Сергей Зверев - Святой – Гарпун для акулы
– Точняк, Витюха! – Уголовник не на шутку разволновался. – На волю тебя выпустят! Ох, везунчик! – Радость Струны была искренней. – Неспроста у меня ухо целый день чешется! Верняк!
– Ухо, Струна, у тебя от клеща свербит!
Новиков старался уйти от волнующей темы в сторону.
– Какой клещ! Весна только началась! – обиженно шмыгнул носом собеседник. – Эти кровососы друшляют под листиками! Ты с КПП ноги в руки и бегом к хозяину…
Мать моя женщина! Один останусь баланду хлебать! Последнего кентового свояка теряю!
Автозак проехал КПП. Начальник конвоя открыл дверь.
– Новиков, к товарищу подполковнику.
Виктор шел в темноте. Лучи прожекторов обшаривали зону. Сторожевые овчарки лениво перебрехивались после скудной пайки. Солдаты в нарушение устава прятали лица в поднятые воротники шинелей, ища спасения от холодного вечернего ветра.
А Новикову было жарко!
– Заходи! – не оборачиваясь, ответил на стук в дверь подполковник Котиков. Начальник разглядывал график внутрилагерных убийств за последний год. Линия уверенно проходила только по нулевой отметке.
Виктор должен был, согласно правилам, отбарабанить свою фамилию и номер статьи, доложить о прибытии, но его язык прилип к гортани.
На столе лежали какие-то бланки.
– Догадываешься, зачем позвал? – Котиков продолжал любоваться графиком.
– Нет! – выдавил из себя бывший десантник, а в голове билось: "Не тяни резину! Выкладывай скорее…"
Подполковник обернулся, подошел к столу, выбрал листок, нацепил на свой знаменитый нос очки и зачитал фрагмент. Котиков читал, мерно раскачиваясь всем своим могучим телом.
Из всего услышанного в сознание Виктора проникло только "это сладкое слово" – амнистия.
"И чего он сломанные очки носит?.. – невпопад думал Новиков. – Дужки изолентой примотаны, как у бедного пенсионера. Ведь только свистни – умельцы зоны ему такую оправу сбацают… О чем это я?.. Зачем мне Вепрь указ читает?" – Удушливый комок подкатил к горлу.
– ..Конечно, придется потерпеть! – Котиков говорил медленно, стараясь, чтобы смысл сказанного доходил до собеседника. – Пока оформим бумаги, то да се, бюрократия, понимаешь, у нас исключительная. Но планы на будущее можешь строить!
– Какие планы? – Новиков, не спрашивая разрешения, опустился на стул. Его пальцы рвали полу заношенной лагерной фуфайки.
– На будущее! – повторил подполковник Котиков. – Нормальное будущее! Ты хоть уловил, о чем я тебе сказал?
Потрескавшимися от ветра и холода губами Новиков прошептал:
– Амнистия…
– Правильно! – как можно бодрее подтвердил Котиков.
Еще в молодости он, тогда начинающий оперуполномоченный, сознательно заковал себя в душевный панцирь.
Лишние эмоции настоящему менту ни к чему. А фраза о "горячем сердце чекиста" годится разве что на стенку клуба повесить или для актера кино в роли седого комиссара милиции. Но вид обалдевшего заключенного, который неизвестно за что оттрубил немало лет, задел Вепря.
– Пиши домой. Пусть встречают! – Голос подполковника смягчился. Друзья армейские остались?
Новиков отвечал машинально, как запрограммированный на беседу робот:
– Мой комбат в Приднестровье погиб! Четырнадцатая армия… Слыхали? Дубоссары защищал. – Новиков пересказывал письмо, полученное от своих два года тому назад. – Командовал батальоном спецназа, потом из армии уволился и в батальон "Днестр" добровольцем пошел. Молдаване его к смерти приговорили…
Воспоминания встряхнули бывшего лейтенанта.
– ..Из Румынии группу коммандос для исполнения приговора привезли, сами с комбатом и его парнями справиться не могли… Боевой был мужик.
– Как погиб? – осторожно спросил Котиков.
– Писали: попал в засаду, – глухо ответил зек. – Гранатометчики в упор расстреляли "уазик". Никого в живых не осталось. Остов машины с тремя обуглившимися трупами…
– К родителям поедешь?
– Вряд ли, – отрицательно качнул головой Виктор. – Навещу, конечно, но жить с ними… Городок маленький, каждый тыкать пальцем будет: "Смотрите, вот тот самый придурок идет. Был в Афгане и свихнулся. Для него человека убить – что под забором отлить". Не хочу слышать за спиной таких разговоров.
– Понимаю! – Подполковник снял форменный зеленый галстук. – Все вокруг изменилось. Я сам слабо разбираюсь в том, что происходит в стране. Сижу в глуши, ничего не вижу, кроме зеков и колючей проволоки. Иногда наведываюсь в управление что-либо выбить. Так за день по кабинетам набегаешься – света белого не видишь. Глаза слипаются.
