Сергей Зверев - Триумф воли
– Ну, что, ребята, повеселимся?!
Из небольшой стопки уцелевших пластинок он выбрал песенку Лили Андерсен, завел патефон, и в дикой пустоте черного, бескрайнего моря приятный голос германской Эдит Пиаф запел знаменитую «Лили Марлен»…
– А хорошо, когда перед последним шагом выпадает такая минутка. Море, тишина… Прямо как река в подземное царство. Никто не мешает. Хочешь, друзей вспоминай, а хочешь – с богом пообщайся, – сказал сильно захмелевший Юхо и удивился: – А я, оказывается, был потенциальным алкоголиком! Пью в одиночку, разговариваю сам с собой! Сейчас еще потанцую… – и он действительно встал, приподнял руки и завилял бедрами, неловко переступая своей тяжелой обувью, словно кружился в медленном танце с невидимой партнершей.
– Скоро все будет по-другому, – тихо прошептал он с мягкой улыбкой, продолжая кружиться по палубе. – Как и раньше. Только я за эти годы, наверное, совсем разучился танцевать и буду постоянно оттаптывать тебе ноги. Ты уж надень туфли потолще, но на каблучке, мне очень нравится, когда ты ходишь на каблучках, и, пожалуйста, не сердись за то, что я стал таким неуклюжим. Я тут почти на четыре года поселился в Норвегии, стал рыбаком. Да-да! Рыбаком. Ходил в море, ловил рыбу, коптил, солил ее, жарил. Да-да, я знаю – ты всегда хотела, чтобы я стал офицером американского флота, а я и тогда, когда мы только познакомились, уже им был – только офицером военно-морской разведки. Ты об этом не знала, а я не успел тебе сказать. Я только вышел за сигаретами…
Песня закончилась.
– Сейчас, – Юхо попросил невидимую даму подождать, внимательно осмотрел море, сбегал в рубку, откупорил и отпил из второй бутылки, затем выскочил на палубу, еще раз поставил ту же мелодию и, когда музыка зазвучала вновь, вернулся к покинутой женщине:
– Извини, любимая, в этом ресторане совершенно дикие порядки: пока не сунешь десятку – ни за что не станут играть приличную мелодию, а будут специально терзать слух какой-нибудь пошлятиной. Что ты говоришь? Да я и сам не ожидал, что я скрытый алкоголик! Но клянусь тебе, сегодня – это в первый и в последний раз! Просто очень уж у меня сейчас спокойно и хорошо на душе: море, плавучий ресторан, ты, я и вечность… Конечно, я романтик! А ты разве не знала? Ты вышла замуж за романтичного офицера морской разведки! Почему же – так не бывает? Вот видишь, я же есть, значит – бывает! И вообще здесь очень красиво, сама природа настолько прекрасна, что просто невозможно не заболеть романтикой. Когда-нибудь я обязательно покажу тебе эту страну. Сверху она, должно быть, еще прекраснее. Ты знаешь, любимый тобою Григ каждое лето переселялся в маленький одинокий домик на берегу глубокого фьорда, садился в нем за пианино и, глядя на сверкающий гребень ледника, писал свою бессмертную музыку.
Любимая, очень хочется курить. Я понимаю, что неприлично это делать, когда танцуешь с дамой, но ведь здесь, кроме нас с тобой, никого нет, никто не осудит. Ты не будешь возражать, если я закурю? Это – последний раз. Клянусь тебе, любимая, что больше я никогда, ни за что в жизни не оставлю тебя одну и не стану выходить за сигаретами. Я бросаю курить!
Одинокий кораблик яркой точкой медленно двигался среди просторов бескрайнего, невидимого моря, среди кромешной, затуманенной темноты. В луче прожектора беспорядочно метались крупные белые хлопья мокрого снега, неподражаемая Лили Андерсен сладкозвучно и негромко, словно сирена Одиссею, пела свою проникновенную песню, а на палубе неуклюже танцевал высокий и стройный мужчина, в рыбацкой куртке, толстом шерстяном свитере и ватных штанах, заправленных в высокие непромокаемые сапоги…
– Ну, вот и все, любимая, до скорой встречи, – ласково и печально попрощался Юхо с невидимой женщиной, услышав, как где-то впереди, прямо по курсу, несколько раз настойчиво гавкнул ревун.
Глава 39
В дверь каюты робко, но настойчиво постучали, и из-за нее послышался извиняющийся голос:
– Герр капитан, на нашем траверзе – рыбацкое судно.
– Входи, Дитрих, – разрешил командир, и в узкую каюту сторожевого корабля протиснулся вахтенный, с воспаленными от частой бессонницы глазами. – Что там случилось?
– Какое-то суденышко держит курс прямо на объект, – доложил офицер, – на все море орет «Лили Марлен», а на палубе танцует какой-то сумасшедший!
– О, майн готт, – устало выдохнул командир, – только сумасшедших нам не хватало… – Он грузно поднялся из-за стола и стал натягивать китель. – Идите на мостик, Дитрих, я сейчас поднимусь. Посмотрим, что там еще за Нептуновы проделки.
