Дальше живут драконы 2 - Александр Афанасьев
— Ты никак не можешь оскорбить нас. Ты никто, и твой отец никто.
— Я служу Императору!
— Не имеет значения, кому служишь ты. Мы не служим Императору и не собираемся этого делать. Нам наплевать на Императора. Смерть всем тиранам!
…
— Мы знаем о том, что ты, самурай, должен покончить с собой любым способом, и этого мы тебе сделать не дадим. Мы так же знаем, что самурай боится лишь трех форм смерти — обезглавливания, распятья и повешенья. Если ты не заговоришь, мы повесим тебя. Если ты все расскажешь — мы дадим тебе совершить сеппуку, и твоя смерть будет почетной. Любой из нас может даже стать кайсяку для тебя.
И капитан-лейтенант Гэнбей заговорил.
Труп браконьера и бригадира браконьеров Итиро Гэнбэй был обнаружен путевым обходчиком, который обходил пути, и заметил, что на дереве вдалеке что-то висит. Испугавшись, обходчик вызвал полицию, та начала расследование.
Полиция установила, что Итиро Гэнбей в день самоубийства был в столице, где посещал заведения, где торгуют на разлив и изрядно набрался. Нашлись свидетели, которые видели, как капитан-лейтенант вел себя неподобающим образом, кричал, что он капитан Императорского флота. Бросался на людей с кулаками. В крови был обнаружен большой процент алкоголя. Потом он уехал на такси, и никто не мог вспомнить — на каком конкретно.
На запрос полиции в центральный аппарат Морского министерства — пришел ответ, что Итиро Гэнбэй еще в военном училище был замечен в неподобающем поведении и неприличных для гардемарина знакомствах, а с флота был уволен, в том числе из-за пьянства. Местная полиция предоставила отчет, из которого следовало, что Итиро Гэнбэй подозревался в организации браконьерства и скупке краденого, не раз задерживался в нетрезвом состоянии за буйное поведение и драки.
Таким образом, в смерти Итиро Гэнбэя не было найдено ничего подозрительного или необычного — закономерный конец жалкой жизни. Полиция признала случившееся самоубийством и отказалась расследовать дело.
Джунгли, Центральный Индокитай. 27 июня 1979 года
В джунглях — все по-другому.
День настает позже, а ночь раньше. Некоторые такие густые, что там и днем стоит полумрак. В них не пойдешь куда хочешь — есть тропы, на тропе может быть мина или поджидать засада. В них всегда сыро, потому что вода после проливных тропических дождей не испаряется, ее останавливают густые кроны деревьев — и она так и циркулирует тут. В джунглях никогда не бывает ни слишком жарко, ни слишком холодно. Тут полно змей, ядовитых пауков и опасных людей.
Но если ты знаешь джунгли — они смогут стать для тебя и кровом и столом, где полно пищи. В джунглях никогда не умрешь от жажды. И здесь полно пищи, надо просто уметь ее добывать.
На третий день, капитан Сонтаг убил свинью. Свинья была совершенно не такой, как там, дома — маленькой (размером со средних размеров собаку и пятнистой). Капитан Сонтаг заколол ее копьем с ножом в качестве наконечника, после чего они вдвоем принялись ее разделывать. В джунглях нельзя ни высушить, ни засолить, как следует мясо. Потому съедобные куски нарезались довольно мелко и обмазывались солью и еще какими-то мелкими специями, местными. Они так могли сохраниться, по крайней мере, два — три дня, сырым такое мясо есть было нельзя — но для супа оно годилось.
— Знаешь, откуда взялись тут эти свиньи? — спросил капитан, нарезая мясо и выкладывая на кусок ткани который держал Борька
Тот покачал головой
— Их привезли мы. Раздавали местным племенам для того чтобы они могли позволить себе мясо.
— А зачем была та война? — просто спросил Борька
Капитан внешне не показал вида, хотя вопрос был очень для него болезненным
— Парень, этот вопрос задают себе больше двух миллионов парней, которые отсюда вернулись. И не находят ответа.
…
— Кто его знает? Говорят, что президент Кеннеди был католиком, и потому для него было важно защитить местных католиков от истребления. Но думаю, чушь все это собачья.
…
— У нас, у американцев — есть теория предопределенности — мол, именно нам Бог заповедовал править миром и исправлять все его грехи и недостатки. Сейчас конечно я понимаю — чушь это все собачья.
…
— В какой-то момент ты говоришь себе — эта ситуация для меня важна. Например — защитить этих людей. Ты делаешь шаг — и противник делает то же самое. Потом ты делаешь еще — и противник делает еще. И так шаг за шагом вы приходите к чему-то большому. И ты уже не можешь отступить. Честь не позволит.
— Но разве так и не должно быть?
Сонтаг поколебался, прежде чем ответить
— Ты ведь кадет, из армейской школы?
— Юный пограничник, но это примерно, то же самое.
— Ну так вот, юный пограничник, в твои годы каждое утро я видел, как поднимается флаг на флагштоке и пел гимн САСШ. В то время все так делали. Как и все пацаны на военной базе — я чуть мне стукнуло восемнадцать, постучался на вербовочный пункт. Тех, кого я мог назвать настоящими друзьями — у меня было пятеро. Знаешь, сколько из них еще живы?
…
— Двое. Считая меня.
— Когда ты теряешь друга — по-настоящему теряешь, не где-то там, а у тебя на глазах — многое становится иначе. Многое.
Вечером они поужинали супом из свинины с какими-то молодыми побегами. Борька вызвался первым стоять на часах и Сонтаг понимающе кивнул — вторая вахта сложнее.
Ночь в джунглях — мерзкое дело.
Всякие твари выходят на охоту, и если на открытой местности бывает видно луну, звезды, можно различить горизонт, то тут нет ничего кроме удушливой тьмы. К тому же — близость лиан, деревьев — дает ощущение тесноты.
И еще эти крики. Какие-то то ли птицы, то ли животные…
Старший брат учил Борьку — если ты занимаешься любимым делом, осваиваешь его — то в какой-то момент надо начинать доверять своей интуиции. Новичку доверять интуиции нельзя, это не интуиция, а страх. А вот если ты дока…
У Борьки был автомат — тот самый GAU-5[39]. И он вскинул его и полоснул очередью именно потому, что почувствовал.
Раздался визг, больше похожий на визг циркулярной пилы, напоровшейся на дерево. Шелохнулась листва.
Сонтаг вскочил с пистолетом в одной руке и фонарем в другой. Луч света метнулся по деревьям. Потом он ушел туда — и вернулся.
— Что там?
Сонтаг сплюнул
— Леопард.
— Леопард? Их же всех перебили.
— Не всех. Браконьеров тут нет. Тут пятнадцать