Сергей Зверев - Разборка по-кремлевски
Калитка в огромных воротах открылась, за ней нарисовался вооруженный охранник, отступил в сторону, пропуская важного визитера. В недостроенном цеху шаги Подобедова гулко отражались от голых бетонных стен, крошились среди них, летели к небу. Дикие голуби, давно облюбовавшие заброшенную стройку, недовольно бурчали, срывались с ферм.
Начохраны не стал докладывать. Перехватив Подобедова неподалеку от вагона, зашептал:
– Вы с ним поосторожнее, товарищ генерал, иногда на него находит.
– Что находит? – не понял Подобедов.
– Дзюдоист... – многозначительно произнес начохраны.
Подобедов оказался внутри вагона. Сделал так, как решил еще по дороге, – открыл дверь без стука. Президент сидел возле столика, на котором возвышалась клетка с голубями, и крошил им хлеб. Генерал замер на пороге, он не ожидал застать главу государства за подобным занятием.
– Значит, это все-таки вы, – президент брезгливо поморщился и отряхнул руки. – Присаживаться не предлагаю. – Кресло на колесиках повернулось, противники смотрели друг на друга.
– Я приехал... – начал генерал.
– Я это уже заметил.
Подобедов нахмурил брови, ему казалось, что именно так он будет выглядеть подобающе моменту.
– На вашем месте я бы задумался о своей дальнейшей судьбе.
– О своей вы задумывались? – Глава государства выглядел бодрым и решительным.
Подобедов придвинул стул, сел на него верхом, положив руки на спинку.
– Выбор у вас небольшой. С внешним миром вам не связаться. А потому могу предложить на выбор два варианта. Как человек здравомыслящий, не сомневаюсь, выберете первый.
Президент даже не моргнул, ждал продолжения. Генерал протянул ему папку:
– Тут примерный текст вашего телевизионного обращения к нации. Основные тезисы. Мы его записываем, вы официально отказываетесь от власти, и мы гарантируем вам дальнейшее спокойное существование. Будете разводить голубей, рыбачить или сажать капусту.
Президент извлек из папки один-единственный листок, запаянный в пластик, пробежался по нему взглядом:
– ... Осознавая свою ответственность за происходящее в стране... понимая, что мой уход с поста президента послужит консолидации расколотого общества... Да это же бред! Вы о последствиях для страны подумали? Об отношениях с Западом? – воскликнул он.
– И второй вариант, – бесцветным голосом проговорил генерал. – Если вы отказываетесь добровольно покинуть пост, вам делают инъекцию, после которой человек уже мало чем отличается от овоща. Будете сидеть у окна, пускать сопли, слюну и строить рожи. Авторитетная медицинская комиссия признает вас невменяемым.
Президент окончательно убедился, что Подобедов отступать не намерен.
– Я должен подумать.
– Чего уж тут думать? – искренне удивился чекист. – Вы и так собрались уходить из политики. Сделаете это добровольно на пару лет раньше, вот и все.
– То, что здесь написано, – запаянный в пластик листок исчез в папке, – творчество душевнобольного. Если я и соглашусь записать обращение к нации, то сделаю это другими словами.
– Смысл должен остаться прежним, – строго предупредил Подобедов.
– Эту бумажку, конечно же, гениальный Глебуша Чернявский писал?
Генерал не стал ни подтверждать, ни опровергать:
– У вас три дня на то, чтобы принять решение, – сказал он и напомнил: – Подписывать отречение от власти в железнодорожном вагоне – старая российская традиция. Тот же император Николай...
– А теперь пошел вон, – сказал президент.
Подобедов пожал плечами и поднялся со стула.
– Лично у меня к вам претензий нет, – признался он, прикладывая руку к сердцу, – только политика. Надо было на третий срок идти.
Тихо закрылась дверь. Оставшись один, президент глянул на собственное отражение в погасшем мониторе компьютера. За спиной мирно ворковали голуби. Глава государства развернул компьютер, воткнул в гнездо разъем вебкамеры, подсоединил микрофон.
Вскоре экран загорелся, на нем появилось изображение – сам президент, снятый вебкамерой. Указатель компьютерной мышки щелкнул по виртуальной кнопке «запись».
– Россияне, – произнес глава государства, пошевелил губами, словно пробовал слово на вкус. Оно ему не понравилось, отдавало девяностыми годами прошлого века. – Братья и сестры, – патетично выговорил он, это обращение показалось ему еще более фальшивым, – граждане России... – с этого он и решил начать свое обращение.
Дальнейшие слова находились сами. Палец щелкнул по клавише мышки.
– Готово.