Командир привел себя в порядок и через минуту был на месте. В нескольких кабельтовых действительно покачивался на волнах рыбацкий ботик, со всеми включенными огнями, с поднятыми, непонятного вида, флагами расцвечивания, со всякими тряпками и безделушками, притороченными в самых разных местах. Однако музыка не играла, и никакого сумасшедшего на палубе не было.
– Ну, и где же обещанная по заявкам немецких моряков Андерсен? – хмуро пошутил командир.
– Музыка закончилась, герр капитан, – робко оправдывался вахтенный, – а сумасшедший ушел в рубку, застопорил ход и больше не появлялся.
– Интересно, – командир разглядывал суденышко в мощный бинокль. – А зрелище действительно впечатляет. Что-то не нравится мне этот маскарад. Давайте, Дитрих, расчеты к орудиям и спускайте на воду шлюпку с командой досмотра.
Просигналили короткие звонки, зазвучали отрывистые команды, и через минуту от борта сторожевика отчалила шлюпка. Палубные орудия развернулись и грозно уставились на суденышко, готовые по первому же подозрительному поводу разнести рыбацкую шхуну в щепки. Однако никаких угрожающих действий нарушители не предпринимали. Командир отлично видел, как к борту суденышка подвалила шлюпка, видел, что веревочного трапа, как это положено, никто не сбросил, и моряки из досмотровой команды, зашвырнув за борт «кошки», ловко вскарабкались на палубу и рассыпались в разные стороны.
Через несколько минут офицер из команды досмотрщиков просемафорил: «Чисто», – и командир, хоть это и не входило в его обязанности, решил лично осмотреть странный корабль.
– Герр капитан! Корабль чист, – начал рапортовать офицер. – На борту только один человек. Команда осматривает судно по плану.
– Ага, значит, все-таки вахтенный не ошибся насчет сумасшедшего, – удовлетворенно хмыкнул командир. – И где он?
– Спит в ходовой рубке, – доложил офицер досмотровой команды.
– То есть? – не понял командир.
– Мертвецки пьян, герр капитан. Очевидно, среагировал на наши команды, застопорил ход и уснул прямо на штурвале.
– Ну-ка, тащите сюда это флотское позорище, – приказал командир, брезгливо рассматривая разбросанные на палубе окурки, грязь и остатки пищи. Затем подошел к остановившемуся патефону, достал белоснежный платок, протер ручку и крутанул ее. Раздалось шипение, и из трубы полилась песня.
– Ну, вот и песня по заявкам, – кисло усмехнулся командир.
– Фюр дишь, Лили Марле-е-ен! Фюр дишь, Ли-и-и-и-ли Ма-а-а-а-арле-е-е-ен! – дурным голосом на свой норвежский лад вдруг завыл рыбак, которого два дюжих моряка вытащили на палубу и пытались придать ему устойчивое вертикальное положение. Это у них никак не получалось. Колени рыбака то и дело подгибались, а спиртным от него разило за милю.
– Оставьте его, – приказал командир, и матросы послушно отошли в сторону. Однако скандинав не упал. Оставшись без поддержки, он раскорячился в неимоверной позе, но на ногах удержался. А через долгую минуту, что-то сообразив, медленно поднял голову.
– А-а-а-а!!! – снова заверещал он, увидев перед собой человека. – Майне либер дойчланд зольдатен! Ахтунг! Хенде хох! – выдал он весь лексический набор немецкого, снова порываясь улечься прямо посреди захламленной палубы. Но, по знаку командира, моряки не дали ему устроиться на ночлег.
– Допросите, только покороче, – приказал командир офицеру досмотровиков. – И принесите мне судовой журнал. – Просмотрев записи, он снова подошел к рыбаку. Тот размашисто жестикулировал, выкрикивая что-то неразборчивое.
– Ну? – коротко спросил командир.
– Говорит, что был свидетелем на свадьбе у друга, а теперь должен добраться домой. Просит нас подбросить его, если нам несложно.
– Понятно. Что еще?
– Про танцы какие-то рассказывает. Еще говорит, что в трюме со свадьбы везет подарки немецким морякам в честь четырехлетнего юбилея.
– Что за юбилей? – не понял капитан.
– Ровно четыре года назад, 9 апреля 1940 года, наши части оккупировали Норвегию, – улыбнулся офицер.
– А-а-а, – саркастически протянул командир, – коллаборационист, значит. То-то они в тот год лихо пустили ко дну весь наш флот!
– Фюр дишь, Ли-и-и-и-ли Ма-а-а-а-арле-е-е-е-н! – снова заверещал рыбак. Командир подошел и коротко, почти без замаха сильно ударил норвежца в челюсть. Тот засеменил по палубе, врезался в рубку, тяжело шлепнулся на окурки и тут же, свернувшись калачиком и поджав под себя ноги, негромко захрапел.
