Тебе, Победа! - Мошков Кирилл
— Так, стоп, — отозвался Йон. — А студенческие скидки?
Регистратор удовлетворенно кивнул.
— Студенческая скидка минус налог будет семьдесят две марки, — миролюбиво сообщил он. — Значит, отнимем сто сорок четыре. Пятьсот тридцать четыре марки, пожалуйста.
Йон порылся в кармане и положил на лоток окошка золотую гинею, полуцехин, три монеты по десять марок и четыре по одной.
Зазвякал монетоприемник терминала, свистнул принтер, и регистратор положил на лоток документы и три билетных карточки.
— Счастливого пути, — равнодушно сказал регистратор и забыл про трех путников, как только за ними, лязгнув, закрылся турникет контроля.
Длинный желто-зеленый коридор вел от турникета к посадочному блоку. В этот ранний час Йон, Реми и Клю были в коридоре одни. Только далеко впереди мелькнула белая куртка какого-то черноволосого кальерца, который вскоре пропал из виду. Утопленные в стенах мониторы наперебой показывали беззвучную трехмерную рекламу, цветные табло под потолком напоминали, что до отбытия очередного челнока до Станции Толиман осталось двадцать… нет, девятнадцать минут.
— Кажется, прорвались, — полушепотом сказал Йон, сжимая руку Клю. Реми взволнованно проговорил:
— Сзади идут какие-то.
Йон сунул руку в карман, вынул билеты и повернулся к Реми, протягивая один:
— Возьми, твой. — Из-за головы Реми он бросил быстрый взгляд назад.
Сзади, шагах в тридцати, быстро шагали пятеро в синих комбинезонах и с рюкзаками.
— Вроде флотские, — неуверенно пробормотал Йон, но шагу прибавил. — Почему тут, елки-палки, нет транспортера?
— Чего ты боишься? — прошептала Клю.
— Я уже говорил. Робот проверял мои документы… А сейчас я зарегистрировался, что улетаю.
— Разве можно так быстро устроить погоню? Ты зарегистрировался две минуты назад.
— Ты же на Акаи видела, они страсть как много могут.
Флотские нагоняли. Реми сзади прошептал:
— Тормозите, пусть пройдут.
— Ага, пройдут, — пробормотал Йон, но скорость снизил.
Флотские, не глядя на них, молча прошагали мимо, обдав запахами табака и дешевого одеколона. Йон перевел дыхание: сердце стучало в горле.
Они свернули направо, и Йон быстро спустился по какой-то лесенке.
— Опять где-то лазить, — возмутилась было Клю, но Реми ее подтолкнул сзади, и она спустилась тоже. А внизу оказался еще один коридор, поуже, а вдоль коридора были мягкие удобные кресла, и в одном из кресел уже сидел Йон и приглашающе похлопывал рукой по соседнему сиденью.
— А мы на челнок-то успеем? — только и спросила Клю.
— Успеем, — улыбнулся Йон. — Мы уже в челноке.
Клю плюхнулась рядом с ним в кресло.
— Вроде бы утро, а я уже устала. Господи Боже, сколько всего за неделю!
— Десять дней, — поправил Реми, усаживаясь.
— Вчерашний день у меня просто вылетел, — Клю потянулась. — Хорошо, хоть отоспались. Как здорово в гостинице! Я раньше только в кино видела.
Йон улыбнулся, но ничего не сказал. Гостиница, где они отсыпались, была однозвездочная, то есть самая примитивная. Позавчера была опасная вылазка в Галактический университет, где Йон через старых знакомых за две тысячи марок добыл для Реми и Клю те самые студенческие карточки — совершенно настоящие, но выданные в обход закона. Конечно, по закону это каралось, но в Космопорте можно было крутиться, только надо было знать как. После Университета они перебрались в Западную экваториальную зону, поближе к Залам ожидания, поселились в гостинице, и Йон скомандовал отсыпаться, что и было исполнено.
Он не знал, ждала ли Клю его в своем номере. По ее поведению сейчас понять это было невозможно. Она ходила с ним рядом, держа его за руку, и видно было, что ей это очень нравится. Реми, кажется, даже хотел пару раз ее подколоть по этому поводу, но не решился, слишком гордым и радостным было лицо сестры, когда она шла рядом с Йоном по улицам Космопорта, где так мечтала побывать.
