Андрей Константинов - Сочинитель
Беседа была долгой — несколько часов Жихарев неторопливо расспрашивал Васю про жизнь в детском доме, про армейские будни — а потом вдруг спросил в лоб: не хочет ли гвардии рядовой Кораблев продолжить службу в специальных подразделениях по обеспечению государственной безопасности? Взглянув на внезапно переменившееся лицо подполковника, Вася встал по стойке смирно и отрапортовал, что готов служить там, где сможет принести максимальную пользу Родине и партии.
— Вот и славно, — удовлетворенно кивнул Жихарев, подводя черту беседе…
Через полтора месяца курсант Кораблев уже осваивал премудрости своей новой профессии. Правда, кем ему на самом деле предстояло стать, Вася узнал далеко не сразу — а сначала он, не задавая лишних вопросов, добросовестно учился и тренировался. Помимо общеобразовательных предметов, Кораблев овладевал весьма специфическими навыками — он стрелял из всех типов оружия, метал ножи, готовил взрывчатку из подручных средств, залезал без снаряжения на многометровые бетонные стены, учился выживать в лесу и городских условиях без документов, денег, оружия — без всего… Особенно хвалили Васю преподаватели иностранных языков — они давались курсанту легко, впрочем, еще в детском доме старая «англичанка» Мария Федоровна разглядела в Кораблеве эти способности… Много чего нового и интересного узнал Вася за первые три года в закрытом учебном центре, но только на четвертом году стало ясно, чем конкретно ему предстоит заниматься после выпуска. Вася должен был обеспечивать поддержку «проведения специальных оперативно-тактических мероприятий по нейтрализации лиц, посягнувших на безопасность Советского государства» — а проще говоря, готовили Кораблева к той профессии, которую в очень узких кругах называли «чистильщик-ликвидатор»… Такие вот дела. И с этого поезда было очень тяжело спрыгнуть, не свернув себе шеи — даже не просто тяжело, а невозможно, если уж совсем откровенно… Впрочем, Вася таких мыслей и не имел — он считал, что Родина доверила ему решение очень ответственных задач, и старался вовсю оправдать это высокое доверие…
«Практику» он проходил на Ближнем Востоке — и прошел ее успешно, хотя не все «практиканты» вернулись в Союз живыми. Вася тоже уцелел непонятно как — с тех пор некоторые коллеги стали называть его Фартовым.
Во второй половине шестидесятых годов старшего лейтенанта Василия Кораблева направили работать в страны Восточной Европы — такое назначение считалось почти сказочным, Вася под видом обычного офицера разъезжал по разным гарнизонам групп советских войск, иногда оседал в образе мелкого клерка в посольствах… Через пять лет он уже считался специалистом высочайшего класса, у него даже имелось несколько правительственных наград за проведение специальных операций. Семьи, конечно, не было, но жизнь понемногу складывалась и устанавливалась — человек существо такое, что привыкает к любой работе, даже к самой специфической. И все бы было, наверное, совсем хорошо, но… Случилось непредвиденное.
Машина-робот Василий Кораблев неожиданно влюбился, влюбился, выполняя очередное специальное задание в Чехии. Слава Богу, он хотя бы не в чешку втюрился, а в советскую женщину, в русскую… Хуже было то, что Васина пассия была женой ответственного дипломатического работника, а полный крах наступил, когда выяснилось, что она отвечает Кораблеву взаимностью… Вернее — нет, крах наступил не сразу, сначала был месяц сумасшедшей любви… Любовь делает с людьми странные вещи, а если эта любовь развивается в Праге — городе волшебном, да если еще это любовь к чужой жене — тут уж у любого голова кругом пойдет, тут кто угодно таких дров наломает, что…
Похмелье было, конечно, горьким. Муж все узнал, грянул чудовищный скандал… Надо сказать, что Васины руководители, к их профессиональной чести, узнали все гораздо раньше — и Кораблева даже предупредили по-хорошему… Но он не внял, за что и поплатился — капитана Кораблева отозвали на Родину и без долгих проволочек сорвали с его плеч погоны — в общем, выкинули Васю на улицу без права на пенсию… Любимую свою он больше не увидел никогда — только узнал, что она, в конце концов, осталась жить со своим дипломатом. Тот ее вроде как простил, списав грех на «коварного соблазнителя». Родители у этого дипломата были очень «крутыми», вот в чем дело. И сидели они не где-нибудь, а в самом Кремле…
