Сергей Соболев - Титановая гильотина
Кроме этих двоих, в помещении, где должна была произойти рабочая съемка, нарисовался какой-то крепкий плечистый мужчина лет тридцати пяти, в удлиненной кожаной куртке, расстегнутой на груди, из-под левой полы которой выглядывала наплечная кобура с пистолетом. Но спустя короткое время, удостоверившись, что все в порядке, он покинул компанию, переместившись в бильярдную комнату (как выяснилось несколько позднее, это был сотрудник частной охраны НТМК, выполняющий одновременно функции личного шофера Аксенова и его телохранителя).
Подразумевалось, что сначала будет записано интервью Зеленской с Михаилом Григорьевичем касательно конфликта вокруг НТМК. Потом, когда эта часть программы будет завершена и Аксенов отъедет по своим делам, настанет черед уже самому Кормильцину произнести несколько слов перед телекамерой, благо провинциальному журналисту тоже есть что рассказать многомиллионной аудитории телезрителей (единственно, договорились пока не касаться «дела врачей»). Это уже дело Андрея Уралова решать, какие куски из отснятых стрингерами материалов вставить в передачу, а какие до поры попридержать. Главное, чтоб было из чего выбирать…
Затем, уже во второй половине дня им предстояло ненадолго прокатиться в Новомихайловск, где Кормильцин обещал москвичам устроить встречу с каким-нибудь крупным местным чиновником (скорее всего, это будет мэр города, который расскажет перед телекамерой, чем является НТМК для города и района в целом и что может произойти в случае неблагоприятного развития ситуации вокруг комбината).
Такова была программа на этот день, который должен был стать последним днем их командировки.
Но уже в первом своем пункте согласованный с Кормильциным график работы дал неожиданный сбой.
Едва Зеленская и Аксенов уселись друг напротив друга — на фоне большого аквариума с подсветкой, как велел им оператор, — последний вдруг неожиданно занервничал.
— Что… уже запись идет? — полуобернувшись к телекамере, спросил Аксенов. — Э-э-э… выключите, пожалуйста, вашу телекамеру!
— Не волнуйтесь, Михаил Григорьевич, все будет хорошо, — дружелюбным тоном произнесла Зеленская. — Думаю, для вас подобная запись не в диковинку, верно? Гм… Время есть, спешить нам особо некуда… Вот что… давайте пить чай! Володя, выключи камеру…
— Да, выключите камеру! — каким-то надтреснутым голосом сказал Аксенов. — Не знаю даже, стоит ли с этим затеваться?.. Что это даст? Как они задумали, так все и будет…
— Михаил Григорьевич, я вас не понял?! — Паша Кормильцин, который разливал чай в чашки, удивленно приподнял брови. — Мы же договаривались… Я ведь вам говорил, что к нам приехали тележурналисты из Москвы… что они хотят снять сюжет о Новомихайловском комбинате…
Руки у Аксенова отчего-то тряслись так, что он с трудом смог прикурить сигарету от своей зажигалки. Анна могла лишь гадать, по какой причине этот убеленный сединами, очень заслуженный человек вдруг так откровенно заволновался перед включенной телекамерой. Ей уже не раз доводилось сталкиваться с подобными случаями, когда люди терялись во время съемки или же несли ахинею, отказываясь говорить по существу дела. Причины такого поведения бывают самые разные, но одно Анна знала точно: давить в таких случаях на своего собеседника — дело неумное, да и бесполезное…
— Но ты не говорил, Павел, что молодые люди будут снимать сюжет для передачи «Момент правды»… — сказав это, Аксенов повернулся к оператору. — Вы все же выключите пока свою телекамеру.
Маркелов, не выказывая досады, не только выключил камеру, но и повернул ее объективам в противоположный угол помещения.
— А что, собственно, не так, Михаил Григорьевич? — вежливо поинтересовалась Зеленская. — Вам не нравится Андрей Уралов? Или сам стиль его передачи?
— Нет, почему же… Как раз наоборот! — нервно дернув кадыком, сказал Аксенов. — А если мы побеседуем без телекамеры?
— Толку от такого разговора будет «ноль»! — тут же встрял Кормильцин, чувствовавший себя крайне неловко перед москвичами. — А вот если на всю страну сказать то, что вы мне на днях говорили… Может, тогда дойдет до Кремля, что здесь происходит?! Угрохают же к чертям ваш комбинат! Вы же сами не раз говорили, что это дело государственной важности!
— Павел прав, Михаил Григорьевич, — заметила Зеленская. Сюжет, показанный по телевидению, да еще в такой «раскрученной» передаче, может дать несравнимо больший эффект, чем даже несколько опубликованных в газетах статен… Кстати, вы можете не беспокоиться: без вашего ведома мы ничего существенного из вашего интервью — если вы только согласитесь его дать — убирать не станем.
