Павел Захаров - Общий враг
Во время конкурсной программы, до того как судьи выставили свои оценки, пары танцевали превосходно. Даже далекий от танцев Леонид невольно закусил губу, глядя на то, как они кружатся в вальсе или задорно «выкаблучивают» в латиноамериканской программе. Он даже неожиданно для себя «примерил» роль танцора и с легкой грустью пожалел, что когда-то давным-давно не знал, не увидел, не почувствовал, как это – вот так танцевать. В погоне за медалями пары творили на паркете что-то непередаваемое, но, к изумлению оператора, самое интересное началось уже после того, как танцоры получили свои награды. Призеры выходили и танцевали произвольный танец, просто так, как победители. И Леонид отметил, что именно эти выступления были самыми фееричными, самыми фантастическими по эмоциональности и экспрессии.
Пары работали уже не для судей, даже не для публики. Они работали для себя, зная, что они лучшие. Да какое «работали». Они отдыхали. Они расслабились, чего, конечно, не позволяли себе во время обязательной программы и отдали себя танцу так, как не отдавали во время конкурса. Их ничто не сдерживало, не было границ, правил и ритуалов, которые надо было блюсти. Они отпустили себя в поток танца, сами стали им, вплетя себя в струны музыки и нырнув в волны движения. Зал смотрел, затаив дыхание в каком-то непередаваемом восторге. Судьи, совсем недавно придирчиво рассматривавшие происходящее на паркете, бескомпромиссные профессионалы танца, с такой завистью смотрели на танцующих! А потом был не шум, а гром оваций, не желающий стихать.
Поняв, что лучше всего человек раскрывается тогда, когда над ним не довлеет необходимость делать обязательные реверансы для камеры, Леонид с тех пор всегда старался выбрать такой режим работы и создать такие условия, чтобы человек чувствовал себя максимально естественно. И не только тот, кого спрашивают, но и тот, кто спрашивает.
– Так вот, висел аэростат…
– Зачем? – Леонид подбросил в тлеющий костерок рассказа сухую щепочку вопроса.
– Наблюдение осуществляет. Беспилотники это, конечно, круто, но они же керосина просят. А этот шар поднял – он висит себе и висит.
– Ему на пузо можно повесить технику. Камеры наблюдения, например, или ретрансляторы для обеспечения связи, – Павел, развалившийся на чьем-то лежаке, был, конечно же, «в теме». В руках он держал М-4, которую выпросил-таки у брата. Винтовка была без магазина, но это его не смущало. Он уже успел десять раз, наверное, включить и выключить тактический фонарь, прикрепленный справа от ствола и столько же раз щелкнуть затвором. Особенный интерес у него вызывал коллиматорный прицел и лазерный целеуказатель.
– Да, вешают ему всякую фигню и поднимают на тросе, – продолжал рассказ Родион, – у него грузоподъемность большая. Вообще пузыри разные бывают – есть маленькие, а есть такие здоровенные, что внутри можно автобус поместить. Так вот, подняли такой аэростат, а он возьми да оторвись. То ли не закрепили его как надо, то ли трос оборвался, хрен знает. И понесло его ветром над городом. Нас по тревоге подняли. А мы еще тогда в старом бункере сидели, рядом с «Рустамией», ну, ты, Павлон, знаешь…
Павел кивнул с видом знатока.
– …сержант прибегает, вопит: «Все свободные бойцы! Быстрее! Десять секунд на сборы!» Мы думали – все, пипец, нападение. Сейчас начнется мясорубка! Броники натягиваем, магазины по карманам распихиваем! Адреналина столько, что шоу фонтанов отеля Белладжио – жалкая колонка для питья! Но стрельбы или взрывов нет и мы почему-то не круговую оборону занимаем, а по машинам рассаживаемся. И никто ничего не понимает! Тут нам сержант объясняет: так мол и так, оторвался аэростат, летит в нашу сторону. Ну как объясняет… Орет. Как там у Жванецкого… Этот Багдад! Этот аэростат!
Родион рассказывал эту историю так эмоционально, с таким вдохновением и мимикой, что Леонид с Павлом не смогли удержаться и громко рассмеялись.
– …В общем, надо его ловить. А как его поймаешь? Он летит высоко, да еще и поднимается, похоже… Хоть и видно его хорошо, но тросы-то не по земле волочатся…
– И чего дальше было? – утирая выступившие от смеха слезы, спросил Леонид.
– Целый час по улицам за ним ездили, смотрели, куда он шарахнется.
– А чего, так не сбить, что ли, – Павел поднял винтовку и изобразил выстрел в воздух.
– Так на нем какая-то аппаратура была, миллиона на два долларов. Если бы он долбанулся, то не знаю…
– Так что же, у него, у этого аэростата, не предусмотрено в конструкции никакой страховки для подобных случаев? Если отрыв, то срабатывает клапан и воздух…
– Гелий, – поправил Родион.
