Владимир Гриньков - На вершине власти
– Амира! К левому гранатомету! Муртаза, остаешься здесь!
Голос его звучал глухо.
Машины приблизились. Теперь нельзя было ошибиться – это действительно был президентский кортеж. Они уже стремительно поднимались по склону. Теперь главное – остановить головную, тогда и остальные притормозят.
– Беру первую! – крикнул Абдул, ворочаясь в кустарнике и ища опору для гранатомета. – Открывайте огонь только после меня. Амира – по второй, Муртаза – третью.
53
Хомутов откровенно скучал. Еще в порту, когда Сулеми оставил его одного в салоне машины, а шофер за зеркальным стеклом, похоже, и вовсе не подозревал о существовании таинственного седока, у Хомутова возникло такое чувство, какое бывает у забытого взрослыми ребенка. Так напряженно шла подготовка к церемонии передачи техники – и все впустую, все усилия. Теперь ему оставалось одно – ждать, когда о нем, наконец, соизволят вспомнить.
Он забился в угол обтянутого кожей салона и сидел неподвижно, не глядя в окно – машины отогнали куда-то на задворки порта, вокруг ничего не было, кроме нагромождений контейнеров, между которыми прогуливались люди Сулеми, охраняя, стало быть, президентский автомобиль. Водитель «мерседеса», в котором томился Хомутов, дремал, развалившись поперек сиденья.
Но это все продолжалось недолго. Охрана снаружи засуетилась, шофер подхватился – и машины кортежа тронулись, попетляли среди контейнеров и оказались прямо у трибуны, рядом с которой стояли Фархад и его приближенные. Хомутов ждал, что Сулеми снова сядет к нему, но вскоре обнаружил, что тот вместе с Гареевым усаживается в президентский автомобиль, и от этого еще больше заскучал – похоже, ему предстояло возвращаться в Хедар в одиночестве.
Кортеж покинул территорию порта, дорога вилась среди холмов, – по крайней мере, была пища для глаз. Хомутов смотрел по сторонам жадно, хотя, говоря по чести, смотреть было не на что – щебнистые сопки, покрытые местами темным кустарником. Колонна поднялась наверх, перевалила через седловину, скатилась в сухое русло. Впереди лежал длинный пологий подъем.
Хомутов почти дремал, не глядя на идущие впереди машины, еще минута-другая, и он заснул бы, но внезапно впереди что-то произошло – причем так быстро, что на это ушли доли секунды. Сквозь полудрему до него донесся негромкий хлопок – и сейчас же полыхнуло, как ему показалось, прямо перед лобовым стеклом. В следующий миг он оказался на полу салона, потому что его «мерседес» сделал крутой поворот, и Хомутова затрясло так, что он едва не потерял сознание.
Когда машина наконец замерла, он был не в силах подняться. Казалось, время остановилось, а с ним остановилась и жизнь в его теле. Он не знал, сколько пролежал без движения…
Полковник Бахир сидел на жестком сиденье джипа. Никого не было рядом, только шофер, и это внезапно свалившееся на министра одиночество говорило о его дальнейшей судьбе красноречивее любых слов. Президент не простит, и не в его промахе дело, это очевидно. Фархад выжидал долго, и наконец поймал момент, когда можно расправиться с недругом без риска. Эта мысль была так невыносима, что Бахир готов был выть от отчаяния. Даже его адъютант не рискнул сесть вместе с ним – трусливая тварь, понадеялся, что Фархад его не тронет, когда за Бахира примется. Глупец, Фархад не забудет никого из тех, кто близко стоял к врагу, такие случаи уже были.
Джип с ревом взобрался на холм, и в ту же минуту Бахир увидел далеко впереди огонь – еще не было ясно, что горит, но сердце его тупо забилось, и он бросил шоферу, не поворачивая головы:
– Быстрее!
Они еще не достигли места катастрофы, однако Бахир уже видел – это «мерседесы» президентского кортежа. Два из них стояли, перегородив дорогу, охваченные пламенем, а третий темнел в кювете, метрах в пятидесяти. Вокруг никого не было видно. Бахир почувствовал, как в горле у него пересохло, рывком дернул дверцу, чувствуя, что руки у него противно дрожат. Джип еще катился по шоссе, приближаясь к пожару. Когда до ближайшего «мерседеса» оставалось метров семьдесят, там произошло какое-то движение, дверца пылающего автомобиля медленно приоткрылась, будто тот, кто сидел в машине, колебался – выйти ему или остаться, а в следующее мгновение на асфальт из машины вывалилось тело и замерло в неподвижности, чадя тлеющей одеждой.
Бахир выпрыгнул на ходу и бросился к лежащему. Дыхание огня било в лицо, но на эту сторону он еще не добрался, и когда Бахир склонился над обгоревшим человеком, корпус «мерседеса» прикрыл его от пламени. Это был один из охранников Фархада, и похоже, он был еще жив.
– Где президент?! – неистово закричал Бахир.
