Евгений Сухов - Один против всех

— А куда мы едем? — посмотрела Ольга в окно.

— Сейчас все узнаешь. Я приготовил тебе небольшой сюрприз. Очень надеюсь, что он тебе понравится.

Машина мягко притормозила и прижалась к обочине, шугнув стайку воробьев. Славик мгновенно выскочил из салона и, обогнув капот, распахнул дверцу.

— Все готово? — лениво поинтересовался Куликов.

Стараясь не смотреть на зареванную Ольгу, которая поспешно краем платка удаляла следы расплывшейся туши, Слава сдержанно ответил:

— Да. Пока вы разговаривали, я успел созвониться. Нас ждут.

Ольга огляделась по сторонам. Район, куда они приехали, находился на самой окраине Москвы. Рядом с безвкусными пальцеобразными высотками просматривались двухэтажные покосившиеся бревенчатые строения, которые, казалось, должны развалиться от первого чиха. Здесь же небольшая колонка с цементным стоком. А поодаль стройплощадка, отгороженная высокими бетонными плитами. Внутри территории два разобранных бульдозера и множество покрышек и деталей от техники, разбросанных повсюду. Не зная, что строительство здесь было заморожено лет пять назад, можно было бы предположить, что тут проходили бои местного значения. У самого забора покосившаяся сторожка с фанерой вместо стекол. Через узкие щели пробивался тускло-желтый свет, как свидетельство того, что жизнь здесь с наступившей разрухой не угасла.

Осторожно, как если бы ступали по минному полю, все трое направились к сторожке, перешагивая через слипшиеся комья земли и стараясь не оступиться в многочисленные рытвины.

Слава негромко постучался, и тотчас из глубины раздался недружелюбный окрик:

— Кого несет?

— Открывай, свои, — дружески протянул Слава.

Щелкнул замок, брякнула сердито о косяк отцепленная цепь, и дверь, скрипуче повернувшись на петлях, приоткрылась.

В проходе гостей встретила унылая физиономия с семидневной щетиной на щеках.

— Проходите, — отступил мужчина немного в сторону, пропуская Стася, готового разворотом плеч снести хиленький косяк.

Следом, едва поддерживаемая за локоток Славой, вошла Ольга. В центре комнаты на вращающемся стуле спиной к двери сидела брюнетка.

— Ковыль, поверни ее, — распорядился Стась, шагнув ближе.

— Поговорить хочешь, сучка? — потянул Сергей за плечо женщину.

Стул, жалобно скрипнув, повернулся вокруг оси, и на вошедших испуганно взглянула женщина лет сорока. Серые глаза на высохшем лице казались огромными и делали ее похожей на сову.

— Узнаешь? — спросил Стась у Ольги, которая, едва переступив порог, с ужасом ее разглядывала.

— Да, — наконец произнесла она, чуть разлепив слипшиеся губы.

— А ты узнаешь эту милую девушку? — взял Стась за подбородок женщину. — Только прошу тебя говорить откровенно, — добавил он проникновенных ноток, — а то я очень не люблю совершать насилие… тем более над женщиной.

Брюнетка, вытаращив на Стася ошалелые глаза, пролепетала сдавленным голосом:

— Да, я узнаю ее, она была одной из моих девушек.

— Видишь, как славно у нас с тобой получается. Ты баба понятливая и, я бы даже сказал, разговорчивая, — улыбнулся Стась. — А теперь ответь мне, зачем ты обижала это чудное создание?

— Я ее не обижала, — плаксиво залопотала брюнетка, — у меня была своя работа, а у нее — своя. Я даже не знала, кто она такая, мне ее привели и сказали, чтобы я ее загрузила по полной программе.

— Я вижу, ты немало заработала на этой девочке, — Стась повертел головой, отыскивая, куда бы присесть, и Славик, угадав желание босса, услужливо подставил ему стул.

Теперь они сидели рядышком, едва не касаясь коленями друг друга. Со стороны их можно было бы принять за влюбленную парочку, если бы не глаза женщины, смотревшей на своего кавалера с нескрываемым ужасом.

— Я получала столько, сколько было обговорено «крышей».

— Вижу перед собой очень честное дитя, — погладил Стась волосы брюнетки. — Это так?

Глаза женщины от страха увеличились, и было неприятное ощущение, что ей достаточно будет встряхнуть головой, чтобы они упали на пол скользкими шариками.

— Да, — задрожали ее губы.

— Если это действительно так, ты должна вернуть все причитающиеся ей деньги. Ты посмотри на эту невинную девочку, — повернулся Стась к двери, где с побелевшим лицом стояла Ольга. — Ей страшно при одном воспоминании о вашем сотрудничестве. И кроме тех денег, что ты ей должна, она еще хочет небольшую компенсацию… Ольга, тебя устроит сумма в сто пятьдесят тысяч долларов?

— Да, — машинально ответила Ольга, вряд ли понимая, о чем ее спрашивают.

— Вот и прекрасно, — поднялся Стась, аккуратно поглаживая брюнетку по черным волосам.

