Владимир Гриньков - На вершине власти
– Это было покушение, товарищ президент, – сказал полковник. – Действовала группа террористов, не менее трех человек. Все меры предпринимаются. Полагаю, в ближайшие часы мы их возьмем.
Хомутова не это сейчас интересовало, он ожидал, что скажет Бахир о трупах в «мерседесах». Тот словно почувствовал, чего от него ждут:
– Из машин извлекли тела. К сожалению, все погибли Охранник, который еще был жив, когда я прибыл к месту происшествия, также скончался.
Хомутов молчал, сжавшись внутри в комок.
– Обгорели до неузнаваемости, – продолжал Бахир. – Практически невозможно установить, кто есть кто.
– Так уж и невозможно, – сквозь зубы заметил Хомутов.
Бахир воспринял его слова как упрек, проговорил торопливо:
– Кумулятивные гранаты, товарищ президент. Три с половиной тысячи градусов…
Но Хомутов не дал ему договорить, махнул рукой, по-прежнему глядя в окно. Бахир умолк, в кабинете повисла такая тишина, что у Хомутова сжалось сердце. Он втянул воздух сквозь сцепленные зубы. Нужна передышка, иначе ему не выдержать этого нечеловеческого напряжения… Он повел плечами, голос его зазвучал повелительно:
– Вы должны взять их, чего бы это не стоило!
Он круто повернулся и выговорил то, что было сейчас важнее всего:
– Приступайте!
Бахир попятился к двери и скрылся за нею. Хомутов стремительно шагнул следом, щелкнул замком, и это было последнее, на что у него достало сил. Прямо у двери он опустился на пол, словно тряпичная кукла, уронил голову на грудь и замер без движения.
Время остановилось.
55
Начальник госпиталя полковник медицинской службы Сурков вызвал Людмилу в свой кабинет по крайне щекотливому делу. Дело было настолько неприятного свойства, что он многим сейчас поступился бы, лишь бы препоручить его кому-либо другому. К сожалению, сделать это было совершенно невозможно, и он мучился от сознания того, что участвует в чем-то неблаговидном.
Людмила, впервые оказавшаяся в кабинете начальника госпиталя, смотрела на Суркова настороженно-выжидательно, полковник же под этим ее взглядом еще больше терялся, и когда молчание сделалось совсем уж невыносимым, он с трудом произнес, чувствуя, что начинает багроветь:
– Я хотел побеседовать с вами, товарищ Песоцкая. О вас, а также о некоем Хомутове.
Людмила при упоминании о Хомутове вскинула голову:
– Вам что-то известно о нем?
– О ком – о Хомутове?
Сурков замялся. Собственно, о Хомутове ему не было ведомо ничего. Или почти ничего. А еще пару дней назад он и не слыхивал о существовании этого человека. Фамилию ему назвал полковник Гареев. Беседа с ним была краткой, но Сурков знал, с какой целью подобные беседы ведутся – потому и пригласил Людмилу.
– Ровным счетом ничего, – сказал он. – А вы хорошо его знали?
– Неплохо.
Сурков поморщился.
– И вам это не нравится? – Людмила снова дерзила.
– Естественно, не нравится, – Сурков решился. – Я располагаю информацией о том, что вы и этот самый одиозный Хомутов…
Он замялся, не рискуя продолжить, но оба уже знали, о чем речь.
– Именно. Я и этот самый Хомутов! – продолжала дерзить Людмила. – А разве – нельзя?
Сурков опустился в кресло, развел пухлыми руками:
– Нельзя, как видите. Тем более, что Хомутов этот отличился…
– Каким же образом?
– Вы же знаете – его спешно этапировали в Москву.
– Ложь! Хомутов находится в Джебрае! Никто и никуда его не «этапировал», как вы выражаетесь.
– Вот как? – изумился Сурков. – Вы заблуждаетесь, уверяю вас. Полковник Гареев…
– Так это он рекомендовал вам со мной провести беседу?
– Если бы беседу! – сокрушенно развел руками Сурков. – Меня обязали отправить вас в Союз.
Это прозвучало как гром среди ясного неба.
– Но почему? – только и нашлась спросить Людмила.
Сурков снова развел руками, давая понять, что эти вопросы не в его компетенции.
– Так, значит, это Гареев?
– Нет, нет, – поморщился начальник госпиталя, поняв, что наговорил лишнего.
– И под каким же предлогом вы меня э-э… этапируете? – прищурилась Людмила.
– Этого не требуется, – буркнул Сурков. – Отправлю – и все.
Оба они отлично знали, что так и будет. Людмила собралась сказать еще что-то, но не успела – зазвонил телефон. Сурков снял с рычага трубку, как бы отгораживаясь ею от нее, завершая разговор. Однако, вникнув в то, о чем говорили на другом конце провода, начальник госпиталя изменился в лице. Казалось, трубка начала жечь ему руку, и когда он бросил ее и повернулся к Людмиле, взгляд его блуждал. Пауза длилась всего мгновение, после чего Сурков сказал:
– Вы, если не ошибаюсь, работаете в хирургическом? Ступайте к себе, готовьте операционную.