Охранник мутно смотрел на него, и министр решил, что тот не слышит его, болевой шок, скорее всего, но уже в следующее мгновение обожженный слабо махнул рукой, указав куда-то в сторону. Бесполезно, он уже не мог помочь ничем. Бахир выпрямился и сейчас же увидел армейский грузовик – тот приближался к месту катастрофы с противоположной стороны. Оттуда на шоссе посыпались солдаты, молодой офицер бежал к Бахиру, поправляя на ходу кобуру. Он еще не успел приблизиться, а Бахир уже командовал:
– Кортеж президента Фархада! Немедленно извлечь пострадавших из машин! Выставить заслоны на шоссе! Выдвинуть посты на ближайшие возвышенности!
Офицер щелкнул каблуками и бросился к солдатам. Шофер джипа прохрипел из-за спины Бахира:
– Нельзя здесь стоять, товарищ министр! Сейчас баки рванут…
Бахир попятился, сошел на обочину, но далеко уходить не стал. Этот огонь возвращал его к жизни, он хотел его видеть, чувствовать его жар и смрад, потому что знал – все повернулось в его жизни, повернулось здесь и сейчас. Солдаты уже карабкались по склонам, часть их с офицером во главе пыталась подступиться к пылающим машинам, кто-то уже волок брезент, чтобы под его защитой подобраться к огню.
«А ведь и вправду рванет!» – подумал Бахир, но отменить приказ уже не мог – обязан был выказать готовность свою жизнь и жизни этих солдатиков положить за президента. Если Фархада спасут – возможно, это ему и зачтется. Однако солдаты никак не могли подобраться к горящим машинам, и Бахир подумал вдруг, что и ему этого не хочется. Он испугался этой мысли, не самой мысли даже, а того, что мог произнести это вслух, тревожно обернулся – но никого не было поблизости, лишь маячил в отдалении водитель джипа, зачарованно глядя на пожирающий «мерседесы» огонь.
Бахир судорожно вздохнул. К нему подбежал офицер, козырнул и, словно извиняясь, доложил, что нет никакой возможности добраться до находящихся в машинах людей. В ответ Бахир прорычал, делая зверское лицо:
– Молчать! Ответишь! Любой ценой спасти пассажиров!
Офицер снова козырнул, поворачиваясь, как заводной, на месте, но не успел сделать несколько шагов, как в дыму что-то утробно ухнуло, огонь вздулся шаром и хлынул во все стороны, слизывая уже подступивших вплотную к машинам солдат.
От волны нестерпимого жара Бахир повалился на землю, но сейчас же вскочил. Там, где секунду назад были корпуса машин, сейчас корежились груды раскаленного металла, огонь бушевал, окончательно вырвавшись на свободу, и только теперь Бахир осознал, что президент Фархад мертв. Он умер, его нет уже! От возбуждения министр едва не испустил торжествующий крик, но овладел собой, стал сыпать командами:
– Лейтенант, ко мне! Немедленно оказать помощь раненым, – он говорил о солдатах, пострадавших от взрыва, – проверить третью машину и вернуть ее на шоссе.
Он смотрел на безжизненный уцелевший «мерседес» в кювете, уже зная, что Фархада там нет, что это пустышка, предназначенная сбивать с толку.
Солдат, пострадавших от взрыва, оказалось много, – именно в этот момент они столпились у машин, выполняя приказ и пытаясь вызволить людей из «мерседесов». Бахир отвернулся. Офицер уже спустился в кювет, заглянул к водителю третьей машины, но тот, похоже, не подавал признаков жизни, потому что офицер отпрянул, взглянул на министра, и стал пытаться открыть заднюю дверцу. Та не поддавалась, и тогда лейтенант дважды ударил рукоятью пистолета по стеклу. Бронированное стекло ответило глухим гулом.
Бахир знал, что это безнадежно, и готов был уже отвернуться, как вдруг замок щелкнул и дверца неторопливо распахнулась. Офицер, находившийся рядом, вытянулся и отдал честь тому, кто зашевелился в салоне…
…Хомутов отпрянул, когда офицер щелкнул каблуками, но уже в следующий миг понял, что тот принял его за президента Фархада. Он поморщился и тяжело вылез из машины, огляделся – и встретился взглядом с Бахиром. Министр стоял неподвижно, будто неживой, и Хомутов тоже застыл, не зная, как вести себя дальше. Первым пришел в себя Бахир, мгновенно осознавший, как жестоко ошибся. Это было невероятно, от этого мутился рассудок. Еще минуту назад он уже видел себя президентом, но Фархад, эта хитрая неистребимая бестия Фархад, перехитрил всех – и Бахира, и саму смерть, и теперь он снова опальный министр, у которого голова держится на плечах на шелковой нити, и единственный его шанс – то, что Фархад видел все из машины, не мог не видеть, как Бахир действовал, стремясь вырвать его особу из огня. Министр шагнул к президенту, бросил ладонь к козырьку фуражки и воскликнул, сам дивясь торжественной звучности собственного голоса:
