Анатолий Гончар - Хроника одного задания

Что-то весьма ощутимо приложилось под левым плечом. На этот раз боли почти не было, только тупой удар, и левая рука обессилено повисла вниз. Не удержав равновесия, Юрка повалился на землю, сильно ударившись грудью о выступающий из земли корень, но так и не выпустив из руки оружия.

«Хандец»! — страшная в своей безысходности и неопровержимости мысль пронзила вздрогнувшее от удара сердце. Пронзила и ушла. Растворилась без остатка. Внезапно наступившее спокойствие окутало теряющий сознание разум, но возникшая в плече боль неожиданно вернула ощущение жизни. Беспамятство отступило. Сержант застонал и стал медленно переворачиваться на бок. Он понял, что ещё жив, а сзади наседали враги. Шансов уйти не было, а значит, следовало остановить, не подпустить их ближе. Остановить и не подпустить, остановить и не подпустить… — застучала в голове настойчивая мысль. Юрка со стоном перевернулся на спину и здоровой рукой попробовал дотянуться до своего пулемёта…

Когда Калинин упал, эмоций во мне почти не было, словно всё так и должно быть, словно нечто подобного я и ждал.

Всё заработало на автомате. АК за спину, падаю на колено и взваливаю раненого пулемётчика на плечо, хватаю левой рукой ПКМ и бегу вверх. Но, возможно, мне только кажется, что я бегу. Одеревеневшие ноги — ходули на кадрах замедленной киносъёмки. Тем не менее, постепенно одно укрывающее нас дерево сменяется другим. Все звуки заглушает стук моего сердца, лёгкие с хрипом разрываются в последнем усилии, на губах привкус железа, глаза залиты потом. Чёрт, щас сдохну, если не остановлюсь, а если остановлюсь — сдохнем оба. Ну же, ещё немного! Чехи могут появиться в любой момент, хрен с ними — если тормознусь, обернусь, может не станет сил бежать. Вперёд и только вперёд!

— Командир! — голос Прищепы выводит меня из состояния тупого пофигизма. Я останавливаюсь, едва удерживая в руках оружие. Лежавший на моей спине Калинин вяло матерится. — Командир… — Какое счастье, чьи-то руки бесцеремонно стаскивают с моего плеча раненого.

— Уф! — как хорошо! Так хорошо, что сейчас сдохну. — Уф, — согнуться и стоять, выхаркивая разъедающий грудь кашель.

— Командир! — чувствую, как меня тянут за рукав. Чёрт, мы ещё не на месте, надо бежать.

— Ар…артуху вызвали? — пожалуй, этот вопрос меня сейчас волнует больше всего.

— Вызвали! — тащащий Калинина Сашка тоже начинает задыхаться от бега. А я вроде бы уже ничего, только кашель, сволочь, рвёт из груди последние силы. В голову приходят дурные мысли: «Да сколько ещё? Проще упасть, окопаться и стрелять до последнего патрона». И тут же: «Ну, вы, батенька, вообще! Бежать, бежать»! Гнилой разговор, нам ещё жить и жить. В конце концов, ты не один, у тебя пацаны и раненый фешник. Возможно, ты жив только потому… Уф, всё, кажется, мы добежали. Вот теперь отдохну… Блин, сколько у меня раненых? Четверо, один тяжёлый. Так где же артуха?

— Каретников! — это только кажется, что я ору. На самом деле из моей пересохшей глотки вырываются едва слышные звуки. — На связь вышел?

Кивок бегущего ко мне радиста. Вячин бинтует раненого Калинина.

— Артуху вызвал? — похоже, чехи всё же слегка приотстали.

— Так точно! — боец заметно волнуется. Его даже, кажется, трясёт, или это меня малость покачивает?

— Ну и?

— Что? — удивлённый взгляд метнулся из стороны в сторону.

— Где артуха? — дурацкий вопрос ставит радиста в тупик. А вопрос действительно идиотский. Откуда боец может знать, почему не работает артиллерия? Ему что, докладывают?!

— Давай связь! — отдыхать некогда. Взгляд на до сих пор остающийся включённым джипиес — до места эвакуации остаётся совсем ничего. Нет, всё же всей группой оставаться не буду. Может ещё всё срастётся. Пусть уносят раненых, останемся тут я и ещё двое… Кого выбрать? Кого не жалко?! А если жалко всех? Значит, того, кто лучше, профессиональней… Прищепу и Кудинова? Но Прищепа нужен группе, Кудинов — снайпер, в ближнем бою не самый лучший вариант. Тогда остаётся Тушин, но у Тушина больная мать и маленькая сестричка. Юдин? У него тоже есть куча причин, чтобы не умирать. Я сам… у меня может быть ещё больше, но я — другое дело. Я — командир, моё желание не решает ровным счётом ничего.

— Тушин, Юдин, пополнить БК за счёт других, пулемёт Калинина мне! — я спешу отдавать команды. С минуту на минуту к нам пожалуют гости, и тогда будет поздно. — Прищепа, забирай остальных и уходи!