А Клю и сама не знала, ждала ли она Йона. То, что было в ту ночь на яхте Сардара, перед лицом неизбежной мучительной смерти — было, и она не могла не вспоминать об этом. Но, очутившись в одноместном гостиничном номере (он ей действительно показался верхом комфорта и роскоши), она приняла душ, потом посмотрела дешевый двухмерный телевизор, потом глаза у нее стали слипаться, она выключила телевизор и заснула. И проспала пятнадцать часов. В конце концов она решила не испытывать себя никакими вопросами. Йон был рядом, вот и сейчас он взял ее за руку и улыбнулся, ну как было ему не улыбнуться в ответ?
Реми, усаживаясь, вздохнул. Он завидовал сестре. Он видел, что ей хорошо. Сам же про себя он считал, что его долг теперь — быть суровым и мужественным за двоих. Помнить о гибели родителей, о потере дома, о жестокой войне, в которую оказались втянуты, ни на секунду не выпускать из головы загадки того, как они попали в Космопорт через всю Галактику за один день и кто перенес их, раздел, обобрал и обстриг. Реми представил себе себя суровым и мужественным, на смуглом его лице вздулись желваки, но почему-то захотелось плакать. Реми нахмурился и окончательно запутался в том, как он должен выглядеть.
Полет на челноке от Космопорта до Станции Толиман занимает всего двадцать пять часов. Самая обжитая и древняя часть Галактики хороша короткими расстояниями. От Космопорта до пояса Земли-Большой одиннадцать часов лета. До Станции Толиман — двадцать пять, до системы Сириуса — сорок восемь. Даже до миров, еще пару веков назад считавшихся отдаленными (например, до Двух Сердец, то есть 70А Змееносца) теперь рукой подать — суток десять полета, и рейсы туда ходят два-три раза в неделю. Туристы летают в отпуск к Центру Галактики, переселенцы забираются на Галактический Запад, противоположный от Солнечной Стороны край Мира, а на Солнечной стороне в пределах 50 парсек от колыбели человечества не осталось ни одной обитаемой системы, куда хотя бы раз в месяц не ходили бы регулярные рейсы.
Между Космопортом и Толиманом всего один легкий гиперпереход, для него любой посудине достаточно десяти часов разгона и столько же — торможения. Челноки на этой линии совершенно одинаковые — трехсотместные неповоротливые корыта — и уходят раз в два часа. Бывает, и чаще.
Самая оживленная линия в Галактике — Земля-Космопорт-Толиман — всегда загружена; и сейчас, в ранний утренний час, челнок был почти полон, только хвостовой нижний отсек оставался свободным. Именно поэтому Йон его и выбрал.
Для Реми и Клю это был первый в жизни полет. То есть, конечно, с Акаи в Космопорт они как-то попали, но это на считается — что за полет через всю Галактику за один день, да еще и в бессознательном состоянии? Поэтому, когда челнок тронулся и включились обзорные экраны в бортовых панелях, Клю не смогла удержаться от восторженного восклицания. Было видно, как челнок медленно поднимается вдоль огромных массивов космопортовских внутренностей, затем вверху раскрывается наружная броня, в черноте блестят звезды, челнок поднимается над сияющим тысячами огней, тускло блестящим, гигантским горбом Экваториальной стыковочной зоны, на секунду внизу стало видно почти все полушарие Космопорта, и экраны померкли: начался разгон.
Что делают люди в недалеком перелете, да еще во втором классе, где места сидячие, а в купе нет дверей? Читают, смотрят телевизор, едят, спят в откинутых креслах. Час в начале полета, час в конце и по сорок минут до и после гиперперехода их просят не вставать с кресла. Остальное время можно использовать как хочешь. Некоторые проводят его в баре в носовой части, некоторые — в бизнес-салоне, где есть инфоры для подключения личных блокнотов с возможностью выйти в Галанет через «нулевку».
Когда Клю, а за ней и Реми сморило сном — примерно через час после того, как разгон кончился и стало можно ходить по салону — Йон убрал в багажник под креслами свой рюкзак и с блокнотом в руке пошел в бизнес-салон.
Как ему сейчас хотелось быть Легином! Он знал, конечно — в том числе и от самого Легина — что у того была масса ситуаций, когда он терялся, испытывал страх, ошибался, терпел поражения. Но сам Йон не видел Легина таким никогда. Последние дни на Акаи тоже в счет не шли — Легин был озабочен, сердит, мрачен, но с виду совершено уверен в каждом своем шаге. Вот таким сейчас очень хотел быть Йон.