А Вася… Вася больше всего удивлялся потом тому, что остался жив — ни несчастного случая никакого с ним не приключилось, ни болезни скоротечной и неизлечимой. Много позже Кораблев думал — а не «подарили» ли его одному человеку на гражданке? И не знал Василий Михайлович, как ответить самому себе на этот вопрос…
Ему «слепили» трудовую биографию шофера-северянина и тактично порекомендовали убираться из Москвы. Про то, что Вася должен держать язык за зубами, никто специально говорить не стал — смешно говорить очевидные вещи…
Шел 1975 год — бывший капитан Кораблев, превратившийся в человека с чужой биографией, помыкался пару месяцев по Москве, перебиваясь случайными заработками и надеясь непонятно на что — ему все казалось, что Контора не должна совсем отвернуться от своего питомца. Но после того, как Василий Михайлович был дважды задержан бдительными участковыми, после получения еще одного предупреждения — он понял, что из столицы надо уходить. Прежняя жизнь кончилась, возврата в нее не было… А заканчивать свои дни в психушке Кораблеву не хотелось. Он перебрался в Архангельск, устроился на рыбоперерабатывающий комбинат, получил койко-место в общежитии. Из Архангельска Кораблев через год с небольшим переехал в Мурманск — один знакомый моряк похлопотал за него, помог устроиться преподавателем автодела в ПТУ. Жизнь потихоньку налаживалась… Хотя, какая, к чертям собачьим, это была жизнь! Одну только отдушину нашел для себя Василий Михайлович — в Мурманске он организовал маленькую полуподпольную секцию, в которой обучал детей моряков приемам борьбы самбо. Так и летело время. Денег Кораблеву хватало, семьей он не обзавелся, хотя женщины его вниманием не обижали — ну, какая может сложиться семья, если мужик про свое прошлое рассказать правду не может? Жить с человеком, все время играя навязанную роль? Штирлиц, может быть, и справился бы с этой задачей, на то он и Штирлиц, а вот Василий Михайлович знал, что ему такое не по силам, потому и запрещал себе привязываться к кому-либо…
И все время его не оставляло странное ощущение, что Контора приглядывает за ним. Сложно сказать, так ли это было на самом деле — возможно, Кораблев просто в глубине души верил, что его как бы еще раз испытывают на прочность, на способность к «длительной консервации». Эта вера помогала Василию Михайловичу держаться — он не спился и не опустился, себя соблюдал в опрятности и аккуратности, директриса ПТУ в нем просто души не чаяла… Кстати говоря, эта директриса — Надежда Сергеевна — была женщиной довольно неординарной, и круг ее интересов отнюдь не замыкался на воспитании подрастающей трудовой смены. Надежда Сергеевна имела очень серьезных знакомых и в торговой среде, и в партийно-административном аппарате. Контакты эти плохо вязались с ее скромной должностью, но Кораблев, начавший мало-помалу выполнять обязанности личного шофера Директрисы, никогда никаких лишних вопросов не задавал — крутил себе баранку, возил по городу и Надежду Сергеевну, и ее знакомых, время от времени доставляя по каким-то адресам какие-то грузы…
В апреле 1980 года в Мурманск приехал по делам один серьезный номенклатурный работник из Ленинграда — генеральный директор крупного завода. Что его связывало с Надеждой Сергеевной — Кораблев так и не понял (да и не стремился понять), но несколько дней ему пришлось поработать на питерского гостя. Мужик этот сразу понравился Василию Михайловичу — был он сухощавым, подтянутым, энергичным, а главное, в нем никак не проявлялось начальническо-столичное барское хамство… Странное дело — увидев этого человека, Кораблев как-то сразу понял, что в его жизни скоро произойдут перемены.
Так и случилось. Когда срок командировки питерца подходил к концу, он сделал предложение Василию Михайловичу перебраться в Ленинград. Кораблев согласился, не раздумывая — ему почему-то показалось, что гость Надежды Сергеевны что-то знал о его прежней жизни. А звали ленинградца Вадимом Петровичем Гончаровым, и был он не только генеральным директором завода торгового оборудования, но и членом бюро Ленинградского горкома КПСС…
Летом 1980 года Василий Михайлович уже переехал в Ленинград. Гончаров помог и с пропиской, и с работой — устроил Кораблева на Калининскую овощебазу. Впрочем, там Василий Михайлович лишь числился, а на деле стал неофициальным шофером Вадима Петровича и — по совместительству — курьером для особых поручений. Странные отношения сложились постепенно у Кораблева с новым шефом — никаких особых доверительных бесед они не вели, но в то же время оба ощущали какое-то труднообъяснимое родство душ — может быть, оттого, что Гончаров был тоже детдомовским…