— Командир, связь! — почти обрадовано кричит Гришин.

— Старшего эвакуационной колонны мне на связь! — И снова повернувшись к собирающимся уходить бойцам: — Оставшиеся РПГ сюда, нам по четыре гранаты. Гришин! — беря гарнитуру сто пятьдесят девятой, — связь с «Центром» через «Северок». Тот кивнул и бросился разворачивать вторую радиостанцию. Я вымученно улыбнулся, видя, как Прищепа и Ляпин спешно расстаются со своим так и не израсходованным боекомплектом.

— «Факир» на связи! — узнаю голос ротного.

— Обеспечить прикрытие сможешь? — у меня почти не осталось времени.

— Да. — И после секундного раздумья: — Может, выйти на встречу?

— Нет! — ещё не хватало, чтобы и группа сопровождения ввязалась в заранее обречённый на проигрыш бой в лесу. К тому же, если нас прижмут, они уже не успеют. — Приготовьтесь к обороне!

— Их много? — значит, он уже в курсе, что нас преследуют. Тем лучше.

— Да! — и чтобы стала ясна вся серьёзность ситуации: — Очень! — Впрочем, на РОП чехи не полезут, разве что совсем спятят. — Я с двумя разведчиками остаюсь на прикрытие. И почему нет огневой поддержки?

— Не знаю! — честный ответ, но ничего мне не дающий. И после секундного колебания. — Со мной тут ребята… Я так думаю, ты в курсе… — Я в курсе? Ну да, ну да, можно было ожидать. Вот только знает ли об этом Виктор? Он немного пришёл в себя, лежит и смотрит голубыми глазами в голубое небо. Спросить?

— «Факир», на всякий случай вот координаты противника, вдруг «Центр» тупит… — и, не задумываясь, даю свои собственные координаты. — Начало открытия огня Ч — пятнадцать минут. — За пятнадцать минут мы успеем настреляться досыта, а затем либо отойдём, либо артиллерия нам уже ни чем помешать и навредить не сможет. — Всё, конец связи.

— Уходите! — подполковник Тарасов, превозмогая боль, приподнялся на правом локте. Это он о чём и кому? — Уходите!

— Нет, — отрицательно качаю головой, — тебя там уже ждут.

— Именно поэтому.

На моём лице искреннее непонимание.

— Да, именно поэтому, именно поэтому. Я давно в курсе. Но это не наши люди. — Да, он же говорил, как же я позабыл об этом?

— Прищепа, отход! Гришин, что со связью? — киваю на «Северок».

— Есть связь! — ответ звучит излишне бодро.

— Хорошо! — как же я устал! — Отход! — пот, до этого сочившийся с меня ручьями, уже, кажется, весь иссяк. Губы сухие и солёные. Остатки воды булькают в заброшенном за спину рюкзаке. Пить! Потом. Всё потом. — Отход! — это я командую конкретно замешкавшемуся со своим рюкзаком радисту.

— Не-е-е, командир, я остаюсь…

— Отход, сука, бля! — мне ещё тут на хрен чей-то излишний героизм! Только время моё отнимает! — Живо!

Гришин взглянул на меня и попятился. Рявк получился добрым, да и выгляжу я, наверное…

— Пусть уходят все! — Виктор кивнул на разведчиков, приготовившихся взять его, лежавшего на самодельных носилках (плащ-палатка и два тут же срезанных ореховых кола) и начал подниматься.

— Грузите! — у меня нет времени препираться.

— Отставить! — вот теперь в его голосе прорезались по-настоящему командирские нотки, а в руке снова его любимый КЯ. — Пусть все отойдут!

«Ах, ты, сучий потрох»! Я кивнул.

— Отойдите, хрен с ним… Как ты меня задолбал… — Отпущенное нам время таяло. Прочих раненых уже понесли. Подполковник поманил меня к себе, и когда я нагнулся, быстро сунул мне в свободный карман разгрузки пакет из лоснящейся коричневой бумаги.

— Не показывай никому! — горячечное дыхание опаляет. — Никому: ни командиру, ни даже лучшему другу, никому — это смерть. Никому! Слышишь, никому?! Потом, всё потом. Только выжди, два-три года… — он замолчал, захлёбываясь кровью. Мне бы остановить его, не дать самого себя вымотать до последних сил.

— Почему? — вместо этого я задал вопрос. Я имел право знать.

— Сейчас не время, передай…

— Нет! — моё «нет», звучит уже не так твёрдо, кое-что начинает до меня доходить. Но всё же… может проще отбить руку, обезоружить…

— Пойми, мне всё равно хана! — он пристально посмотрел мне в глаза. Он догадался о моих намерениях. — Только потом будет хуже, много хуже… Короткое молчание. — Мне что, застрелиться?…Глупо…

— Что в них? — настаиваю я, и он понимает, что я не отступлюсь.

— Документы, — (я усмехаюсь), — договора, контракты, фрагменты личного дела.