Мятежный перевал - Сергей Иванович Зверев
— И каким же, по-твоему, образом они могут что-то узнать о нас? — спросил Кудрявцев.
— Через своих осведомителей, — ответил Наги. — Как же еще?
— Ну, это нам тоже понятно, — ответил Кудрявцев. — Знать бы еще, кто они, эти осведомители.
— Я знаю одного из осведомителей, — не сразу ответил Наги. — Точнее сказать, догадываюсь. Прямых доказательств у меня нет, но иногда догадки сильнее всяких доказательств. Мне кажется, это как раз и есть такой случай. Вот об этом человеке я и хочу вам рассказать. И, конечно, о своих подозрениях относительно этого человека. И тогда вы поверите, что я не «каракал». Зачем «каракалу» лишать себя глаз и ушей? «Каракал» должен знать, что творится в поселке и для чего прибыли русские.
— Назови этого человека, — сказал Кудрявцев. — И обоснуй свои подозрения.
— Его зовут Аббас, — сказал Наги. — Он один из жителей поселка. Самый обычный житель. У него есть жена, дети, старики-родители, хозяйство… Как и у всех.
— И что же? — спросил Кудрявцев.
— Он — единственный из жителей поселка, кто добровольно согласился нам помогать, — сказал Наги. — Все боятся, а он согласился. Почему-то он не опасается ни за свою жизнь, ни за жизнь своей семьи. Он постоянно находится с нами рядом. С утра до ночи. Пытается нам помогать, произносит речи перед односельчанами. Полковник Хадид настолько ему доверился, что даже вручил пистолет для самозащиты. Хочешь того или не хочешь, а сам собою возникает вопрос: почему все боятся «каракалов», а он их не боится?
— Ну, может, потому что он честный и храбрый человек. Разве такого не может быть? — предположил Кудрявцев.
Но в его голосе угадывались нотки сомнения, и Наги это легко уловил.
— Вот ты тоже сомневаешься, — сказал он. — Здесь невозможно не сомневаться. Он постоянно с нами рядом… Минувшей ночью, когда «каракалы» сожгли грузовики с гуманитарной помощью и убили наших солдат, он тоже был на площади. Даже был ранен в руку.
— Вот видишь! — сказал Кудрявцев, но нотки сомнения все же никуда не делись из его голоса.
— Это не тот ли маленький человечек в гражданской одежде, чью раненую руку я перевязывал? — спросил из темноты Роман Мара.
— Наверно, тот, — не оглядываясь на голос, ответил Наги. — У других жителей поселка руки целы.
— Но зачем же он так рисковал? — спросил Александр Рыжов. — Зачем же он подставлял себя под пули? Хотя, может, оно и понятно… Уж теперь-то, после ранения, все должны ему верить втрое больше… А что, неплохой ход. Конечно, если все это и вправду так на самом деле.
— Позапрошлой ночью он также подставлял себя под пули, — усмехнулся Наги. — Да еще как! Добрых полчаса «каракалы» со всех сторон стреляли по его дому автоматными очередями!
— Вот как, — удивленно произнес Кудрявцев. — И что же?
— И ничего, — ответил Наги. — Стреляли почти в упор, но отчего-то все пули полетели в небо или посекли крышу. Будто нарочно! Лишь одна пуля угодила в окно, а все прочие — мимо. Я и мой напарник Реза специально осматривали место происшествия. Стреляных гильз было очень много. И хоть бы одна пуля попала в цель! Опять же почему? Что, все «каракалы» не умеют стрелять? Хотя в этом случае и без всякого умения весь дом можно было бы изрешетить! Стреляли-то в упор! Но все мимо.
— Ты считаешь, что все это было подстроено? — спросил Кудрявцев.
— А разве можно считать иначе? — в свою очередь спросил Наги.
— В самом деле… — задумчиво проговорил Александр Рыжов. — Палить из множества автоматов в упор и ни разу не попасть в цель… И впрямь, очень похоже на какую-то инсценировку. Хотя если это и впрямь инсценировка, то очень уж какая-то она дешевая и неубедительная. Как в такую дешевку можно поверить?
— Ну, так поверили же! — заметил Кудрявцев. — Никто, кроме нашего собеседника, ни в чем даже не усомнился! И жители поверили, и, наверно, даже полковник Хадид.
— И что же мы имеем в сухом остатке? — отозвался из темноты Альберт Корольков.
— В сухом остатке мы имеем подозрительную личность, которую нам надо вывести на чистую воду, — ответил Кудрявцев. — Остается лишь сообразить, как лучше это сделать.
— А… — произнес Корольков и ничего больше не сказал.
Впрочем, в этом не было и необходимости. Все пятеро спецназовцев и без того прекрасно поняли, что таится в этом самом «а». А таилось в нем сомнение. Сомнение в отношении Наги и всего того, что он сейчас сказал. Конечно, могло статься и так, что он говорил чистую правду. А с другой стороны, могло быть и наоборот. Например, Наги, рассказывая о сомнительной личности по имени Аббас, вполне мог вести какую-то свою, тонкую и не до конца понятную спецназовцам игру. Допустим, выкладывая все об Аббасе, он тем самым старался отвести подозрения от себя самого. Это был вполне классический, а потому известный спецназовцам трюк. Ты — вражеский агент, и чтобы отвести от себя подозрения, ты выдаешь другого агента — настоящего, не вымышленного. Кто после этого усомнится в твоей честности? Теоретически рассуждая, все могло быть. А если так, то спецназовцам необходимо было немедленно, в буквальном смысле не сходя с места, принять решение — правильное и окончательное. И действовать в соответствии с принятым решением.
* * *
Решили так. Во-первых, никому о ночном разговоре не сообщать. Во-вторых, в течение дня внимательно и вместе с тем незаметно понаблюдать за Аббасом. И к вечеру принять окончательное решение в зависимости от поведения Аббаса. На том, собственно, ночной разговор и закончился. Тем более что близилось утро — изумительно красивое, бесподобное, какое только может быть в здешних местах.
— Мне будет удобнее наблюдать за Аббасом, чем вам, — сказал на прощание Наги. — Вернее сказать, нам — мне и этим троим солдатам. На нас никто не будет обращать внимания, а значит, мы не вызовем подозрений. В отличие от вас. Вы чужие, а значит, постоянно на виду.
— Вообще-то правильно, — вынужден был согласиться Кудрявцев. — Что ж, пускай будет так. Хотя, конечно, и мы также будем поблизости.
На том Наги и его трое солдат со спецназовцами и расстались. Когда они ушли, спецназовцы какое-то время пребывали в молчаливом размышлении. Вообще-то, если называть вещи своими именами, минувшей ночью у них случился