Пряди были густые и длинные, хозяйка борделя напоминала черную холеную лисицу, попавшую в западню. Правильные черты лица, лишенные свежести, все же свидетельствовали о том, что некогда брюнетка была весьма привлекательной особой и час уединения с ней требовал немалых средств. Стась старательно намотал пряди на кулак и с лаской в голосе поинтересовался:

— Думаю, ты не станешь возражать против такого предложения?

По щекам женщины, оставляя темный след туши, покатились слезы.

— Это все, что я накопила за свою жизнь.

— Ты получаешь больше, голубушка, — Стась отпустил волосы и очень нежно вытер слезы на ее щеках. — Я дарю тебе жизнь. А она, поверь мне, стоит куда больше всех денег на свете. Так где мы можем взять сто пятьдесят тысяч «зелеными», разумеется, сейчас? — Он слегка ущипнул брюнетку за подбородок. — Только прошу тебя, не надо со мной шутить, сегодня я настроен очень серьезно.

Уже не пытаясь сдерживать слез, брюнетка всхлипнула и, некрасиво открыв рот, негромко заревела:

— Они в моей квартире… в ванной… В правом углу на полу черная плитка… а под ней в пакете находятся деньги…

— Вот видишь, как мы умеем хорошо разговаривать и понимать друг друга. Жаль, что мое сердце не свободно, у нас получился бы очень неплохой союз. Ты все слышал? — посмотрел Стась на Ковыля, устало облокотившегося о косяк.

— Да.

— Поезжай и проверь.

— Хорошо.

— А ты, — несильно ткнул Стась пальцем в грудь Славика, — постереги ее. Она кошечка тертая, от нее можно ожидать сюрпризов.

— А как же ты?

— Сегодня ты мне не понадобишься.

— Понял.

Стась повернулся к брюнетке, которая, казалось, успокоилась совсем, и сдержанно, не повышая голоса, произнес:

— А вот это тебе от меня подарок!

Неожиданно в его ладони появился нож, и лезвие, заточенное словно бритва, полоснуло левую щеку женщины. Из раны на потемневший от грязи пол брызнула ярко-красная кровь.

— А-а! Что же ты сделал! Как я с таким лицом! — закричала брюнетка, зажимая порезанную щеку ладонями.

Очень тщательно Стась вытер хромированное блестящее лезвие краем тряпки, а потом нажатием кнопки спрятал стальное жало в ручку ножа.

— Это тебе предупреждение, крошка. Чтобы ты поняла, что мы очень серьезные люди и не собираемся шутить. В следующий раз, если ты хотя бы заикнешься кому-нибудь о нашей встрече, мое перышко прогуляется по твоему очаровательному горлышку. Уяснила? Ну вот и хорошо. Пойдем, детка, — ласково обратился Куликов к Ольге, которая как изваяние продолжала стоять у самого порога, не решаясь проходить в комнату. — Кажется, ты слегка растеряна. Ну извини меня, я совсем не хотел тебя напугать. Дай я вытру твои слезки. — Он достал из кармана платок и бережно промокнул Ольге глаза. — Ну вот видишь, все позади, теперь тебя никто не тронет. У тебя есть защитник. Ну улыбнись. Улыбнись же! Ты хочешь, чтобы я встал перед тобой на колени?

— Нет! — торопливо произнесла Ольга, щеки ее дрогнули, и губы неохотно разлепились в страдальческую гримасу.

— Ты у меня хорошая девочка. Я знал, что ты меня поймешь, — и, взяв девушку за плечи, слегка подтолкнул ее к выходу.

— Куда мы сейчас? — спросила Ольга.

По ее телу неприятной волной пробежал озноб; одетая в теплый кожаный плащ, она почувствовала невероятный холод, а зубы мелко и противно замолотили дробь.

— У меня такое чувство, что мне дышат в затылок. Поверь, в этих делах я редко ошибаюсь. Нам нужно исчезнуть, Ольга, хотя бы на полгода. А там, когда все, наконец, утихнет, мы объявимся вновь.

Шевцов редко обращался за помощью к Афоне Карельскому, но уж если подобное случалось, значит, по-другому поступить было невозможно.

Афоню Карельского многие причисляли к «прошлякам». После последней отсидки, лет шесть тому назад, от воровского дела он отошел и, открыв сапожную мастерскую, промышлял тем, что подбивал набойки на стоптанные каблуки да ставил заплатки на прохудившуюся обувь. Его изредка можно было встретить в дорогих казино и шикарных ресторанах, но и там он вел себя странновато, — выпив рюмку-другую, заведение покидал. Казалось, что он не обращал внимания на свой упавший статус и больше думал о заколачивании копейки, чем о нуждах тех, кто парился на нарах. Но мало кто знал о том, что в его сапожной мастерской, под дубовыми досками, всегда хранилась зеленая наличность — часть районного общака. А неразговорчивые мальчики, невесело подбивающие подошвы придирчивым клиентам, — очень надежная охрана. Подчинялись они смотрящему района, имели привычку никому не доверять и на всякий случай вполглаза наблюдали за Афоней Карельским. Общак — дело святое.