– …да не важно. И гелий медленно выходит. Аэростат опускается. Логика подсказывает, что так должно быть.
– Так и было, просто у него, когда был обрыв, что-то коротнуло и предохранитель не сработал.
– И чего вы сделали?
– Ну, в конце концов, сработал, эта надутая хрень опустилась. И мы охраняли его до момента прибытия спецгруппы… Четыре часа сидели. Чтобы местные не растащили.
– Офигенно, – слушатели кивнули друг другу, соглашаясь с тем, что поведанная им история отличается завидной оригинальностью.
– Ага. Офигенно. Особенно когда мы по улицам мотались. Пулеметчик сидит в своей люльке на крыше и орет – направо! Направо летит! Мы поворачиваем направо. Потом – налево! Налево летит! Мы налево… И ведь не каждый раз повернешь. Тут дом, там болото… По таким районам прокатились, что вообще. Причем все на скорости, дороги практически нету, вверх, вниз… Гонка была такая, что никакому Шумахеру не снилось. Прикинь, кто смотрит наверх – орет, куда аэростат летит, а те, кто рядом, в машине, орут, куда мы летим… Ржали потом так…
– Да вы тут весело проводите время! – продолжал смеяться Павел. – А еще что-нибудь такое… веселое… было?
– Было… Пришел к нам новенький. Совсем еще молодой парень. Только, считай, из учебки.
– Зеленый, значит? – подсказал оператор.
– Ну да, в общем… Решили над ним подшутить. Собираемся на миссию. Сержант его зовет, вручает молоток и отправляет броню простукивать, – Родион не удержался и сам же заржал.
– Ну и? – Леонид уже трясся от хохота. – Броню… простукивать…
– А он, – рассказчик давился от смеха, – не спрашивает, так как приказы командира не обсуждаются. Это же вроде как лейтенант приказал… Но у нас он спросил. А мы-то в курсе, что это шутка…
– Объяснили? – Павел чуть не уронил оружие, – зачем простукивать?
– А то! Говорим, что всегда так делается. Время от времени. Если звук глухой, то нормально. А если гулкий, то броня испортилась!
Все трое, не сдерживаясь, ржали в голос. Из соседнего помещения заглянули пара солдат, заинтригованных громким смехом.
– …и говорит, значит… Там, где гулкий стук получается, кружочком отмечай! И фломастер ему…
Павел перевел дух и, немного успокоившись, попытался сделать глоток воды из бутылки, но новый приступ смеха помешал ему это сделать. Вода брызнула во все стороны.
– Парень пошел к «Хамви». Мы смотрим – на полном серьезе простукивает, отмечает… Машина как ветрянкой переболела! Тут лейтенант мимо идет. Увидел, глаза вытаращил и подзывает его к себе. Зачем ты это сделал? А тот ему: ваш приказ выполняю… Через минуту уже отжимался…
– Подставили парня… Шутники…
– Ничего, он сам потом кого-нибудь подставит. На самом деле, знаете, все это здорово помогает расслабиться. Тут же как… Все одно и то же каждый день, – Родион как-то резко перестал смеяться и замолчал.
На секунду он задумался о чем-то, но потом широко улыбнулся и посмотрел на брата и Леню.
– Здорово, что вы приехали. Это так здорово! Вы себе не представляете просто, как это все для меня…
Родион с чувством пожал протянутую Павлом руку. Леонид аккуратно нажал кнопку на корпусе камеры. Красный огонек на передней панели погас.
– Мужики, а может, пожуем чего-нибудь? – оператор посмотрел на переглянувшихся братьев, – лично я здорово проголодался.
– У нас только сухпаи.
– Esurienti panis cibarius siligenius videtur, – тоном наставника произнес Леонид по-латыни.
– И что это значит?
– Голодному и черный хлеб кажется белым.
11 часов 07 минут
– Это что еще такое… – пулеметчик, капрал Паттерсон, стоявший в турели дежурного «Хаммера», перегораживающего въезд на территорию бункера, повернул ствол в сторону двух медленно приближающихся автомобилей. Первая машина была классическим грузовиком и имела крытый тентом кузов, на котором красовались государственные флаги и эмблемы народной иракской полиции. За грузовиком двигался стандартный джип «Тойота», которыми пользовалась местная полиция, покрашенный в бело-синие тона. В открытом кузове внедорожника был установлен ДШК, в рукоятки которого крепко вцепился мужчина в серо-синей форме. Лицо его было замотано «арафаткой», что было вполне естественно – иначе бы он просто задохнулся в пыли, поднятой впереди идущим транспортом. Сидевших в салоне «Тойоты» не было видно, но в кабине грузовика угадывались как минимум две фигуры в хорошо знакомой иракской форме. Оба автомбиля остановились метрах в семидесяти от въезда в бункер.
