Операция «Мрамор» - Иван Павлов
— А ты прислушайся, когда уши прочистишь, — ответил командир. — На лирику времени нет, я пойду посмотрю, что с парнями у леса и Лощининым, а ты хватай Бурцева и разбирайся здесь. Тебе понятно? Главное — ученый! Давай!!!
Никулин еще раз внимательно посмотрел на Николая. Зам поднял правую руку и оторвался от стенки. Пошатнулся и рухнул на пол.
— Твою мать! — воскликнул командир, успев подхватить Николая. Он вытащил флягу и, сдавив щеки подчиненного, влил ему в рот несколько глотков воды.
— Пей, Коля, это любимая бурцевская хрень с витаминками. — Он энергично встряхнул Петрова. — Давай, брат, никто кроме нас, ты ж понимаешь.
— Миша… Миша… — Зам закашлялся. — Миша!
— Чего? — спросил командир.
— Один вопрос. — Николай помотал головой. — Один вопрос.
— Ну?
— Скажи, на хрена ты из хоккея на войну ушел? — Петров выпрямился и, опершись на стенку, посмотрел на Михаила.
Тот удивленно повел бровью, потом энергично высморкался.
— Тут экстрима больше, — сказал он с легкой иронией. — А от взаимодействия команды зависят жизни. Это важная работа! От взаимодействия — жизни… Понял?
— Я понял, — кивнул Николай, делая уже уверенный шаг вперед.
Никулин оценил взглядом подчиненного и вышел в коридор. Его ботинки долго хрустели по корпусу. Николай поморщился, включил свой фонарик и перевел взгляд в угол. На него без особых проблесков сознания взирал Бурцев. Вася сидел на пятой точке и опирался на автомат. Пытался прокашляться, но выходило слабо. Николай медленно двинулся к нему. В глазах все еще темнело, а голову разрывало пульсирующими всплесками. В ушах стоял приглушенный шум, перемежавшийся каким-то треском.
— Что, Вася, херово тебе? — спросил Николай, болезненно морщась и ощущая во рту комья пыли и запекшейся крови. — А ведь ты тут недавно сам про ядерный взрыв говорил.
Бурцев едва кивнул. Николай наконец добрался до него и помог медику подняться. Получилось со второй попытки. Зам хлопнул его по спине, и Вася смог от души прокашляться.
— Пыль радиоактивная, она, сука, из легких не выводится, — зашептал он, кашляя.
— Да, Вася, — ответил Зам. — Если мы отсюда выберемся, то будем решать проблему радиоактивной пыли в легких… А пока мы здесь, это мелочь, которая ничего не значит.
Вася опустил глаза. Кашлянул.
— Давай, приходи в себя, — прошептал Николай. — Нам всем нужен врач!
— А куда делся командир? — вдруг спросил Бурцев.
— Пошел за Филом, Китом и Ухом.
— Странно, что не тебя отправил, да? — хмыкнул Бурцев.
Николай не сразу понял иронию.
— А, да. Ученый-то здесь. На мне, — сказал он. — Если что, Никулин ни при чем. Правильно… Поэтому, Вася, ты сейчас идешь и делаешь все, чтобы светило науки жил.
— Куда иду? — спросил Вася. Николай оглядел комнату. Нога Антона Ивановича торчала из открытой дверцы шкафа. Петров медленно повернул голову Бура в ту сторону и высветил направление фонарем:
— Вон ногу видишь? Вот туда к нему и идешь. А потом сразу к Лосю.
— Разрешите выполнять? — спросил Бурцев, перестав кашлять.
— Иди, — ответил Зам. Шум в ушах не проходил. С одной стороны, это напрягало, с другой — шум был очень знакомым. До Николая вдруг дошло, что никакой это не шум в ушах. Это были самые настоящие, хоть и приглушенные расстоянием и погодой, звуки боя. Вот, значит, что началось, понял он. Николай посмотрел на часы. На светящемся циферблате было только три часа ночи. Видимо, операция началась раньше. А успех ее скорейшего окончания был под глубоким сомнением.
— Что с ученым? — спросил Николай добравшегося до светила Бура.
— Едва дышит, — ответил Вася. Он вколол профессору какой-то препарат. — Пульс нитевидный.
Бурцев разорвал рубашку на груди ученого.
— Твою ж мать! — воскликнул он.
— Что там? — встревожился Николай.
— У него, по ходу, кардиопротез… Бля… — завыл Бурцев.
— И что? — не понял Николай. — С нас, если чего с ним случится, бошки снимут.
Бурцев посмотрел на Николая:
— Как будто я и сам не знаю… Только тут вокруг полно народу, желающего снять с нас бошки, так что мне твои угрозы не очень, знаешь ли. Хочешь башку мне снести, вставай в очередь.
— Ты, Вася не борзей, — повысил голос Петров. — Я ведь могу и первым в этой очереди оказаться! Не подумал об этом? И вообще, твою мать, ты ж медик! Ты клятву давал!!!
— Ты ж медик… Ты ж программист… Мало ли что я кому давал… — Вася рассвирепел. — Товарищ майор, хочу вам доложить, что у этого человека, судя по шрамам на левой груди, кардиопротез, я не знаю, полная это замена сердца или частичная, но в любом случае это тонкий электронный прибор, не рассчитанный на работу в зоне поражения ядерным боеприпасом. Электромагнитный импульс по-любому его вырубил! Вырубил нахер! От слова совсем!
— Ты же сказал, что пульс нитевидный? — непонимающе и в то же время с надеждой спросил Николай и, подойдя ближе, сел на корточки. — Значит, он есть? Значит, он жив?!
— Ну, раз пульс есть, то, скорее всего, кардиопротез не является полной заменой сердечной мышцы, а лишь встроен в качестве помощника. Но только в данный момент он ни хрена не помогает. А скорее, даже мешает. Товарищ майор… Коля, что я могу здесь сделать?! Извлечь эту штуку — нужна большая операционная, с ассистентками, чтобы чисто и стерильно. Поддерживать его жизнь — нужен аппарат, реанимация, понимаешь? То, что у него нитевидный пульс, — это так, считай, судороги. Он труп! Без одной минуты покойник.
Николай прекрасно все понимал. Перед глазами стояла картина, как к ним, выбравшимся из всего этого, может быть, даже героями, подходит генерал Хасанов и, глядя в глаза, по-отечески спрашивает, мол, где ученый. Потом по-матерински выражается отборными армейскими фразами и вместе с ними же отправляет его, Николая, и, конечно, Никулина (куда ж он денется?!) под военный трибунал…
— Вася, ты должен что-нибудь сделать, — упрямо произнес он.
