Михаил Зайцев - Укус Змея
Открыть дверь?..
Или слинять из прихожей на цыпочках?..
А если он слышал, как я шаркала тапочками (пошлыми тапками без задников и с помпонами), подходя к двери?..
Стыдно, Марго! Не трусить и комплексовать надо, а радоваться, что появилась возможность, так сказать, реабилитироваться...
И я заставила себя изобразить радость, я улыбнулась и ненакрашенными губами, и ненакрашенными глазами, я храбро щелкнула замками и широко (радушно!) распахнула входную дверь.
— Здравствуйте! Очень рада вас видеть! Вы ведь от автора, да? Проходите, пожалуйста. Заходите, прошу вас. — Он переступил порог, а я прикрыла за ним дверь. — Раздевайтесь, снимайте пальто. Хотите кофе? Чаю? — Он вешал пальто (очень приличное) на свободный крючок вешалки, он приглаживал волосы (он без шапки, не иначе, приехал на машине), а я все щебетала и щебетала: — Вы меня извините, пожалуйста, за прошлый раз. За то, что в ту субботу проклятую... Ну вы понимаете... А сейчас вы?.. В смысле, я автору сегодня не дозвонилась и вообще... Я вообще-то случайно, можно сказать, дома по болезни... Ой, а у меня может быть грипп! Вы не боитесь заразиться, я... Нет, вы не подумайте, что это я к тому, чтобы побыстрее вас... Ой, извините, я глупость говорю! Вы проходите! Вот сюда, в комнату, пожалуйста... Нет-нет! Ради бога, не разувайтесь! Так проходите. Присаживайтесь, где вам удобнее. Я сейчас!..
Дядечка уселся в кресло, я же побежала (в чертовых шаркающих тапочках!) на кухню за чайником и чтобы мышцы лица немного отдохнули от необходимости улыбаться все время. Вернулась я буквально через минуту, лицевые мышцы включились в работу по приданию морде лица доброжелательно улыбчивого выражения, остальные мышцы пытались придать изящество телу, которое полезло к розетке за диван включать чайник.
— Будьте добры, не суетитесь так ради меня, — заговорил нежданный гость приятным баритоном. — Сядьте на диван на минуточку. Сядьте-сядьте... Спасибо. Я объяснюсь. Наш общий знакомый, я имею в виду автора, вчера поздно вечером по горящей путевке улетел в Эмираты вместе с женой. Не смог супруге отказать. Это она, его благоверная, урвала путевку. Я их до аэропорта подвозил. Наш общий знакомый был весь в мыле — пришлось собираться в дорогу, как в эвакуацию. Поросенок, он вспомнил о вас уже на подъезде к аэропорту. Синопсис у него готов, но в черновом варианте. Удивлены?.. Да-да, вы правильно подумали — те листочки, с которыми вы раньше работали, это не совсем черновик. Почерк у него отвратительный, прочитать настоящие черновики невозможно. Он перед отлетом попросил меня с вами связаться и все объяснить. Он позабыл в суете назвать ваши телефонные номера, но и я тоже хорош, забыл о них спросить. Ваш адрес я помню, временем свободным, по счастью, располагаю, вот и заехал. Без особой надежды, что застану вас дома днем в середине недели. В кармане пальто у меня лежит записка для вас. Собирался сунуть ее под дверь. Вот, собственно, и все. Такие дела.
— Значит, работа над романом приостанавливается, — скисла я и в уме обматерила автора. Мы же еще позавчера с ним должны были произвести ченч — дискета на синопсис! Какого члена висячего он не переписал долбаный черновик?! Я так поняла, что нечитаемый черновик синопсиса в принципе достижим (у дядечки, наверное, есть ключ от квартиры приятеля, он, наверное, там цветы поливает), но толку от этого никакого!
— Ошибаетесь. Я имел удовольствие слушать фольклорные рассказы господ офицеров про Змея за компанию с вашим соавтором. Вчера перед объявлением регистрации на авиарейс я получил полномочия... э-э... заменить собою черновики синопсиса. У вас есть диктофон? Если хотите, я прямо сейчас перескажу фольклорную историю про злоключения Змея в одна тысяча девятьсот девяносто восьмом. Получится, скажем так, аудиосинопсис. Похуже, чем у автора, но я читал ваши тексты по его синопсисам, и я не сомневаюсь, что вы... что вы... Вы прекрасно справитесь!
— Вы правда читали? — Он меня купил словечком «соавтор».
. — Честное благородное.
— И вам правда понравилось?
— Читать, вообще, интереснее, чем жить. А писать, я подозреваю, еще интереснее, чем читать. Если не секрет, почему вы не пишете детектив самостоятельно?
— Я кончала журфак, а у всех журналюг на самом деле плохо с фантазией. Нас учили украшательству или очернительству чего-либо. Журналисту обязательно нужно это самое «чего-либо». Талантами демиургов журналисты не обладают, увы.