– Вы же меня три минуты назад уволили! – напомнила Людмила почти насмешливо, но добавить ничего не успела, потому что Сурков вдруг надрывно заорал на нее:
– Делайте, что говорят! Совершено покушение на президента страны! Масса жертв! Сейчас начнут доставлять пострадавших!
56
Никто больше не тревожил Хомутова. Он успокоился И принялся обдумывать положение, в котором оказался. Чтобы принять решение, времени почти не требовалось. Все было очевидно – надо уходить. Не сейчас, ближе к ночи, когда стемнеет. Выбраться из дворца незамеченным, а затем в посольство. Гареева, судя по всему, больше нет в живых, но кто-то же должен знать о нем, Павле Хомутове. В ту же секунду он спохватился: никто из советских в Джебрае не поставлен в известность, только Гареев знал о существовании двойника. Но это открытие его не слишком озаботило – в конце концов, свяжутся с Москвой, все выяснится.
Вспомнив о предстоящем побеге из дворца, Хомутов воспрянул духом и ободрился. У него еще оставалось время до сумерек, и он стал неспешно бродить по комнатам, еще хранившим атмосферу чужой, неведомой жизни. Сразу за кабинетом, куда он попал поначалу, располагался большой зал, служивший как бы продолжением кабинета, но менее официальным, – здесь можно было расслабиться на кожаных подушках диванов, освежиться фруктами. Вероятно, Фархад принимал здесь гостей, когда хотел создать непринужденную обстановку. Далее анфиладой тянулись несколько комнат равной величины, отличающихся только интерьером. Они были словно настроены на определенное состояние духа хозяина – от делового и жесткого до полного восточной неги. Открыв двери последней из них, Хомутов увидел необъятных размеров кровать, кресла, обитые алым атласом, огромные зеркала – это была спальня.
Хомутов двигался, с интересом разглядывая обстановку и мелочи, но ни к чему не прикасаясь, потом погрузился в кресло, вытянув ноги и прикрыв глаза. Он был чужим здесь, в этих стенах, и не претендовал ни на что – единственное, что ему требовалось – дождаться сумерек. Он попытался подремать, чтобы скоротать время, но ничего не вышло – нервы были слишком напряжены. Так он и просидел в кресле до захода солнца, настороженно вслушиваясь в шорохи и отголоски дальних шумов.
Когда опустилась темнота, Хомутов поднялся и осторожно проследовал через все комнаты, не зажигая света, пока не добрался до кабинета. Теперь оставались только приемная и нескончаемые коридоры. Он припал ухом к двери, пытаясь различить, есть ли кто-либо за ней. Ничего не услышав, осторожно отпер замок, приоткрыл створку. Перед ним была пустая приемная. Свет имелся, но приглушенный, сероватый. Хомутов тенью скользнул к следующей двери – и очутился в коридоре.
Здесь повсюду лежали ковровые дорожки, он ступал по ним мягко, не слыша собственных шагов, различая лишь гулкие удары собственного сердца. Временами ему казалось, что позади него кто-то крадется, и тогда Хомутов стремительно оглядывался, но вокруг по-прежнему никого не было.
Он выбрался, наконец, из дворца и оказался в парке. Здесь, под кронами араукарий, царила полная тьма, лишь впереди виднелись мутные пятна света, – за далекой оградой, на площади, горели фонари. Хомутов пошел по бетонированной дорожке, всматриваясь в темноту и с досадой понимая, что именно здесь запросто может наткнуться на охрану. Не могло быть, чтобы отсутствовали наружные посты – и едва он подумал об этом, как услышал шорох за спиной, скрипнул гравий. Сердце его оборвалось, он замер, зная, однако, что кто-то таится рядом, и негромко окликнул:
– Кто здесь?
– Это я, товарищ президент, – тотчас отозвался из темноты мужской голос. – Новруз, наружная охрана. Сержант.
Хомутов с трудом перевел дыхание.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он, и в голосе его по-прежнему не было твердости.
– Следую за вами.
Смешно было думать, что президент хоть на миг мог остаться без сопровождения.
– Где остальные? – спросил он.
– Здесь, товарищ президент.
Эти люди были его тенью – бесплотной и беззвучной. Но только до поры.
– Я хочу прогуляться, – без всякой нужды пробормотал Хомутов.
Никто не ответил ему, и он знал – почему. Он волен делать все, что ему заблагорассудится, но эти люди не отстанут от него ни на шаг. Если он выйдет за ограду дворца, они последуют за ним и будут сопровождать повсюду, когда же Хомутов окажется у советского посольства, будут стоять рядом, пока он станет пытаться втолковать дежурному, кто он такой и что ему надо от посла. Они поймут все гораздо быстрее тупого охранника, и тогда он перестанет для них быть президентом. Как они себя поведут? И нет ли у них инструкций Бахира на случай непредвиденных ситуаций?
