Тебе, Победа! - Мошков Кирилл
После посадки, которую планетарная посудина выполнила как-то крадучись, словно пригибаясь под обстрелом, пассажиров не выпускали около часа. За это время пятеро небритых мужичков в зеленом (живо напомнивших Йону покойных гг. Рафиза и Резабая) успели из-за очереди на высадку подраться в тамбуре с пятью столь же небритыми мужичками в синем. Вмешались семеро имперских полицейских в сизом, поддержанные набежавшими из хвостового отсека пятью караульными в малиновом и двумя офицерами спецназа в черном, набросали пачек и зеленым, и синим, разоружили их, надели всем десятерым наручники и загнали к каторжникам. Из хвостового отсека послышалась неистовая возня, перемежаемая сдавленными воплями: каторжникам новые соседи не приглянулись. Тогда в отсек забежали караульные, послышались шлепки низковольтных разрядников, визг, вой, и каторжники мгновенно утихомирились. Тут как раз объявили высадку.
Йон никогда не был на Тартаре, но в университете смотрел фильм «Кузница Галактики», а еще до этого видел цикл телепередач под тем же названием. Он помнил, что Тартар — планета однообразная, но строгая; что население ходит главным образом в сизой униформе, школьники — только строем, помещения подземных городов аскетически выкрашены в светло-серый цвет, а под сводами тоннелей висят многочисленные лозунги, зовущие к новым трудовым свершениям и к упрочению роли Тартара как кузницы Галактики.
Ничего этого теперь не было. То есть кое-что осталось — стены по-прежнему были серыми, и кое-где свисали еще лозунги:
ГУБЕРНСКИЙ ПЛАН БУДЕТ ПЕРЕВЫПОЛНЕН!
КУЗНИЦА ГАЛАКТИКИ — НАДЕЖНЫЙ ФУНДАМЕНТ ВЕЛИКОГО ПРЕСТОЛА!
РОДНОМУ ТАРТАРУ И ЛЮБИМОМУ ПАНТОКРАТОРУ — УДАРНЫЙ ТРУД!
Вдоль стен зала прибытия уныло и безнадежно сидели — на корточках или просто на полу — сотни грязных, оборванных людей с разрозненной поклажей или вовсе без нее. В центре огромного зала возвышался броневик, грозно поводя в разные стороны тремя пулеметами. Как только из посадочной шахты показались первые пассажиры, часть сидевших оборванцев вскочила, но не двинулась с места, со страхом поглядывая на броневик. По залу разнеслись грозные вопли из мегафонов:
— Не мешать высадке! Отойти от посадочного узла! Последнее предупреждение!
Из-за броневика выехал мотоцикл с тремя полицейскими и покатил к посадочному блоку; полицейский из коляски вопил в мегафон:
— Пассажиры — влево! Пропустить этап!
И из шахты, подгоняемы свистками караульных, угрюмой нестройной колонной повалили каторжники в наручниках. Подъехали два «ворона», из них полезли местные охранники в серых беретах, и в этот момент несколько оборванных, изможденных мужчин, волоча за собой узлы с каким-то барахлом, рванулись вдоль колонны каторжников в посадочную шахту. Возникло мгновенное замешательство; взревело сразу несколько мегафонов, свистки караула залились яростной трелью, часть каторжников — в том числе мужички в зеленом и синем — шарахнулась в сторону; и вдруг несколько сотен людей, сидевших и стоявших вдоль стен в ближней части зала, с одновременным оглушительным ревом, смяв часть охраны, с двух сторон хлынули к посадочному блоку.
Йон только успел схватить Реми и Клю за руки и рывком оттащить к перилам вдоль стального настила посадочного терминала. Мимо них плотной стеной, распространяя запах немытых тел, перегара и чеснока, повалили оборванцы, вопя:
— У нас билеты! Месяц сидим! Посадку давай! Нас на посадку давай! У нас билеты!
