Андрей Воронин - Между жизнью и смертью
Нелли Кимовна взяла себя в руки. Действительно, пусть продемонстрирует свой шизофренический бред на полную катушку, зачем мешать человеку раскрывать свои недостатки?
— Я слушаю. Я внимательно слушаю. Больше тебя, обещаю, ни разу не перебью.
— Тогда слушай и будь внимательна. Да, мой план может показаться бредом, но на самом деле он прост.
Потому что все гениальное просто Кажется, так говорили древние? Так вот, слушай…
* * *— И он изложил этот план? — Бобровский, даже увлекшись рассказом Рябкиной, не забывал своей роли следователя.
— Да.
Самойленко нервно схватился за свой диктофон, еще раз на всякий случай проверяя, крутится ли кассета и достаточно ли ярко горит лампочка индикации «свежести» батареек. Банда нервно взъерошил волосы и потянулся за очередной сигаретой, не в силах справиться с охватившим его волнением — вот он, долгожданный момент. Сейчас они поймут, сейчас они узнают механизм похищения несчастных малышей.
— План действительно до гениальности прост. И это хорошо, — усмехнулась Рябкина, кивнув на Бобровского. — По крайней мере, для вашего ведомства было бы почти невозможно докопаться до истины — именно из-за его простоты.
— Ну, мы-то докопались, — обиделся за свое «чека» Сергей.
— Допустим, не вы, а пытка, — Рябкина подмигнула Банде, — но я отвлекаюсь…
— Если несложно, расскажите, пожалуйста, на примере Ольги Сергиенко, — снова встрял Банда, умоляюще прижав руки к груди. — Это типичны» случай?
— Да, притом абсолютно типичный. Смотрите — ко мне в больницу ложится женщина на сохранение. Мне, вообще-то, приходилось заводить связи во многих сферах, но здесь даже не нужно платить — участковые гинекологи и сами рады перестраховаться, отправляя в больницу совершенно здоровых женщин с нормальным протеканием беременности. Подумаешь, тонус матки повышен! Да сейчас, в наше сумасшедшее время, нет такой женщины, у которой бы не был повышен этот тонус! Эго же не свидетельствует об угрозе выкидыша или преждевременных родов. Ну, то есть вероятность есть, но мизерная. Без остальных показателей это почти норма. Значит, ложится к нам на седьмом месяце та же Сергиенко. Я делаю анализы, убеждаюсь, что беременность протекает нормально, что плод развивается в соответствии со сроком. Первый пункт выполнен. Далее я внимательно изучаю пациентку и ее мужа на предмет алкоголизма, благополучия в семье, места работы, общего интеллектуального уровня. Общаюсь с женщиной… Убеждаюсь, словом, что с наследственностью генной и медицинской все в ажуре.
— Высокое качество продукции обеспечиваете, — съязвил, не выдержав, Самойленко.
— Если хотите — да. Дети должны быть… качественными, — Рябкина слегка споткнулась на этом определении, почувствовав, как кощунственно оно звучит. — Начинается третий этап — я лично как главврач больницы и гинеколог или Кварцев как завотделением «ведем» выбранную женщину, самым тщательным образом контролируя последние месяцы беременности. При необходимости даже сами закупаем и приносим этим женщинам продукты — фрукты, соки, добавляя это в передачи от подруг или мужа.
— Ох, какая щедрость, скажите пожалуйста! — снова с сарказмом воскликнул журналист, но Банда оборвал его:
— Перестань, Коля! Скажите, Нелли Кимовна, именно поэтому в медицинской карте Сергиенко с момента поступления в вашу больницу все записи сделаны только вашей рукой и рукой Кварцева?
— Конечно. А что, вы нашли карту?
— Да, у вас в кабинете. На столе. Лежала раскрытой как раз на последней записи — «кесарево»…
— Я как раз хотела к этому перейти. В последние дни перед родами мы делаем вид, что чего-то испугались. Нет, мы ничего не говорим больным, просто мы вдруг назначаем все новые и новые анализы, мы делаем УЗИ — ультразвуковое исследование и так далее. Роженица начинает беспокоиться, бояться. А нам только этого и надо. Затем под видом витаминов мы вводим специальный препарат для успокоения плода…
— Что за препарат? Поподробнее, пожалуйста, — попросил Бобровский, стараясь вникнуть во все детали.
— Его официального названия я вам не скажу. По той простой причине, что названия нет, его разработал сам Павел. Он ведь фармацевт, я вам говорила?
— Вы продолжайте, мы вас внимательно слушаем, — подбодрил Бобровский.
