Андрей Молчанов - Падение «Вавилона»

— С Богом, оно, может, и получится… — крестил пузо мой боевой командир.

Вскоре мы оказались в пригороде Восточного Берлина, немало разочаровавшего меня серенькими ветхими зданиями, грязноватыми улочками, стайками вьетнамцев, торгующих с рук у станции метро также контрабандными, видимо, сигаретами…

— Откуда столько вьетнамцев? — спросил я полковника.

— Осколки социалистического содружества, — прозвучал ответ. — Лимита. Нынче не у дел, производства переоборудуются, они и зависли… До поры, конечно. Скоро их всех поганой метлой, немцам они уже — во! — И полковник провел пухлым указательным пальцем себе по горлу.

— Нас той же метлой, — прокомментировали из кузова. — И тоже скоро…

— Разговорчики! — поморщился Михал Иваныч, вновь перекрестившись отработанным до автоматизма движением. — Напророчишь, помело!

Около станции метро, именуемой «Карлсхорст», где охмуряли публику лимитчики из Юго-Восточной Азии, предлагая сигареты за половину их магазинной цены, мы свернули на брусчатую мостовую и, попетляв между старыми, отстроенными еще в прошлом веке домами с осыпавшейся штукатуркой фасадов, оказались в райончике уютных особняков, у одного из которых последовала команда остановиться.

Полковник вышел из машины, замер, пристально оглядевшись по сторонам, и, снова перекрестив живот, поднялся на крыльцо, требовательно постучав кулаком в филенчатую входную дверь. Потом, словно опомнившись, нажал на кнопку звонка.

— Да? — глухо раздалось из-за двери.

Вопрос был краток, но произнесли его с таким грубым и развязным вызовом, что оставалось думать, будто сюда заходят либо вконец надоевшие попрошайки, либо такие же хамы, что обретались за дверью.

— Эт-то я, Михал Иваныч… — промямлил полковник заискивающим голоском сирого просителя.

Из особняка вышел мордастый малый с короткой стрижкой, одетый в футболку с надписью «Я всех имел!» и в потертые джинсы. С шеи обитателя особняка свисала массивная златая цепь. Сухо кивнув Михал Иванычу, он раскрыл ворота, приказав мне коротко:

— Жопой подай к черному ходу.

Я подал к черному ходу, и выскочившие из машины отставные офицеры принялись за выгрузку сигарет.

— Ящики в подвал! — лапидарно распорядился житель особняка, отсчитывая Михал Иванычу голубенькие сотенные купюры, чью толстенную пачку, перетянутую аптечной резинкой, он извлек из заднего кармана джинсов.

— Туфты не засунь! — предупреждал его полковник. — Прошлый раз три нехороших бумажки мне дал, я их еле-еле через военторг реализовал…

— Ничего не знаю, у меня бабки проверенные, — хмуро бубнил мордастый тип.

— Кем? Отделом контроля их производства?..

— Ладно, не скули, качество гарантирую! Государственное.

К машине между тем подносили новый груз: четыре тяжеленные пластиковые сумки расцветки российского флага, именуемые в народе «нищенками». Кивнув на сумки, мордастый сказал:

— В двух — пистолеты, в двух — револьверы. Все в кейсах, с патронами. Как и договаривались.

Один из контрабандистов вытащил из сумки пластиковый футляр, раскрыв его, удостоверился в наличии товара, представлявшего, слава Богу, всего лишь газовую стрелялку, а не боевое оружие, как мне не без опасений подумалось.

— Да тут штангисты нужны, чтобы такие баулы ворочать! — сокрушался второй перевозчик, с трудом отрывая сумку от поверхности планеты.

— Найми штангистов, — равнодушно проронил мордастый.

— Тогда бизнес потеряет смысл.

— Тогда не ворчи.

Полковник отсчитал компаньонам полагавшуюся долю. Затем, озабоченно взглянув на часы, сказал мне:

— Гоним обратно, Толя. С Богом!

— Куда?

— В аэропорт. С Богом! Самолет ждет.

— Кого? — внезапно перепугался я, ожидая после увиденного и услышанного любых подвохов, в том числе и указания вернуться в Москву.

— Кого-кого… Их! — Он кивнул на своих приятелей. — Через час вылет.

— Самолет никуда не уйдет, — тяжело сопя, отозвался контрабандист, обеими руками вталкивающий неподъемный багаж в просвет между сиденьями. — Летуны заряжены. Мы им две пушки провозим. Одни, сука, расходы… Выпендриваешься тут, как муха на аэродроме, а выхлоп — будто комар пукнул…

В Шпиренберге, в пустынном здании аэровокзальчика, где не было ни паспортного контроля, ни таможни, нас ждали пилоты, подсобившие донести трещавшие по швам «нищенки» к трапу лайнера.

— Послезавтра встречайте. В то же время, — попрощались с нами дружки полковника.

— Наращивайте товарооборот! — напутствовал их Михал Иваныч. — Надо крепить материальную базу армии! С Богом!