— Ха! В этом мы с вами схожи. Из меня, знаете ли, тоже созидатель — демиург никакой.
— А вы, простите?..
— Я — историк. Игорь Павлович, честь имею представиться.
— А я — Маргарита. Можно просто Рита.
— Вот и познакомились, Рита.
— Вас зовут, как друга Змея в романе.
— Это наш общий знакомый, ваш соавтор, нахулиганил. Он часто так шутит, называет героев своих книг в честь друзей-знакомых. И не он один такой из пишущих. Между прочим, жестокие подчас шуточки получаются.
— Почему жестокие?
— В следующей части романа, для которой, между прочим, вам самой придется придумать название, друг Змея... Впрочем, запишем историю на диктофон, сами узнаете. У вас есть диктофон?
— Да. Конечно. Какая ж журналистка, пусть и бывшая, без диктофона? Он в хозяйстве имеется, банка растворимого кофе, недавно купленная, найдется, есть чай в пакетиках, сахар, чайник вот закипает, пряники есть, правда, черственькие, а вот с сервизом — проблема.
— Так выпьем же кофею за то, чтобы у вас в жизни, если и возникали проблемы, то только связанные с сервизом.
Я засмеялась. С каждой минутой этот аккуратно одетый, подтянутый дядечка нравился мне все больше и больше. Ну почему? Почему?! Почему бы маме не выйти замуж за такого симпатичного дядечку вместо обезьяна вонючего?! Ненавижу!
Год 1998-й, лето
Змей снимает маску
1. Ветеран
Олег проснулся бодрым и отдохнувшим. Соскочил с барской кровати, потянулся сладко и подошел к тому самому подоконнику, который два года назад не успел доделать. Подоконник доводил до ума фуганком и приделывал к нестандартно большому окну, наверное, Грицко.
Экие причудливые финты вытворяет жизнь, право слово! Вчерашний работяга Иван, позавчерашний гладиатор Деловой, поза-позавчерашний сверхсекретный агент Верховного, нынче почти новый русский. У нынешнего Олега есть свой счет в банке, причем в забугорном, есть престижная жилплощадь в столице, и в личном его распоряжении эта вот хоромина во дворце-коттедже пана Аскольда. И отменная кофеварка-автомат, отнюдь не китайского производства, на широком подоконнике. И плазменный телевизор, новинка середины-конца 90-х, на стенке напротив огромного стеклопакета. И великолепный санузел с джакузи, навороченной душевой кабиной да с умным японским унитазом.
Щелк — Олег включил кофеварку, взял с подоконника пульт управления телевизором, PLAY — включил теледоску и направил стопы в сторону санузла.
Направить-то он их направил, да чуть не споткнулся, услыхав голос из позапозапрошлой жизни.
Олег повернулся к телевизору, впился глазами в плоский экран... Да, так и есть, голос принадлежит тому самому человеку. С экрана вещает тот самый тип, который в одна тысяча девятьсот восемьдесят лохматом году проводил предварительную беседу с юношей Змеевым, выпускником вуза с красным дипломом и круглым сиротой. Который после прохождения тестов нарек Олега Змеем. Который после окончания спецкурсов объяснил суть секретной службы особых порученцев. Годы, разумеется, помяли, и сильно, ему лицо, но голос остался прежним.
— История повторяется... — прошептал Олег.
Да, она повторилась — в этом же, только еще не достроенном помещении два года тому назад столкнулись Леший и Змей. Здесь же, право слово, в заколдованном месте, — Олег видит и слышит еще одного гостя из далекого прошлого. Встреча с Игорем кардинально изменила судьбу Олега, и сейчас он переживал нечто вроде предчувствия новых, грядущих перемен...
Постаревший знакомый с прежним голосом из позапозапрошлой жизни дискутировал под прицелом доброго десятка телекамер с так называемыми «правозащитниками».
Они, защитники Прав и Свобод, поборники Справедливости, оценщики Либеральных Ценностей, простояли всю ночь на Лубянской площади с зажженными свечами в руках, требуя суда над Иосифом Сталиным. Утром из дверей известного здания на Лубянке, самого высокого здесь и самого зловещего для митингующих, вышел знакомый Змею мужчина.
Выходец представился «ветераном КГБ» и заявил господам со свечными огарками, мол, диктатуру Гитлера могла — смогла! — победить только иная диктатура. Дескать, тоталитарное государство, коим являлась фашистская Германия, подмяло бы под себя Россию, если б в основе Отечества нашего лежали «либеральные ценности».
У правозащитников аж в зобу дыханье сперло от рассуждений ветерана ненавистного им Комитета. Толком не выслушав его доводов, поборники справедливостей заголосили так, точно их всех разом поволокли в пресловутые подвалы Лубянки, где для них уж готовы и дыбы, и раскаленные щипцы, и дешевые гробики.