— Мы, то есть те, кто знал об этом препарате, про себя называли его «слип». То есть «сон» по-английски. Действительно, это вещество после введения в кровь матери затормаживало двигательные функции плода. Оно, конечно, действовало и на мать — женщины становились более вялыми и сонными. Но это безвредно, главное — достигался эффект «мертвого» плода, не проявляющего себя в утробе абсолютно ничем, что могла бы почувствовать мать. А это нам и было нужно.
— Где производился препарат?
— Не знаю, наверное, где-то у Павла в лабораториях. Его производили, видимо, в очень ограниченных количествах, исключительно для нас, так как, вы понимаете, использование его в официальной медицине исключено…
— Поясните, пожалуйста, свою мысль. — Сергей и впрямь подходил к каждому заявлению Рябкиной с невероятной дотошностью.
— Нет необходимости в его использовании. Нет таких случаев, требующих неподвижности плода.
— Скажите, Нелли Кимовна, только честно, как вы, врач, произносивший клятву Гиппократа, — Самойленко не смог обойтись без высоких слов, — могли вводить препарат, созданный неизвестно где, как и кем, не прошедший испытаний, не получивший одобрения специальной комиссии Министерства здравоохранения…
— Ну почему же? Этот препарат, как уверял Гржимек, лично он тщательнейшим образом тестировал. Его испытывали на крысах и свиньях…
Объяснение отнюдь не показалось Коле убедительным. Он загорячился:
— Нелли Кимовна, но вы же взрослая женщина! Вы же врач! Ну приду я к вам завтра, принесу пузырек с какой-то жидкостью, скажу, что это суперлекарство от СПИДа, что я его изобрел и проверил на крысах и свиньях. И что же, вы сразу введете его больному, поверив мне на слово?
— Вам — не поверю, — отрезала, озлобляясь, Рябкина и отвернулась от журналиста, подчеркивая, что с «писаками» ей разговаривать не о чем.
Сергей сделал Самойленко незаметный знак рукой — мол, хоть недолго подержи язык за зубами, а то эта цаца совсем разговаривать не захочет, а затем снова максимально доброжелательно продолжал расспрашивать Нелли Кимовну:
— Препарат действительно ни разу не дал осложнений? И как нам получить его образец?
— Нет, препарат оказался нормальным. Я ему доверяла на все сто процентов. Наша с Гржимеком задача — обеспечить клиентов здоровым потомством, поэтому в качестве и безопасности «слипа», а также в невозможности побочных эффектов при его применении я была уверена.
— А как насчет образцов?
— Образцы есть. У меня дома, во встроенном сейфе, есть еще пять ампул.
— Как найти сейф?
— В ванной комнате, над раковиной, за зеркалом. Он вделан в стену между ванной и туалетом.
— Ключ?
— У меня в сумочке. Я так понимаю, что обязана буду отдать вам этот ключ?
— Да, конечно. Так будет лучше и для нашего расследования, и лично для вас. Ведь есть статья — «За сокрытие улик и вещественных доказательств»…
— Не надо мне все это рассказывать, да еще в таком тоне, — недовольно поморщившись, прервала Бобровского Нелли Кимовна. — Отдам я вам этот ключ.
— Хорошо, продолжим. Итак, мы остановились на том, что матери вводится специальный препарат, — напомнил Бобровский. — И что же происходит дальше?
— Затем, как я уже говорила, мы слегка пугали роженицу и готовили ее к операции. К этому времени в Одессе уже должен был находиться клиент, мы предупреждали о возможных сроках родов заранее.
— И?
— Мы делали кесарево, и пока мать находилась под наркозом, ребенок передавался в руки клиента. Мать не успевала даже услышать его первого крика, поскольку операции проходили под общим наркозом.
— Но ведь не все переносят общий наркоз? Как же вы выходили из ситуации?
— За кого вы нас принимаете? Вы думаете, мы заранее не исследовали состояние здоровья матери? — Рябкина каталась уязвленной. — Я же вам объясняю: к отбору матерей мы относились крайне осмотрительно. Сбоев быть не могло.
— Кто делал операции?
— Оперировала всегда одна и та же бригада, которую я сама составляла. Я, Кварцев и наш анестезиолог Никитенко, операционная сестра Свороб и Королькова. Этого состава вполне хватало.
— Все они знали, чем занимаются? Вы с ними как-то за это расплачивались?
— Конечно. Кварцев и Никитенко получали по полштуки баксов, а Свороб и Королькова…
— Извините. Нелли Кимовна, — прервал ее Бобровский, — назовите цифры еще раз, только нормально, без жаргона, хорошо?