Оглушительно взвыла сирена, и тут Йон до дрожи выпукло вспомнил точно такую же переделку: декабрь сорок третьего, планета Мордор, он — специальный корреспондент «Экспансии» — бежит во весь дух впереди огромной толпы демонстрантов, пытавшихся штурмом взять тюрьму, а сзади лупят и лупят пулеметы, и кругом валятся люди, которым пули крупного калибра разрывают спины и затылки…
— Ложись! — во весь голос гаркнул Йон, дергая Мартенов за руки. Они кубарем скатились под настил терминала, и в ту же секунду над залом грянули пулеметы — аж уши заложило. Через перила с диким воплем перелетел человек и рухнул головой вниз в трех метрах от них; его ноги в грязных солдатских бутсах резко дернулись, едва не достав коваными каблуками до спины, и бессильно упали. Это был один из давешних мужичков в зеленом, и он был мертв. Крупнокалиберная плазмогенная пуля, при вылете из ствола пулемета обратившаяся в комок перегретой плазмы, пробила его насквозь.
Клю едва не вырвало. Реми, которому и самому уже случалось убивать своих врагов, только зубы сжал. Йон снова схватил их за руки.
— Вон туда! Вдоль настила! Пригнитесь! — почти неслышно в общем грохоте закричал он.
Рев и вой сотен людей, грохот пулеметов и завывание сирены яростно сотрясали зал прибытия. Пробежав несколько десятков метров — пулеметная очередь осыпала их раскаленным щебнем и серой бетонной пылью — они свернул куда-то, проскочили, все еще пригибаясь, под какой-то лестницей и внезапно очутились в широком коридоре, перегороженном обшарпанными, но явно пуленепробиваемыми прозрачными дверями. Йон ткнулся в них — дверь открылась. Они вошли.
За дверями адский грохот и крики были совсем не слышны. На них уставилось несколько десятков глаз.
Клю поспешно одернула куртку и дотронулась рукой до парика — не съехал ли.
Перед ними был широкий коридор, перегороженный обычным постом регистрации — они оказались позади поста, и четверо полицейских обернулись к ним со своих мест. За перегородкой виднелись какие-то мужчины, женщины и дети, вглядывавшиеся в них.
Один из полицейских, коренастый, плотный блондин, встал, подошел к ним и козырнул.
— Сержант Гутман, — не очень разборчиво проговорил он. — Документы, пожалуйста.
Долго изучал из билеты, паспорт Йона и студенческие карточки Мартенов, и наконец спросил:
— Почему здесь выходите, а не через терминал? Там что, опять беспорядки, что ли?
— Да, сэр. Еще какие, сэр, — отозвался Йон.
Сержант выглянул в зал. Пулеметы уже затихли, но сирены, свистки и вопли говорили сами за себя. Полицейский повернулся. Видно было, что нарушаются какие-то правила, но в то же время скандалить сержанту вовсе не хотелось. Он поколебался, переглянулся со своими — и вернул документы.
— Можете выйти здесь. Тут, собственно, визовой пост, но ладно… идите. Там, дальше, автостанция. Только автобусы теперь не ходят.
— Спасибо, господин сержант. — Йон сделал незаметное движение, и в руке полицейского оказалось нечто. Тот, нахмурившись, поднял ладонь, осмотрел полуцехин и пробурчал: «ну, зачем это…», однако монету спрятал.
— Поймаете попутку, скажете, от капитана Гутмана. — Полицейский улыбнулся. — Это брательник мой. Он в транспортной полиции замначальника управления. От него они кого хочешь хоть в то полушарие свезут.
Йон как можно благодарнее улыбнулся.
— Спасибо.
— Да не за что. Книжку-то я вашу читал, господин Лорд, — вдруг добавил полицейский. — Хорошая книжка. Ну, идите.
Йон, Реми и Клю вышли через основной проход поста; толпящиеся вокруг люди расступились, то ли со страхом, то ли с уважением провожая их глазами.
— Миранда Лахути, — выкрикнул полицейский из-за стойки.
— Здесь я, здесь, — к стойке рванулась какая-то женщина с крохотным мальчиком на руках.
— Вам предоставляется выездная виза, — крикнул полицейский. По толпе пронесся взволнованный, завистливый гул. Лорд и Матрены выбрались из толпы, и тут наперерез им бросилась светловолосая, крепкого сложения девушка в джинсах и черной, прямого кроя кожаной куртке.
— Господа, подождите. Господа!
Йон хотел было идти дальше, но Клю дернула его за рукав:
— Ну подожди!
Девушка подбежала к ним. Ростом с Реми и такой же комплекции, она обвела путешественников взглядом и сказала:
— Господа, помогите мне выбраться отсюда. Мне не дают выездную визу.
Йон хотел было спросить, какое, собственно, к этом у отношение имеют они, ну тут за рукав его дернул Реми:
— Йон. Мы должны помочь.
