Партизаны. Цирк - Алистер Маклин
— Это кощунство, — отозвался толстяк.
— Из двух ваших утверждений, майор Ранкович, только одно справедливо, — уточнил Джакомо. — Да, я родился в Югославии, хотя являюсь подданным Великобритании. Давайте же выпьем за Югославию, господа!
— Против вашего тоста никто не станет возражать, — майор Ранкович примиряюще улыбнулся и поднял стакан. Следом то же самое сделали остальные.
Часа через полтора неприятный инцидент был полностью забыт. В компании царила непринужденная дружелюбная атмосфера.
— Нет места лучшего, чем родной дом! — воскликнул Харрисон, не обращаясь ни к кому конкретно. Его нельзя было назвать в стельку пьяным, как, впрочем, и трезвым. Харрисон уважительно взглянул на стакан с виски, который сжимал в руке. — Этот божественный нектар ободрит меня не хуже новостей. Однако Джордже не сказал, зачем вы направились в Рим. Да и вы, Петер, не горите желанием рассказать мне обо всем.
— А зачем?
Харрисон глубокомысленно кивнул головой.
— Имело смысл делать такие концы, чтобы сказать: не знаю, зачем это делаю.
— Я доставил сюда сообщение, содержание которого было мне неизвестно.
— А позволительно ли спросить вас, Петер, теперь оно вам известно?
— Позволительно. Теперь известно.
— А позволительно ли и мне его узнать?
— Выражаясь вашим языком, Джимми, я не уверен, позволительно или не позволительно мне разглашать сведения, которые содержатся в документе. Могу только сказать, сообщение носит исключительно военный характер. Строго говоря, я не военный человек, и не командую войсками. Я агент разведки. Агенты разведки не участвуют в боях. Мы слишком умны для этого. Или трусливы.
Харрисон повернулся к Метровичу и Ранковичу.
— Но ведь вы-то военные люди? Если верить тому, что мне говорили, участвуете в битвах…
— Мы не настолько умны, как Петер, — улыбнулся Метрович.
— Вы знаете содержание сообщения?
— Конечно, — сказал Метрович. — Скрытность Петера — безусловно, его достоинство, но в данном случае можно обойтись и без него. Через пару дней новость облетит весь лагерь и станет известна каждому. Мы — немцы, итальянцы, усташи и четники — начинаем крупномасштабную операцию против партизан. Немцы назвали ее «Операция „Вайс“». Партизаны, несомненно, назовут ее четвертой попыткой.
Услышанное не произвело на Харрисона сильного впечатления.
— Да, три предыдущие не увенчались заметным успехом и не продвинули вас в этом деле вперед.
— Легко говорить, — отозвался Метрович, — но теперь все будет иначе. Партизаны зажаты в угол. Они в ловушке. У них нет ни истребителей, ни бомбардировщиков, а у нас — эскадрилья на эскадрилье. У них нет ни одного танка, ни одной приличной зенитки. Пятнадцатитысячная партизанская армия ослаблена голодом, большая часть бойцов ее необучена, на нашей стороне — отлично вооруженное почти стотысячное регулярное войско. И, наконец, ахилесова пята партизан — почти полное отсутствие у них мобильности. Как нам стало известно, у них на руках — более трех тысяч раненых. Не хочу заглядывать в будущее, но, по-моему, сражение будет напоминать мясорубку. Спорим, Джеймс?
— Не спорю о подобных вещах. Как и Петер, я не могу причислить себя полностью к военным людям. Впервые мне довелось увидеть военный мундир три года назад. Но, если близится столь масштабное наступление, почему вы сидите тут и пьете вино, а не обдумываете диспозицию, склонившись над картами, не втыкаете флажки, вычерчиваете направление ударов или что там еще в таких случаях делают?
Метрович рассмеялся.
— Наше бездействие можно оправдать, тремя уважительными причинами. Во-первых, до начала операции еще две недели. Во-вторых, все планы уже подготовлены — войска либо заняли исходные рубежи, либо займут их в течение ближайших нескольких дней. В-третьих, главное сражение произойдет в двухстах километрах отсюда, в районе Бихача, куда стянуты основные партизанские силы. Четники не будут принимать в нем участия. Мы останемся здесь на случай, если партизаны проявят фантастическую глупость или оптимизм и попытаются прорваться в юго-западном направлении. Уничтожить их при форсировании Неретвы не составит труда, — Метрович сделал паузу и посмотрел на метель за окном, — Возможно, есть и четвертая причина. Если погода ухудшится или останется такой, как сейчас, планы командования могут измениться. Операцию придется отодвинуть на более поздний срок. В ближайшие дни — я в этом уверен — погода никому не позволит пройти через горы.
— Теперь ясно, почему вы так беспечны, — сказал Харрисон. — Велика вероятность того, что четники останутся в стороне. Я буду очень доволен, если ваши прогнозы окажутся верными. Повторюсь, я человек не военный и привык к своему здешнему комфортному существованию. А вы, Петер, надолго останетесь с нами?
— Нет. Если утром станет ясно, что полковник не имеет ко мне претензий, — а сегодня вечером на это ничто не указывало — я покину лагерь. Конечно, если нас не занесет к тому времени снегом.
— А позволительно ли будет…
— Вы хотите узнать, куда я направляюсь? Я вас правильно понял, Джимми?
— Да.
— Дело в том, что некий офицер итальянской разведки питает ко мне непреодолимый интерес.
Он постоянно мешает мне выполнять задания. Я хочу выяснить, почему он так поступает.
— Как итальянец делает это, Петер? — спросил Метрович.
— Вчерашней ночью он со своей шайкой бандитов захватил нас в мостарской гостинице. Мне показалось, они что-то искали. А незадолго до этого, на корабле, перевозившем нас в Югославию, на нас хотели напасть его люди. У них при себе были сильнейшие яды, которые предназначались для нас.
— Черт возьми, — Харрисон выглядел напуганным. — И что же случилось?
— Все обошлось, — удовлетворенно сказал Джордже. — Мы заперли разбойников в одной из кают, где, по последним слухам, они в настоящее время и находятся.
Англичанин укоризненно посмотрел на толстяка.
— В вашем рассказе не нашлось места ни для одного из этих событий. Видимо, вы забыли рассказать о них по рассеянности?
— Не хотел лишний раз вас волновать.
— Офицер итальянской разведки, наш союзник… — Метрович спросил: — Когда вы снова повстречаете этого союзника, Петер, что предпримете? Допросите? Или допросите — и убьете?
Постановка вопроса показалась Петерсену вполне естественной, но Зарина была ею шокирована.
— Убить… Я думала — Киприано понравился вам.
— Понравился? — переспросил Петерсен. — Да, он был благоразумен, вежлив, улыбчив. У него крепкое рукопожатие, открытый взгляд. Но любой скажет, что это — уголовник. Киприано дважды хотел меня ликвидировать. Первый раз при помощи своего сумасшедшего Алессандро, который проделывает такие штуки с величайшей радостью и удовольствием. Второй раз лично, в Мостаре. Он только ждал приказа начальства. Разве все это не дает мне права его прикончить? Но я не буду этого делать. По крайней мере, сперва я задам ему несколько вопросов.
— Может, вы никогда больше с ним не встретитесь.
— Я найду его.
— А
