Михаил Нестеров - Возмездие. Никогда не поздно

– Много лет тому назад я сделал одному человеку предложение.

– Женщина?

– Мужчина.

– Ты обратился по адресу. – Александр Александрович поднял руки, давая понять, что с шутками покончено, и попробовал угадать: – Речь идет о вербовке?

– Да.

– Иностранного гражданина?

– Нет. Иностранцами занимались другие мои товарищи по Управлению. Я считал этого человека…

– Пожалуйста, как-нибудь назови его, – попросил Шаповалов.

– Игорь.

– Продолжай.

– Какое-то время я считал Игоря погибшим. Но, не имея тому доказательств, не мог закрыть этот вопрос. Следственные действия привели меня в больницу, точнее, в Клинику медицинского института. Игорь попал на больничную койку с открытым ранением головы и потерей памяти.

– Ты разговаривал с его лечащим врачом?

– Нет.

– Почему?

– Интересоваться такой личностью, как Игорь, было очень рискованно или по меньшей мере неразумно. Он причастен к ряду громких заказных убийств. – Янов решил приоткрыть завесу правды. – Убийство одного «мятежного» генерала – работа группировки, в которой он состоял. Заподозрив его в связи с ГРУ, его решили убрать. Но он выжил. Так вот, оперуполномоченный из моего отдела сделал копию истории болезни Игоря.

– Под покровом ночи, прокравшись в ординаторскую?

– Так и было.

– Так и есть. – Янов выставил на журнальный столик бутылку грузинского «Асканели», гроздь винограда, передал старому товарищу тощую старомодную папку, и тот углубился в чтение. Впрочем, «углубился» – это сильно сказано, мысленно поправился Михаил Николаевич. Психиатр пробегал глазами листы, исписанные мелким неразборчивым почерком, разом вникая в смысл целой строки или абзаца. Он походил на историка, читающего манускрипт.

Наконец Шаповалов отложил копию истории болезни и, разлив коньяк, пригубил свою рюмку. И только после этого возобновил разговор, опуская специальные термины или, лучше сказать, переводя их в доступный пониманию язык.

– Случай с Игорем – не единичный. Пациенты с таким поражением мозга и трансформацией памяти, как правило, восстанавливают в памяти события поэтапно, и тому могут способствовать мощные импульсы схожих переживаний.

– Приведи пример, чтобы я понял.

– Конечно. Например, я перехожу дорогу, рядом визжит тормозами автомобиль, под колеса которого я чуть было не угодил. И вспоминаю сходный эпизод, который как бы стерся из памяти. Из машины выбегает перепуганный или агрессивно настроенный, неважно, водитель, нетрудно понять, что он говорит мне. Это очень яркий эпизод, и он как бы затмевает следующее, не такое существенное событие. И это для больного с нарушением памяти можно считать явным прогрессом.

– Ты говоришь о событиях, о явлениях, то есть это они мощные импульсы?

– Да.

– Слова, фразы относятся к ним?

– В меньшей степени. В словах мало энергии. Можно поднести пальцы к оголенному проводу, но получить удар током можно, только прикоснувшись к нему. Другими словами, пообещать дать в ухо и дать в ухо – вещи разные, это намерения и, собственно, сам поступок. Что именно тебя тревожит, можешь объяснить?

– Понимаешь, много лет тому назад я сделал Игорю предложение.

– Ты говорил, – напомнил Шаповалов. – Речь шла о вербовке. Игорь дал согласие сотрудничать с тобой?

– Нет, – покачал головой Янов и продолжил, выдержав паузу: – Но он этого не помнит. Больше того, он уверен, что дал согласие на сотрудничество.

– «Он уверен, что дал согласие на сотрудничество», – повторил психиатр. – Значит, работая на тебя, мотивации он не понимает?

– Познать самого себя – вот мотив.

– А познать самого себя еще больше – еще один мотив. Да, я слышал эту мудрость. Ну, что же, скажи Игорю, что в практическом плане он зря старается.

– Не уверен, что это правильное решение. В словах, как ты говоришь, мало энергии.

– Тогда дождись, когда он сунет пальцы в розетку.

– Еще варианты есть?

– Нет, это последний. А ты вообще чего ожидаешь от сложившейся ситуации?

– Что Игорь в этом деле пойдет до конца.

– Ладно, – сдался Шаповалов. – Лично мне не нравятся все эти шпионские игры. Еще коньяка?..

Дубровник

Они встретились этой же ночью в том же «Магеллановом облаке». Обстановка в ночном клубе казалась неизменной: те же непрерывный гул голосов, приглушенная музыка, соударение шаров на бильярдном столе, отдельные восклицания игроков.

