Отверженный 追放者 Часть III - Александр Орлов
Я видел… Видел смеющегося демона Они' в небесах, из его рта сыпались градом мертвые птицы, покрывая собой площади и минареты. Видел черный град на белой пыли костей.
Вдох и выдох.
Я шагнул в темноту и провалился, черная и густая субстанция оплела мое тело, позволила проникнуть глубже, упасть на самое дно. Моя душа соткана из темноты и безумия, но что скрывается там, в этом мраке?
— То, что ты увидишь, есть реальность, построенная твоими руками, — слышал я голос сенсея где-то вдалеке. — Твой внутренний мир…
Мой внутренний мир.
Даже мне самому не хотелось его видеть.
Я шагнул на коричневый мелкий песок и вдохнул запах пустоты. Туманное и мрачное небо зловеще склонялось над пустынной землей, черное солнце висело в зените, закрытое красной радужкой луны.
Но это не абсолютная пустыня, встречаются деревья: мелкие, поникшие, клонящиеся к земле. Обгорелые и погибшие, как все в этой печальной долине.
Из песка торчал край белой ткани, я наклонился и вытащил на свет оборванную пижаму с выцветшими единорогами на ней. Муза была здесь…
Я представил, как она шла босиком по колючим камням, одновременно раздеваясь и разбрасывая одежду. Отпуск у каждого свой. Я сжал лоскут в кулаке и улыбнулся. Ладно, посмотрим, куда ты меня приведешь, по этой долине смертной тени.
Я прошел по пустынной гряде, оглядывая с высоты мои земли. Справа ютились скалы, высокие, режущие пиками небо, и мелкие, спутавшиеся между собой, будто кольца кальмара. Изъеденные солью, истрепанные и потрескавшиеся, неровные, уродливые, но величественные. Нигде таких не увидишь.
Слева плоскогорье и кромка бордового моря. На вершине песчаных гор меня обдувает прохладный ветер, он не несет никаких запахов кроме привкуса ржавчины. Один шаг и я ступаю на каменистый склон, земли под ногами нет, вместо неё блестящие кристаллы выгоревшего песка. Они сверкают и переливаются, но не слепят, ведь солнце этого мира не может греть, оно тоже не живо.
Ниже земля покрыта скудной растительностью, — желтые, жухлые пучки травы. Их становится больше и больше, пока я не вступаю на луг, покрытый этой хрустящей соломой, бреду по колено в бесплодном поле лимонного цвета. На моем пути встречаются следы цивилизации, но это и правда лишь забытые, занесенные пылью следы, не более того. Деревня или поселение, я не знаю. Я иду мимо, не поднимая головы. Заброшенная мельница покосилась и накренилась, её почерневшие от времени лопасти давно замерли, позабыв вкус ветра. Пустые дома по бокам, чернеющие проемы окон не манят меня, я знаю, что никого внутри нет. Раскачивающаяся сама по себе качеля на детской площадке надоедливо скрипит, из перевернутой собачьей будки я слышу приглушенное рычание.
Иду дальше, усталость не тревожит меня здесь, где время погибло. Где-то вдалеке я вижу силуэты пирамид, их гряда бесконечна и исчезает в морской пучине. Вот и пляж. Я останавливаюсь, слушая плеск воды. Вблизи она не кажется красной, — она прозрачная, чистая, как и омываемая ей круглая и мелкая галька. Я стою на берегу, засунув руки в карманы, и смотрю вдаль. Я знаю, что это море мертво. Как бы глубоко я не нырнул, на дне не будет ничего кроме зеленого мха и обломков затонувших кораблей.
Здесь ничего нет. Совсем ничего. Это моя страна вечного сумрака и тишины. Мизантропия. Хорошее имя этому месту.
Я знаю, что если я пересеку залив, то найду исписанные граффити стены, бульвары, покрытые засохшей кровью, храмы без куполов и символов, небоскребы без окон и дверей. Дороги, на которых никто не встретится, сады, где ничего не прорастет, и стоячие реки, где течения нет и не будет.
Я достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Искры не было, ну конечно, откуда ей здесь взяться. Вдалеке, где-то на краю пляжа, я заметил странное явление, будто столп солнечного света ниспадал на то место, спрятанное от посторонних глаз.
Но я-то заметил. Я иду по пустынному пляжу, вдоль каменной гряды и вспоминаю, как где-то в этом месте впервые встретился с Ангелом. Да, это наверняка произошло где-то здесь. Интересно…
Странное дело… Я присел, осматривая влажные камни. Между ними пробивались свежие ростки травы. Слабые, салатово-белые, тонкие, но живые.
И правда, непонятно как могло здесь, на каменном пляже, что-то выжить и даже взойти. Абсурд.
Чем дальше я шел, тем больше её становилось, — травы. И вот она уже покрывала камни, будто биологический паразит, что захватывал мой мир, заползая и затмевая собой. А это что? Дерево? Цветущая сакура, какого хрена⁈
Я поднялся по пригорку и оказался на ярко-освещенной улице, которую не мог не узнать. Я стоял у «Татсуко Хай», окна главного корпуса горели мягким желтым светом, ворота были открыты, будто приглашая войти. Нет, я пожалуй откажусь.
А вот спортивный комплекс, белый и чистый, пожара будто и не было. Роща мягко колышется и дышит жизнью, дыра в заборе исчезла, будто её и не было. Меня тошнит от этого места, сверну за угол, по знакомой дороге. Хм… «Феникс», за широким окном тоже горит свет, барная стойка пуста, но кофемашина притягательно помаргивает зелеными огоньками, будто предлагая войти и посидеть за чашечкой латте. А вот «Такка», магазин, в котором я купил перочинный нож, в первые дни моего пребывания в Японии. Тоже пуст, даже обычно переполненные мусорки у входа чистые и блестящие. Дом, именно на него ниспадал солнечный свет, он был средоточием всей этой яркой гадости.
Поднимаюсь по ступеням, медленно открываю дверь и вхожу. Чистая кухня, три миски с лапшой на столе, они ещё дымятся, словно их только приготовили. Кружка кофе на подоконнике, окно приоткрыто, чтобы в любой момент мог вернуться Мяузерс. С улицы доносится пение птиц и легкий шепот ветра.
Икари.
Ты здесь?
Тут ты поселился? Спрятался от всего мира, закрывшись мной, словно ширмой? Забился в свой мерзкий, яркий, сверкающий уголок и мешаешь мне…
Я видел, что ты делаешь. Как твое влияние медленно прорастает в моем мире, мелкий ты поганец.
Я прошел мимо дивана, который мы с Мисой-чан удачно изнасиловали, в свою комнату, тут все было без изменений. Учебники на полках, матрас на полу, нарисованная от руки стопка манги на столе.
И что мне со всем этим делать? Почему в моем внутреннем мире появился островок Икари? Причем идеализированный, вылизанный до блеска, будто я никогда и не перерождался в его теле.
Я схватил рисунки со стола и
