Тайный фронт - Александр Александрович Тамоников
– С румынами, их еще много здесь осталось, не ушли вместе со своими войсками, – с трудом произнося слова, стал отвечать немец.
– С румынами? – удивился Шелестов. – Разве военных румын еще много осталось в стране? Что ты мелешь!
– Нет, простите, – забеспокоился Щлоцер, – я имел в виду тех, кто служил в политической полиции, в сигуранце. Они всегда выполняли наши приказы, даже когда ваши войска не вошли на территорию Румынии.
– Англичане? – спросил Коган.
– Да. – Шлоцер неуверенно пожал плечами. – Я два раза слышал английскую речь, но я не мог знать, о чем говорили. Это было неделю назад на конспиративной квартире. Я стоял на посту у двери и немного слышал, о чем говорили, а потом закрыли дверь. Два раза на эту конспиративную квартиру приезжал англичанин или американец. Я не знаю точно.
– Адрес квартиры? – спросил Шелестов и достал из планшета карту города. – На карте сможете показать?
Зауэр заехал за Сосновским на машине с красными медицинскими крестами. Подозвав его к машине, немец быстро заговорил, то и дело бросая взгляды вдоль улицы то в одну, то в другую сторону.
– Макс, я хочу вас пригласить для одной беседы с нашим человеком. Вы знаете русских, вы работали против них еще до войны. Мне важно ваше мнение. Вот адрес. – Зауэр протянул Сосновскому клочок бумажки. Запомните и уничтожьте записку. Я жду вас к семи часам вечера. Охрана вас знает в лицо, поэтому не надо паролей и условных стуков.
Сосновский удивился, но и насторожился. Упоминание о русских заставило задуматься. Особенно после истории с Коганом. Значит, тем более надо идти, спешить и вообще любой ценой втираться в доверие к немецкой резидентуре здесь. На вторых и третьих ролях можно еще несколько лет прозябать, а у нас важное дело, нам надо вычистить этот город до основания.
В семь вечера он добрался до нужного дома, петляя по городу, пытаясь обнаружить возможную слежку. Наличие слежки означало бы, что ему не верят немцы или что за немцами уже плотно следит разведка союзников, но информацией с советской разведкой не делится.
У входа в подъезд мужчина в старом пиджаке и кепке, надвинутой на глаза, глянул на Сосновского, еле заметно кивнул и отвернулся. Михаил поднялся на второй этаж. В квартире его ждал Зауэр, незнакомый немец в пенсне, чем-то напоминавший доктора, хотя он как раз доктором и мог быть, потому что третьим в комнате был высокий мужчина с перевязанной до плеча рукой, которому, возможно, и была оказана медицинская помощь.
– Вот, Макс, – Зауэр кивнул на раненого. – Этот человек командовал операцией по блокировке аэродрома, на котором мы ждали посадки самолета с высокопоставленным русским военным. В результате хорошо подготовленной операции его группа была полностью истреблена русскими, а самолет спокойно сел, и пассажиры с него скрылись в защитном сооружении. Наша засада попала в русскую засаду. Русских кто-то предупредил, иного ответа на эти вопросы я просто не могу придумать.
Раненый настороженно посмотрел на Сосновского. Сидя в глубоком кресле между двумя своими командирами, он казался беззащитным и чуть ли не обреченным. А вот это важно, решил Сосновский – то, как все произошедшее виделось этому человеку. Ведь для него наша атака была неожиданностью. Он просто не знал, что его нападения мы ждали.
– Расскажите, как все произошло? – спросил Сосновский таким тоном, как будто имел право здесь, среди немецкой агентуры, задавать такие вопросы.
– Я уже рассказывал, – начал было немец, но тут же спохватился и заговорил торопливо, явно повторяя во многом то, что уже говорил. – Я расставил три группы на нужных участках, с тем чтобы в нужной момент по условному сигналу начать атаку, уничтожить самолет и тех, кто был в нем. Я перестраховался и две другие группы должны были доделать то, что могло не получиться у первой группы. Мы, чтобы не привлекать внимания и не вспугнуть охраны, за сутки занимали позиции, маскировывались и ждали условного сигнала. Но когда мы начали атаковать, то поняли, русские нас ждали. Ждали как раз в тех местах, где мы должны были атаковать. А группа прорыва напоролась на минное поле, которого ранее не было. Нас просто расстреливали, как в тире. Меня вынес мой вестовой. Он тащил меня весь день по болоту, пока мы не оказались в безопасности.
– Перестаньте! – оборвал раненого Зауэр. – Никому не интересно, кто и как вас тащил и куда. Ваша группа провалила задние, и я хочу знать, почему это произошло. Кто мог выдать время и место нападения? Кто предал?
– Подождите, Ульрих, – спокойно попросил Сосновский, откинулся на спинку стула и не спеша закурил.
Совершенно очевидно, что для этого немца, который командовал захватом, полной неожиданностью было нападение русских, которые этой диверсии ждали. Сейчас нужно было снять напряжение, а не нагнетать его излишними взаимными подозрениями. Они только усугубят положение и сделают работу более сложной. Сосновскому это было совершенно не нужно. И он заговорил, кивая и добродушно поглядывая на раненого немца.
– Видите ли, я не вижу ничего странного в том происшествии. Русские ждали самолет со своим высокопоставленным начальником. Их заботила безопасность этого лица, и они предприняли все меры по его защите. Так что предупреждать их о возможном нападении смысла не было. Они о нем и так думали и его предполагали. Просто все совпало. Я вам больше скажу, этот человек настолько правильно организовал атаку, он настолько хорошо продумал все шаги, что угадал мысли русских, как строить оборону на случай нападения. Просто наш друг и русские все сделали правильно, но они успели раньше подготовиться. Они, как говорят в футболе, «играли на своем поле».
– Это ваше мнение? – спросил Зауэр, с сомнением глядя на Сосновского.
Второй немец смотрел на Сосновского через пенсне, не моргая, но что-то подсказывало Михаилу, что этот человек выжидает, нетерпеливо выжидает чего-то. Чего он ждет? Черт, да он же не понимает по-немецки! Он ни слова не понял из того, что я сказал. Англичанин, американец?
– Точно так, герр Зауэр, – четко ответил Сосновский и рывком поднялся со стула. Он хотел еще каблуками щелкнуть, но решил, что это перебор. – В том, что произошло, нет и следа предательства. Вы согласны со мной?
Повернув голову, Сосновский чуть наклонил ее,