Они… – Котиков махнул рукой, имея в виду эмвэдэшных бюрократов, сидящих в теплых, светлых кабинетах, далеких от зоны, лесоповалов и зеков, штаны протирают, кофеек с машинистками пьют!
Хозяин зоны жаловался, словно обычный мастер обычного предприятия:
– Сигнализация допотопная, чуть ли не со времен Лаврентия Павловича. Плюнешь – короткое замыкание! Что сигнализация? Вещевое довольствие выдать новым заключенным не могу. Нету! Судам впору при вынесении приговора сразу указывать: "На отсидку прибывать с полным комплектом одежды на весь срок!"
– Ничего, народ у нас неприхотливый! – иронично вставил Виктор.
– Зря смеешься! – насупился подполковник. – Прикинь в масштабах страны! Сколько у нас сидит? Доведем зеков до ручки, а потом на свободу выпускаем?! Они же зубами рвать будут! Наверстывать, так сказать, упущенное.
– Если здоровья хватит!
– Туберкулезники по-своему счеты сведут. В солонки плевать станут, стаканы слюнявить. Мол, сам не жилец, и вы, сытенькие и довольные граждане, помучайтесь! Мне хоть и не положено думать о политике… – Котиков торопливо прикурил, забыв потушить спичку. – Мне заключенных охранять государство поручило, но лезут мыслишки в голову, особенно вечерами.
– К каким выводам пришли, товарищ подполковник? – Новиков был так ошарашен свалившейся с неба свободой, что даже обратился по-армейски.
– Конкретно? Только к одному! – Спичка обожгла пальцы Котикова. Он чертыхнулся и бросил ее на пол. – Фуфло у нас, а не политика. Сами себя губим.
– Это как понять? – скорее из вежливости, чем от желания продолжать беседу, поинтересовался Новиков.
– Американцы реабилитационные центры для отсидевших еще в середине семидесятых годов открыли. Целую систему разработали. Прием на работу, бесплатное лечение от алкоголизма и наркомании…
– Загнули, товарищ подполковник! – усмехнулся зек. – С Америкой, насколько я помню, Хрущев соревноваться собирался. Остальные наши вожди уже и не заикались. Кроме гонки вооружения, разумеется.
– Это точно! – вздохнул Котиков. – Ладно. Имеем, что имеем. Провозгласили демократию в стране… Пусть будет демократия, но государства никто не отменял. Исправительно-трудовые учреждения в любой стране имеются, и сидят в них преступники. А у нас что? Зоны по испытанию на выживаемость? Выжил, с ума от безделья не сошел, туберкулез не заработал – добро пожаловать обратно к нормальным людям?! Вот и выходят от нас доходяги законченные…
– Вы, товарищ подполковник, со своей колокольни смотрите, – не согласился Новиков. – Кое-кто очень неплохо время проводит. У нас зона прессовая. Вы постарались. А на других полный беспредел. Проституток автобусами через КПП провозят, не говоря уже о тачках с наркотой.
Котиков теребил пачку, стараясь достать новую сигарету.
Его руки нервно подрагивали.
– О блатных разговор особый! Они давно свое государство в государстве создали. В нынешнем бардаке оно еще крепче станет, посмотришь!
– Вам виднее!
Вепрь понял, что эта тема мало интересует собеседника.
– Ладно, закругляемся! – устало сказал он. – Хотел тебе первому об амнистии сообщить.
– Спасибо! – поблагодарил Новиков.
– Завтра на утренней поверке всей зоне объявим. – Широкое лицо подполковника Котикова приняло выражение невозмутимого безразличия. – Ты никому не говори, а то ночью отмечать начнете. Знаю я вас!
Вепрь снова был суровый хозяин зоны, не доверяющий никому.
Лагерные масти и без Новикова пронюхали о событии.
Свои люди были среди контролеров, солдат-срочников, которым зеки сбывали свои поделки.
Вернувшись в барак, Новиков увидел приготовления к пиршеству. Струна как чувствовал – три дня тому назад он отобрал хлеб у хлюпиков из числа вечно виноватых, замочил его в целлофановом мешке. Начинался сложный таинственный процесс приготовления самогона.
Струна, как заправский метрдотель дорогого ресторана, руководил сервировкой:
– Падла! Что ты сушеный лук насыпал! Нормального в блеваловке найти не мог?.. Запивон приготовьте! Подсаживайся, Витюха!
По голосу было заметно – Струна первую пробу приготовляемого питья снял. Его язык, по образному выражению зеков, цеплялся за зубы.
– Ой, пардон! – Вор картинно всплеснул руками. – Сидеть – это теперь наша забота. Вы же, товарищ гражданин, на волю отваливаете.