По пути в дивизион, располагавшийся неподалеку от Берлина, полковник наконец удосужился ознакомиться с пакетом сопроводительных документов и, узнав о моем недавнем конвойном прошлом, немало озадачился, посыпав заинтересованными вопросами о лагерном житье-бытье, причем содержание вопросов наводило на невольную мысль об их вероятной актуальности для моего командира.

Внезапно перед нами возник стоящий на обочине джип с открытым капотом, возле которого растерянно замерли какие-то люди в пятнистой военной форме. Узрев нашу машину, люди энергично замахали руками, призывая нас остановиться.

— Поможем? — Я вопросительно взглянул на полковника.

— Если сможем, — в рифму ответил тот.

— В чем дело? — высунулся я в оконце, различив на груди подошедшего ко мне верзилы из джипа нашивку с надписью: «Армия США».

На ломаном немецком тот попытался ответить, что, дескать, вышла из строя батарея и не могу ли я дать ему прикурить от своей? Я ответил на английском, что если имеются провода, то проблем никаких, и, услышав мою речь, парень на мгновение остолбенел, изучая красноармейскую форму, после чего, изумленным голосом подтвердив наличие проводов, отправился к обратно к джипу.

— Чего у них там? — нервно осведомился Михал Иваныч.

— Аккумулятор накрылся. Прикурят — поедут.

— Стоп-стоп! Ты по-ихнему вроде рубишь, да? Молодец! — оживился полковник. — У меня запасной в кузове, предложи им… Пятьдесят марок, скажи… С Богом!

Я вышел из машины, внеся ограниченному контингенту американских войск коммерческое предложение от лица Российской Армии.

Предложение без видимого энтузиазма было принято. Устанавливая батарею, шофер джипа поинтересовался, где это я так сумел выучить английский язык?

— Там, где родился, — ответил я. — Город Вашингтон, столица Соединенных Штатов.

— Этот мир похож на сумасшедший дом, — пробурчал шофер. — Мой сержант — родом из Одессы…

Реанимировав автомобиль коллег-оккупантов, мы доехали до ближайшего городка, где решили подкрепиться пиццей с кока-колой.

Перекусывая крепкими зубами тягучий расплавленный сыр, полковник неторопливо втолковывал мне:

— Ты, Толя, прибыл на пир во время чумы. Скоро всех нас отсюда под зад коленом. Куда? Понятия не имею. Но одно знаю четко: необходимо использовать момент… Ты мне, Толя, сразу понравился: парень образованный, за рулем чувствуешь себя уверенно, по-английски ботаешь токо так… Учился, что ли? В институте?

Я поведал командиру о своем американском происхождении.

Услышав такую весть, он как-то основательно призадумался, словно что-то прикидывал в уме и наконец вынес загадочное резюме:

— Этому твоему таланту пропасть не дадим… Есть перспектива!

— Какая?

— Позже узнаешь, думаю. С Богом! Так вот, о чем я? Я о том, что надо не хлопать ушами, а зарабатывать, понял? Ты спросишь, как?

— Спрошу, — согласился я, приканчивая вторую порцию высококачественной пиццы.

— А-абъясняю! Возле дивизиона стоят лотки. Там наши мошенники торгуют. Мы их эмигрантами называем. Ну, шушера разная… Кто действительно эмигранты, кто так, бродяги…

— Труболеты, — уточнил я.

— Именно. И ты, значит, будешь собирать с них арендную плату. С Богом. Плату — мне. Теперь. — Он пригубил, поморщившись, шипучую кока-колу. — Бензин. Будешь заливать в их машины. Норма за день — двести литров. Больше не украдем — настучат. На нашей колонке я тебя представлю. С горючкой мы с тобой в пополаме. Марка — литр. Сотня твоя, сотня моя. Это — по-человечески, правильно я говорю? С Богом?

— Абсолютно, — подтвердил я.

— Во-от… Но! — Михал Иваныч Покусаев многозначительно поднял палец. — Работать придется! За деньги, Толя, надо платить! А я плачу тебе за язык. Но не за английский. А за тот, который надо держать на замке. Сейфовом. Иначе… — Он в сотый раз перекрестился.

— Обучен, — сказал я. — Не извольте беспокоиться. Но мысли вы высказали ценные. Хоть тоже их в сейф запирай.

— В сейф не надо, храни в башке, — отозвался полковник польщенно. — А сейчас — гони в часть, сегодня свободен, осваивайся с Богом…

В дивизионе за мной закрепили новенький «уазик» и десять алюминевых канистр, предназначенных для хищений высокооктанового бензина.

Меня прикрепили к взводу водителей, относящемуся к вспомогательной роте, что автоматически означало главенствование надо мной целой иерархии мелких и крупных начальников, однако их я мог воспринимать как сонм иллюзорных теней, ибо, согласно указанию полковника Покусаева, никому, кроме него, командира дивизиона, категорически не подчинялся.