Она, конечно, многое сейчас на себя брала (кто-нибудь из сотрудников или же сам Андрей очень даже могут пройтись монтажными ножницами по отснятому в Н-ске материалу), по ей нужно было как-то успокоить этого занервничавшего столь не вовремя человека, а уже затем подвигнуть его на откровенный разговор.
Как бы то ни было, но Аксенова, что называется, заклинило, так что у журналистов оставалось на выбор два варианта: либо попытаться как-то успокоить человека и дать ему время прийти в себя, либо вообще отказаться от попыток получить комментарий о событиях вокруг Новомихайловска из уст столь авторитетного и хорошо информированного источника.
Отозвав москвичей в сторонку, Кормильцин полушепотом сказал:
— Ребята, я чувствую себя чертовски неловко…
— Может, вас на время оставить одних? — спросила Зеленская. — Если он боится затрагивать какие-то темы… Короче, Маша, поговори с ним еще разочек тет-а-тет, а мы с Володей пока пойдем кофейку у стойки попьем.
— Хорошо, так и поступим, — тихо сказал Кормильцин.
— Паша, мы пока перекурим на свежем воздухе, — подал реплику Маркелов. — Здесь ведь есть запасной выход?
— Да, через него можно сразу выйти во двор.
— Я там «Ниву» поставил, — подталкивая Зеленскую к выходу, сказал Маркелов. — Когда будете готовы, дашь нам знать.
Прихватив с собой куртки — а Маркелов зачем-то взял еще и «дежурный чемоданчик», — они выбрались через запасной выход во двор.
— Что-то я тебя не понимаю, Володя, — Зеленская с подозрением посмотрела на своего напарника. — А ну-ка давай признавайся, что ты задумал?
Отперев «Ниву», Маркелов жестом пригласил Зеленскую сесть в машину. Она, пожав плечами, уселась на привычное ей место — в кресло пассажира. Володя же неожиданно забрался на заднее сиденье, сдвинув вперед кресло водителя, чтобы обеспечить себе максимум пространства в тесноватом салоне. Открыв чемоданчик, он выложил на сиденье плоский компактный «ресивер», потом столь же малогабаритное звукозаписывающее устройство, еще каких-то пару приборов, назначение которых Зеленской было неизвестно, и наконец раскрыл у себя на коленях ноутбук.
— Ты что, «скрытку» там оставил? — полуобернувшись к напарнику, спросила Зеленская. — Давай, Володя, колись…
Маркелов какое-то время колдовал над своим ноутбуком, который вкупе с остальной аппаратурой составлял что-то вроде рабочего терминала, затем, удовлетворенно хмыкнув, полез в карман за сигаретами.
— Не одну, а сразу две, — сказал он, прикуривая «мальборину» от зажигалки. — Хочешь посмотреть?
Он перевернул свой ноутбук экранчиком к напарнице, но та, лишь мельком взглянув на поделенный пополам экранчик, левую половину которого занимало изображение, транслируемое из отдельного кабинета, правую, соответственно, из бильярдной, где остался телохран Аксенова, отрицательно покачала головой.
— И охота тебе заниматься всякой ерундой… Да еще тратить на это свое дурацкое хобби неслабые, в общем-то, средства.
— Я вижу, Нюра, ты так и не просекла главную фишку в нашей с тобой профессии, — усмехнувшись, сказал Маркелов. — Мы с тобой дети войны… информационной войны. И должны себя всегда вести так, как будто мы с тобой находимся на поле боя, на линии передовых окопов…
— Вот только не надо этих песен, — процитировала она слышанное ею самой недавно от Аркушина выражение. — Во-первых, открой пошире заднюю дверцу, не то прокоптишь своими сигаретами чужую машину… а заодно и меня. Во-вторых, мы с тобой у себя дома, в России, а не в горной Абреки и или пустынной Арабии. Война, если ты еще не забыл, идет в другом месте, в Ираке, в тысячах километров отсюда!
— А у нас тут типа маневры, — вставляя миниатюрный динамик в ушную раковину, не без ехидства сказал Маркелов. — Вот только люди здесь, едва увидев камеру, за малым в обморок не грохаются… Или же, наоборот, готовы разбить ее об наши же бедовые головы!
— Не надо подводить идеологическую базу под собственные левые увлечения! Просто вы, мужики, обожаете разные технические цацки… Тоже мне, боец невидимого фронта выискался…
— Зато мы сейчас можем послушать, о чем они там без нас базарят, — включая магнитофон в режим записи, сказал Маркелов. — Вдруг в разговоре что-то важное проскочит… что-то такое, чего в нашем присутствии они бы никогда не сказали. И вообще… Это же идеальный случай, чтобы испытать нашу «спай-аппаратуру»! Мы же не всегда, Анна, будем с тобой работать в столь комфортных условиях, как сейчас.
