Подвал. В плену - Нойбауэр Николь
– Ты намекаешь на то, что я выгляжу так, словно могу съесть всю еду, приготовленную на три дня?
– Нет, – покраснел Ханнес. – Я не это имел в виду.
– Уже хорошо. – Элли растрепала его драгоценную прическу, уверенная, что Ханнес имел в виду именно это. Она была не в восторге от того, что подавали у Ханнеса: корм для кроликов, как по ней. – Мне еще нужно выполнить одно поручение. Да и стоит провести этот вечер дома, а то мой телевизор скоро затянется паутиной. – Элли поспешно надела пальто. – Приятного аппетита, и не разговаривайте все время о работе. Ханнес, чмокни за меня Йонну.
Элли ушла в ночь, выполнять свое поручение. Она и сама толком не знала, зачем в темноте колесила по западной части города, вместо того чтобы лежать в постели.
На пассажирском сиденье лежал внешний жесткий диск в целлофановом пакете. Может, она хотела еще раз услышать этот помятый жизнью голос? «Да, я могу лично завезти его вам по дороге. Никаких проблем. Я все равно буду проезжать мимо», – сказала она по телефону.
Сейчас ее знобило от усталости – Элли проклинала свои спонтанные идеи.
В конце улицы реклама кафе «Грюнен Эк» освещала перед собой пространство, в котором роились снежинки. Она припарковалась перед входом. Бросила под лобовое стекло свое специальное разрешение и бегом преодолела последние метры до входа. Когда она открыла дверь, в лицо ей пахну́ло жарой и густым запахом жареного мяса и дыма. Да, именно дыма. Казалось, в «Грюнен Эк» каждый вечер проходила какая-то закрытая вечеринка. Но в данный момент посетителей было немного, их оказалось всего два: какой-то господин, который ужинал в одиночестве, уставившись на пену в полупустом бокале пива, и подросток, склонившийся над тетрадью. Ни один из них не взглянул на Элли.
– Вы в самом деле приехали.
Элли обернулась. К ней вышел Алекс, компьютерный фрик из адвокатской конторы. Он был в черном фартуке официанта, который очень походил на готическую монашескую рясу. Сколько же у него еще профессий? В этой пивнушке он казался существом с другой планеты, где с наступлением темноты нельзя бродить без осинового кола и распятия в кармане.
– Не стоило так утруждаться. У вас наверняка много дел. Хотите что-нибудь выпить? – предложил он.
Элли призадумалась. Ей оставалось проехать до дома всего пару миль. Она завалится в постель и проспит минимум пять часов.
– Не отказалась бы от легкого светлого пива.
– Могу еще предложить вам что-нибудь перекусить. – Алекс махнул в сторону кухни и улыбнулся. – Карим у нас повелитель микроволновки. Или картошку фри с кетчупом? Это наше вегетарианское меню.
– Хотя это звучит соблазнительно, я пас.
Элли размотала шарф и освободилась от пальто. Под ее барным стулом образовалась лужа из подтаявшего снега. «Ну, отлично, здесь была сухая сауна, а теперь тут будет еще и баня». Она наблюдала, как Алекс за барной стойкой наливает ей пиво.
Не выставила ли она себя идиоткой? Ах, все равно, эта фраза – саундтрек к ее жизни.
Алекс придвинул к ней бокал и помешал свой кофе цвета нефти, который, казалось, не подчинялся естественным законам текучих веществ.
– Кофе в такое время? – удивилась она.
Ложечка звякала о края чашки.
– Я алкоголик в завязке. И однажды наступил момент, когда я выпил свою цистерну яблочного сока с сельтерской, которую вообще мог переварить за всю жизнь.
Отличное начало. Первая ошибка Элли.
Алекс прикурил сигарету и запрокинул голову, затягиваясь.
– Я надеюсь, вы не сообщите вашим коллегам, что я курю в общественном месте?
– Пока вы не убили кого-то из этих двоих посетителей, я не при делах. Будем расценивать это как закрытую вечеринку.
Алекс криво усмехнулся. Элли жалела, что ей пришлось заехать сюда именно по делам.
– Расскажите мне о Розе Беннингхофф.
– Это допрос?
– Мы не допрашиваем, мы берем показания. И нет, это не дача показаний, я просто пью пиво после рабочего дня на закрытой и от этого не менее приятной вечеринке. Как вы думаете, почему Роза Беннингхофф была единственным настоящим человеком в конторе?
Алекс выпустил облако дыма.
– Она – единственная в конторе, кто интересовался мной лично. Кто вообще интересовался другими людьми.
