Борис Седов - Пленница
«Компьютер. И телевизор. И видик. И магнитолу. И книги, — моментально выстроился у девочки в голове список вещей первой необходимости. — А еще халатик. — Только сейчас она задумалась над тем, что на ней лишь футболка и трусики. Старые тренировочные штаны и тесная джинсовая курточка, наверное, до сих пор валяются в дядюшкином гараже. — А еще тапочки. И конечно, кое-какое бельишко на смену».
Моча вышел. В замке скрипнул ключ, и Тамара с сомнением уставилась на стеклянный флакончик, оставленный на тумбочке рядом с бутылкой лимонада. Потом нерешительно взяла его в руку и вытряхнула на ладошку две маленькие белые таблетки.
Будь что будет! Плевать! Может, и правда, отпустит эта проклятая боль? Может, действительно, удастся быстро уснуть?
Слизнула с ладони таблетки и снова прямо из горлышка запила их лимонадом. Потом откинулась на подушку и принялась ждать, когда наступят предсмертные судороги. Или когда начнет сносить крышу.
Но вместо этого сперва отпустила боль в боку и спине. Потом послушно разбрелись по своим тесным кельям в мозгу возбужденные мысли. И Тамара, как и обещал Монучар, погрузилась в сладкую дрему.
Проснувшись наутро, девочка первым делом подумала о том, что впервые за восемь месяцев нашелся человек, который о ней искренне позаботился. Который был с ней добр.
Так на каком же все-таки слоге ставить ударение в его укороченном имени?
На следующий день в камеру (шагов пять в длину, шага три в ширину) с трудом была втиснута еще одна тумбочка, и на нее Монучар водрузил маленький телевизор и видеоплейер.
— С антенной придется повременить, крути кассеты, — сказал аксакал, примериваясь, куда воткнуть «колокольчики» низкочастотного шнура. — Составь мне список, что тебе нравится, а на первое время я принес то, что люблю смотреть сам. Надеюсь, наши вкусы хоть в чем-нибудь совпадут. Магнитолу куплю тебе завтра. Теперь с компьютером. Сможешь с этим чуть-чуть подождать?
— Конечно, смогу. — Тамара перебирала внушительную стопку видеокассет: «Нечто» Джона Карпентера, «Шугарлэндский экспресс» Стивена Спилберга, «Основной инстинкт» Пола Верховена, «Птицы» Альфреда Хичкока… — Хм, неплохо. Монучар, у меня впечатление, что наши вкусы даже очень совпадают.
— Я рад, Тамара. Теперь насчет литературы. Тоже составишь список? Или положишься на мой вкус?
— Положусь, — улыбнулась Тамара, не сомневаясь, что вкусы Мочи дальше Чейза и Утгера не распространяются. И была поражена, когда на следующий день седовласый грузин принес ей Ивана Бунина и Николая Лескова, Чарльза Диккенса и Джека Лондона, Виктора Астафьева и Василия Шукшина.
— У меня была мысль купить тебе Драйзера, но я побоялся, что до «Финансиста» и «Американской трагедии» ты еще не доросла, — сообщил Монучар, раскладывая скромную библиотеку в маленькой тумбочке. — Ты просто не осилишь их до конца.
— Вот еще! — надменно фыркнула лежавшая на кровати Тамара. — Ты просто еще не успел осознать, что я суперребенок. Эрудированный и интеллигентный, — припомнила она, как когда-то ее характеризовала толстуха. — Коварный и артистичный. Свободно владеющий разговорным английским и опережающий в развитии своих сверстников, как минимум, года на три. Возможно, поэтому мне так не везет в этой жизни.
С первого же дня Тамара решила обращаться к седовласому аксакалу, годящемуся ей не то что в отцы, а и в деды, на «ты» и, не встретив с его стороны возражений, осталась довольна — так проще найти с хозяином общий язык, так проще вырваться на свободу.
— …Так как ты считаешь?
— Я считаю, что ты испорченная самовлюбленная девушка, — рассмеялся Моча, — которой весьма повезло, что она оказалась в глубоком дерьме, не позволившем ей еще больше влюбиться в себя и испортиться окончательно. Но ты через несколько лет оформишься в красивую умную женщину. Читай Диккенса, Тома. А я сегодня подвешу тебе над кроватью бра, чтобы ты не портила зрение в этом мраке.
День за днем Тамара проводила на своей узкой кроватке. Телевизор и видик сменяли книги, на смену книгам заступала недорогая китайская магнитола. И опять телевизор… после телевизора книги… после книг магнитола…
«Тоска зеленая», — решила бы Тамара, если бы до этого не провела восемь месяцев один на один лишь с алюминиевой мисочкой-стетоскопом.
