. Сколько времени я пребывал в таком состоянии — одному Богу известно, но когда все-таки открыл глаза, то уже не обнаружил пробивающегося сквозь окошко под потолком тонкого светового луча и понял, что наступила ночь. И как оказалось, сигналом к пробуждению снова стала моя чуткая, работающая на манер «третьего глаза» интуиция.
Через несколько секунд после пробуждения я услышал, как загрохотала дверь, соединяющая помещения карцера с внешним миром, как гулко отозвался каменный пол коридора на прикосновение нескольких пар ног в тяжелых ботинках, как пока неведомая для меня процессия молча направилась к камере, где находился я, и как с противным лязгом открылась стальная дверь, пропустившая во мрак сырого помещения поток тусклого света. В камеру вошел уже знакомый мне мужчина в штатском, представившийся в ресторане как полковник Жаров. Вместе с ним, с «узи» наперевес, омоновец, уже без черной маски. Второй стоял в коридоре и тоже смотрел на меня, пытающегося подняться на ноги и привести в рабочее состояние затекшие от сидения на холодном камне конечности. Полковник подошел ко мне, беглым взглядом оценил мое состояние и, думая, вероятно, о чем-то своем, ехидно улыбнулся:
— Как себя чувствуете, гражданин Бобров?
Я поднялся на ноги, держась за мокрую стену, и скривил губы:
— Моя фамилия Полковников, Сергей Сергеевич…
— Ну… хорошо, пошли, побеседуем… гражданин м-м… Полковников! — Мужчина в штатском посмотрел на омоновца, тот схватил меня за плечо и поволок к выходу.
Далеко идти нам не пришлось, ибо конечной целью путешествия стала одна из соседних камер. Когда меня втолкнули туда два мордоворота, я сразу же отметил про себя ее разительное сходство с кабинетом для допросов. Старый, видавший ещё нашествие Тамерлана дубовый стол, два стула вдоль стены, два — по обе стороны стола. Как я и предполагал, на один из них посадили меня, на второй сел Жаров. Омоновцы встали у меня за спиной.
— Итак, Валерий Николаевич, я вижу, что вы не очень желаете идти с нами на диалог. А зря! — Мой собеседник перегнулся через стол, и его потное лицо нависло в двадцати сантиметрах от моего. — Вы совершили о-о-чень большую ошибку, когда согласились на предложение этого предателя Крамского и полетели с ним для передачи дискеты мафии. Липовой, замечу, дискеты! — Жаров оживился. — Профессор предполагал, что генерал играет в чужие ворота, и заранее приготовил ему самую обыкновенную «куклу». А вы со своим дружком попались на такую нехитрую приманку, как ставрида на голый крючок. А знаете, в чем ваша самая главная ошибка? В том, что вы не пошли с нами на контакт сразу же после падения вертолета и гибели Крамского, а предпочли вместо этого предложить свои услуги мафиозным организациям, желающим захватить власть в стране! К счастью, мы достаточно хорошо информированы, и в более широких масштабах, чем ваши нынешние хозяева, владеем ситуацией.
Я сделал отстраняющий жест рукой и покачал головой из стороны в сторону.
— Вы, конечно, извините, гражданин полковник, но я до сих пор считаю, что меня перепутали с кем-то другим. Я моряк, до недавнего времени первый помощник капитана на сейнере «Пальмира», нашем сейнере, хотя и приписанном к зарубежному порту. Неделю назад или чуть более того, точно не помню, — я щёлкнул себя по горлу, давая понять, что некоторое время находился в состоянии «штопора», — я списался на берег, забрал с собой все заработанные за двадцать лет деньги и отправился поближе к цивилизации, устраивать свою жизнь. Мне ведь, гражданин полковник, уже сорок в этом году, а еще, как говорится, ни кола, ни двора. Пора жениться и всё прочее. А тут вы со своими глупыми шуточками…
— А почему решили бежать? А пистолет? И, в конце-то концов, где ваши документы?! Что вы мне голову морочите, Бобров?! — рассвирепел полковник. — Хорошо, я подожду, пока вы ответите на заданные вопросы, а потом… Отвечайте! — рявкнул Жаров так сильно, что мне на лицо упали капельки вылетевшей из его рта слюны.
— Пожалуйста, — я пожал плечами. — Бежал, потому что у меня был пистолет. Сами понимаете, ничего хорошего за ношение оружия без разрешения ожидать не мог. Купил я его двадцать минут назад у тех ребят, что сидели рядом, за столиком в ресторане. Один из них, по-моему, работает где-то в охране, вот и решил задвинуть ствол. А мне не помешает! Полные карманы денег, а сами знаете, время сейчас какое… А документы я незадолго до посещения ресторана отдал одному дельцу, чтобы тот оформил на мое имя транзитные номера и документы на машину. Я утром «восьмерку» у него купил, белую, и собирался вечером уже ехать дальше, куда-нибудь к морю… Даже денег ему дал! А из-за вашей выходки сейчас потерял и машину, и шесть тысяч долларов! Кто мне теперь их вернёт?!
— В ресторане, значит, купили… Ну-ну! — Жаров выдвинул единственный ящик стола и достал оттуда завернутый в носовой платок «стечкин». Мой «стечкин», который после попадания в руку резиновой пули я уронил в решетку канализационного коллектора. Он положил его передо мной, отвратительно осклабился и сделал некий жест, очень напоминающий начальническое «пусть войдёт». Один из охранников вышел и вернулся спустя пять-семь минут. Но не один…
Когда я услышал стук открываемой металлической двери, то невольно поднял глаза и… застыл, словно гранитный памятник на своей собственной могиле. Передо мной стояло нечто, с разбитым в лохмотья лицом, в дьявольски изорванной одежде, неспособное что-либо соображать и самостоятельно, без помощи охранника, держаться на ногах. С ужасом я заметил, что вместо левого глаза у него была лишь покрытая грязной коростой слезящаяся щель. Глаз был выбит…
Этим несчастным оказался рыжий Альберт. Каким-то невероятным усилием воли ему удалось наконец все же узнать меня. Едва его единственный уцелевший глаз, беспомощно шарящий по комнате, остановился на мне, как он на мгновение принял осмысленное выражение. И этим фактом незамедлительно воспользовался Жаров.
— Ты его знаешь?! — проорал он, встав из-за стола и вплотную приблизившись к Альберту. Калека что-то тихо промычал и едва заметно кивнул. — Кто это?! — ещё громче и резче спросил полковник. В этот миг он сильно напоминал эсэсовского палача с закатанными по локти рукавами и звериным лицом.
— Бобо… бров… Нач… аль… ник охраны… базы…
— Какой базы?! — Лицо Жарова стало краснеть прямо на глазах.
— Мафии… В Кар… патах…
Альберт прикрыл веко, из его рта потекла струйка крови, и он безвольно свесил голову, потеряв, вероятно, в который уже раз за последние часы, сознание. Полковник снова сел за стол и выжидательно посмотрел на меня. Я молчал.
— Ещё вопросы будут, Валерий Николаевич, или перейдем к делу? — наконец заговорил он.
— Вы считаете слова этого несчастного парня, избитого и покалеченного вами только за то, что он продал мне пистолет, правдой?! Да он сейчас маму родную не узнает.