Цифровой фотоальбом президент переписал с «флэшки» на жесткий диск компьютера. А на «флэшку» переписал обращение, после чего уничтожил его на диске. Поскольку на «флэшке» оставалось место, он еще немного поколдовал с программой, нарисовав план железной дороги, как он его помнил, отходящую к заводу ветку, недостроенный цех, написал короткий текст, начинавшийся словами: «Клим, мне жаль, что так получилось, но...»
– Ну, ты хотел обращения? Вот оно, – ухмыльнулся глава государства, провожая взглядом проносившийся над вагоном вертолет. – Правда, не совсем такое, как ты рассчитывал. И к тебе в руки оно не попадет.
Он с «флэшкой» приблизился к клетке, выманил из нее голубя. Птица, привыкшая к человеческому вниманию, вела себя в руках смирно, только пыталась клюнуть в ноготь. Соорудив из тесемки лямки, президент надежно укрепил «флэшку» на голубе, как это учил его в детстве заядлый голубятник Василий Прокофьевич, когда, играя в «войну» с Климом и другими питерскими мальчишками, они посылали почтовых голубей с донесением в «штаб». Странно, но пальцы без подсказки помнили нужные движения.
Белый голубь теперь горделиво восседал на письменном столе, на его груди поблескивала полированным металлом «флэшка» с записью.
– Ну как, не жмет?
Птица встрепенулась. Глава государства накрошил ей белого хлеба, провел пальцем по перьям.
– Хватит жрать. Лететь надо с легким чувством голода, – он бережно взял голубя в ладони, завернул в летний пиджак.
– Объект вышел из вагона! – доложил в рацию охранник, глядя на спустившегося на рампу президента.
Первые минут десять охрана не сводила глаз со своего подопечного, но тот вел себя мирно – просто прогуливался. Иногда останавливался и смотрел на проплывавшие над коробкой цеха облака. Когда бдительность охраны притупилась, президент развернул пиджак. Спавший до этого голубь вскинул голову.
– Ну, пошел... – прозвучало шепотом.
Подброшенный голубь захлопал крыльями, взмыл к фермам перекрытий и тут же уселся рядом со своими дикими собратьями. «Флэшка» предательски поблескивала в лучах солнца.
Охранник у ворот, заслышав шум, лениво повернул голову. Несколько местных голубей, испуганных появлением пришельца, носились между гулких бетонных стен. Президент забросил пиджак на плечо и поднялся в вагон. Охранник вновь потерял интерес к происходящему. Голубь еще немного посидел, разглядывая с высоты своего положения вагон, охранников, рельсы, а затем тяжело взмахнул крыльями – взмыл в небо, растворился в лучах солнца.
Птица сделала круг и, словно сверившись с внутренним компасом, уверенно взяла курс на Москву.
* * *Предрассветное шоссе летело под высокий бампер джипа, словно его наматывало на задний мост машины. Ровно гудел мощный двигатель. Ночью Бондарев сделал всего одну остановку, загнав «Чероки» в кусты, чтобы его не было видно с дороги, и поспал полтора часа. Большего он не мог себе позволить.
Короткий сон освежил, утренняя прохлада бодрила. Туман расстилался над полем, серебрился в лучах восходящего солнца. В этот ранний час дорога была пустынной и позволяла держать предельную скорость.
Джип взлетел на горку, и Бондарев тут же притормозил. Вдалеке виднелись сполохи милицейской мигалки. ГИБДДешная машина шла впереди внушительной колонны автобусов – сопровождала. Вообще-то обгонять колонну не положено, но автобусы ехали не спеша, и если придерживаться правил, то пришлось бы тянуться в хвосте. Но входить в конфликт с милицией было сейчас не в интересах Клима.
Он проехал около километра и скатился на грунтовку, идущую параллельно шоссе, тут же втопил педаль акселератора. Тяжелый джип раскачивался на ухабах, как корабль в бурном море. Густой шлейф пыли тянулся за ним по полю. Колонна приближалась. В хвостовом автобусе его уже заметили, все-таки зрелище было неординарным. Тут же в окнах показались любопытные лица, отодвинули стекло. Что ему кричали, Клим, естественно, не слышал, но зато международные непристойные жесты он видел четко, а потому о смысле догадаться было несложно.
Из открытого окна высунули знамя со стилизованной свастикой. Полотно рванулось, грозно затрепыхалось на ветру. Чернорубашечники и бритоголовые, наполнявшие автобусы вперемежку со своими подругами по партии, всеми доступными их пониманию способами показывали Бондареву, что обладателю дорого джипа недолго осталось раскатывать по дорогам и в самом скором времени его ждет виселица, обезглавливание или извращенный секс.