Боль в спине и боку постепенно ослабла, и девочка на нее уже просто не обращала внимания. Но все равно, не долечив до конца побои, возобновлять занятия физкультурой было еще рано. Да и потом, возможно ли всерьез развернуться в такой теснотище, не рискуя при этом смести ногой с тумбочки телевизор, опрокинуть парашу или врезаться лбом в стену? Бег только на месте. О ходьбе по кругу можно только мечтать.
Проблема гиподинамии вновь остро встала перед Тамарой.
— Я не была на свежем воздухе уже почти девять месяцев, — однажды завела она разговор об этом с Мочой. — Скажи честно, ты собираешься и дальше держать меня взаперти?
— Нет, Тамара, — виновато покачал головой Монучар. — Для тебя уже оборудуется просторное помещение. Еще до осени ты туда переедешь. Тогда же сможешь выходить гулять на террасу и в сад. А через несколько лет будешь свободно перемещаться по Ленинграду, ездить в другие города… хоть за границу. Без ограничений и всего лишь с одним условием — вернее, просьбой: всегда возвращаться обратно. Пусть мой дом станет твоим домом. Я очень боюсь перспективы коротать старость, в одиночестве.
Уже с первых дней общения с Монучаром Тамара поняла, что доставлена сюда совсем не как объект сексуальных утех, скорее, ей уготована роль экзотического животного, помещенного в клетку с удобствами. Монучар в качестве этакого домашнего любимца выбрал четырнадцатилетнюю девушку.
Монучар навещал свою пленницу ежедневно утром и вечером. Приносил еду, воду в ведре и тазик для умывания, не брезговал лично выносить за Тамарой парашу.
— Неужели у тебя на примете нет ни одной подходящей женщины, которая занималась бы здесь уборкой, готовила бы еду и при этом держала язык за зубами? Я ведь понимаю, что ты не желаешь, чтоб обо мне знали лишние…
— Таких женщин, чтобы умели держать язык за зубами, не существует, — перебил Тамару Моча.
— Значит, о том, что я заперта в этой комнате, не знает никто, кроме тебя?
— Никто.
— А если с тобой вдруг что-то случится? Предположим, ты попадешь в автомобильную катастрофу. Или тебя подстрелят грабители. Или, скажем, у тебя случится инфаркт.
— Типун тебе на язык! — расхохотался Моча. — Катастрофа… Грабители… Милая девочка, я прожил долгую жизнь и приучил себя предусматривать все. У моего адвоката давно хранится мое завещание. А недавно к нему добавилось еще и распоряжение насчет тебя. Если я погибну или пропаду без вести более чем на четверо суток, будет вскрыт конверт с указанием безотлагательно выпустить тебя из этой каморки, напоить, накормить, дать денег и взять под опеку… Надеюсь, после того, что я тебе рассказал, ты не начнешь молиться о моей скорейшей кончине?
Тамара рассмеялась:
— Ни в коем случае, Монучар. Ты добрый. Ты не сделал мне ничего плохого. Во всем мире сейчас нет человека, который был бы мне ближе, чем ты. Но неужели никто-никто, кроме тебя, меня и дяди Игната, не знает, что со мной сейчас происходит? Ведь у тебя же есть друзья. Наверное, есть домработница, охрана. — Грузин покачал головой:
— Какая ты дотошная. Все хочешь знать. Да, у меня много друзей, но им про тебя ничего неизвестно. Горничная хозяйничает лишь в жилых помещениях, но никогда не спускается в подвал, где ты сейчас находишься. А охранникам если чего и известно, то они, в отличие от женщин, язык за зубами держать умеют. Я в них уверен, как в самом себе. Еще есть вопросы?
— Много вопросов.
— Вот завтра ими мы и займемся. Помнишь, что тебе обещал еще в первый день?
— Что, когда я поправлюсь, мы серьезно поговорим.
— Ты поправилась?
— Вполне.
— Тогда я завтра посвящаю весь день тебе.
— А снотворные?
— Все, хватит. — Монучар распахнул дверь и шагнул за порог. — Ты же уже здорова. Так что теперь приучайся засыпать без таблеток. Спокойной ночи, Тамара.
И в двери, обитой железом, привычно заскрежетал замок.
На узком пространстве маленькой тумбочки, покрытой белой салфеткой, бутылка «Цхинвали» для Монучара, торт «Птичье молоко» для Тамары, вазочка с крекерами и сахарница. Еще остается место для двух чайных чашек на блюдечках, банки растворимого кофе и единственного хрустального бокала для вина. Белому электрочайнику «Юнит» приходится ютиться на линолеумном полу возле никелированной ножки кровати. Для магнитолы местечко нашлось поцивильнее, она негромко покрякивает «Европой плюс», возлежа на Тамариной подушке.
Выпито полбутылки вина, съедена половина торта, чайник три раза доливался водой, и Монучар уже дважды тактично выходил за дверь, чтобы Тамара могла попользоваться парашей, а история злоключений девочки только перевалила за экватор.