– Я много думал о твоем предложении.

– Да, – подтвердила Ким, – у тебя задумчивый вид.

Она освоилась в новой для нее роли и была готова дать отпор этому типу и постоять за себя. Маевский снова здесь, на подстраховке (смешно, ей-богу), но пиджак его не топорщится от обреза. Себе она говорила: «Я все больше и больше похожу на любовницу Абакумова, еще немного, и я признаюсь в связи с ним».

Ким предвидела вопрос Лебедева о предоплате и ответила категорическим отказом:

– Нет и еще раз нет. Единственное, на что я пойду, – это на поэтапную оплату.

«Мы мыслим одинаково, – усмехнулся Тимофей, – только одни и те же вещи называем по-разному». Андреасов был более точен, назвав это «графиком работы из расчета за каждый час».

– Хочешь узнать, что мы собираемся сделать на первом этапе?

– Ты как будто в привокзальном кафе, а не в ночном клубе. Куда-то торопишься?

– Да нет. – Он помолчал, понимая, что упустил инициативу. И начал откуда-то с середины: – Этапов будет несколько. Я не исключаю, что на какой-то ступени мы споткнемся и не сможем продолжить работу. Но будем надеяться, что этого не случится.

– Да, в жизни всякое бывает. Можно дать тебе совет?

– Почему нет?

– Втягивайся в работу, но не тяни время.

– Сегодня ты говоришь и выглядишь по-другому. В голосе хрипотца, на лице румянец.

– Нервы, – коротко ответила Ким. – Это все нервы. Я так хочу отомстить этой сволочи!

Лебедев многозначительно покивал. Молодая женщина говорила достаточно искренне, и ему не потребовался бы полиграф, чтобы убедиться в этом.

Сейчас ею всецело овладело чувство сильнейшей вражды. Он не мог не сбиться на свой фирменный лад, подумав: так сыграть могла только актриса, объявившая своему кровнику вендетту. И мысли о подставе пропали, словно их и не было вовсе.

– У тебя есть вопросы?

– Да, – покивал Тимофей. – Первый, от него и будем плясать: куда доставить ребенка?

– На железнодорожный вокзал в Сплите. В следующую среду.

Этот второй по величине город в стране нашел себе место на побережье Адриатики, между городами Задар и Дубровник. Он же – самая южная точка национальной хорватской дороги. «Доставить мальчика в ближайшую среду», – мысленно повторил за клиенткой Лебедев. Он точно знал, что именно по средам из Сплита прицепной вагон отправляется с поездом номер 1204 и прибывает в Будапешт в четверг. Что ж, она поставила ему условия, загнав, так сказать, во временные рамки. Придется поторопиться.

– Ладно, мы доставим мальчика на вокзал, а что дальше?

– Ничего. На этом ваша работа закончится. У меня есть план, но я не хочу раскрывать его.

– Хорошо, что он есть, – улыбнулся Лебедев.

– Итак, за что я должна заплатить?

– Мы планируем разведку местности. Я слышал про это шато, но ни разу там не был.

– Значит, встретимся завтра в это же время?

– Как раз в это время мы будем заняты.

Половина третьего ночи. Точнее – два часа тридцать две минуты. Теперь – уже тридцать три. В эту секунду раздался повторный звонок в дверь. Если он не откроет Лебедеву (а это был он, кто же еще), тот начнет доставать его по телефону. Был еще один вариант: пристрелить гостя через окно в гостиной.

Андреасов сел в кровати, тяжело дыша. Что, приснился кошмар, или он задыхался, лежа на спине? Проклятый храп, как бы избавиться от него…

Николай сунул ноги в тапочки и, не включая света, вышел из спальни в прихожую. Она больше походила на небольшой холл, декорированный столиком, вешалкой в виде лосиных рогов, плетеной корзинкой с клюшками для гольфа, торчащими из нее подошвой вверх. У клюшки sand wedge с утяжеленной подошвой, служащей для удара из бункера с песком, была отрезана ручка, и небольшим сужением в том месте она входила в ствол шестизарядного «кольта-питона». Когда Андреасов вытащил из корзинки эту смычку и разъединил ее, в его руках оказалось и огнестрельное, и холодное (колюще-ударное) оружие.

– Кто? – спросил он, бросив взгляд на монитор системы безопасности.

– Я, Лебедь, – раскрыв рот, проговорил надтреснутым механическим голосом маленький черно-белый человечек.

Андреасов потыкал толстым, как сарделька, пальцем по клавишам пульта, набрав четырехзначный код, и отдельно – расположенную клавишу ввода. И подумал: «Было бы неплохо, если бы вместо Лебедя за дверью оказался обслуживающий банкомат клерк с мешком денег».