Это очень удивило Элли. «Холодная» и «неприступная» – такие слова прежде всего приходили на ум Элли, когда она думала о Розе Беннингхофф.
– Она рассказывала что-то о себе?
Он покачал головой:
– Улица с односторонним движением.
– Есть такие люди, которые из других выудят все что угодно, но о себе не скажут ни слова.
Мальчик за соседним столиком поднял голову. Элли уже успела позабыть о нем.
– Мне она не нравилась. У нее был такой взгляд… – сказал он.
– Том! – Алекс повернулся к нему. – Следи за тем, что говоришь. Она умерла. А кроме того, тебя это не касается.
– Она всегда так смотрела на других людей… Это было забавно.
– Извините. – Алекс попросил прощения у Элли. – Мне иногда приходится брать его на работу, по-другому не получается. Но он прав, большинство ее недолюбливало. Они за глаза называли ее Ледяной Королевой.
Королева изо льда. Элли взглянула в окно, за которым падали снежные хлопья. Милая. Всегда правильная. Никто ничегошеньки не знал о Розе Беннингхофф, об этом она позаботилась еще при жизни. Элли кивнула мальчику, который снова склонился над тетрадью.
– Ваш сын?
– Не говорите ничего, я знаю, что уже поздно. Но здесь он может выполнить домашнее задание и поесть чего-нибудь. И я не хочу, чтобы он каждый вечер оставался дома один…
– Не стоит извиняться. Я не отлавливаю курильщиков и не работаю в управлении по делам молодежи.
Алекс рассмеялся.
– Тогда мне повезло, что меня допрашивает комиссия по расследованию убийств.
– Его мать, наверное, тоже работает?
Алекс осел, словно получил удар под дых.
– Его матери уже нет… В общем, она никогда… Официально, но… живет она не здесь. – Он затушил сигарету в пепельнице и обжег палец. – Это все довольно сложно.
Еще одна ошибка. Элли быстро допила пиво.
Алекс выпрямился:
– Хотите еще что-нибудь выпить? Пожалуйста.
– Нет, спасибо. Завтра в четверть девятого мне уже нужно сидеть на рабочем месте.
Она встала и взяла пальто. Алекс поспешил выйти из-за стойки и помог ей одеться. Запах сигаретного дыма и выделанной кожи ударил ей в нос.
«Ничего ведь не произошло, Элли».
– Спасибо за пиво. Чао.
Она четко выучила, что должна делать женщина, если с мужчиной все складывается не совсем гладко.
Бежать.
Оливер оперся о подоконник, прикурил сигарету, глубоко втянул дым в легкие, пытаясь насладиться моментом. В голове было холодно и свободно, словно все развеял зимний воздух. Если бы был допинг, который мог бы удержать его здесь во времени и пространстве, то он непременно его проглотил бы. Лучше всю жизнь сидеть на наркотиках, чем ждать, когда воспоминания снова потянут тебя под воду. Периферическим зрением он все еще видел тени, готовые в любое время что-нибудь нашептать ему на ухо.
Отсюда его никто не сможет вытащить. Он уже долго сумел тут продержаться, здесь его дом. Единственный дом и единственный отец. Ноги его больше не будет в той грязной общаге с горластыми отморозками, не будет он жить на карманные деньги. Оливер теперь обитает в крутом особняке, денег хватает. Он никогда от этого не отказался бы. Он это заслужил. Так сказать, компенсация за причинение телесных повреждений.
У него был только папа. А у папы был только он. Если бы не папа, он просто убежал бы. Мама ушла, заболела раком. Рак языка. Папа говорил, что она всегда пила слишком горячий чай. Может, это и так. Медленное самоубийство. А его она оставила одного, перепоручила отцу. А что осталось бы, если бы кого-то из них двоих забрали? Папу или… его самого? Если бы одного из них посадили? Он никак не мог вспомнить, что тогда произошло. Он ведь способен сделать все что угодно, но у него не было воспоминаний, вместо них – большая черная дыра. Не за что зацепиться, ничего, на что можно опереться, никаких намеков, никаких следов. Лишь картинка с изображением двери, которая всплывала в неожиданных ситуациях, а «сейчас» было вполне реальным. «Сейчас» хватало его и трясло, кричало прямо в лицо, так что все остальное вокруг меркло. И голоса. Или тишина. Что из этого было настоящим, а что мерещилось? Пока он ничего не мог вспомнить, все шло хорошо. Лучше не думать об этом и дальше спокойно дышать, втягивать морозный воздух, такой реальный, почти такой же реальный, как та дверь. Оливер наполнил легкие холодом. Ему очень хотелось выбежать на мороз, бежать и бежать все дальше.
