Виктор Доценко - Икона для Бешеного
Ничего подобного тому, что описывалось в многочисленных книгах, им прочитанных, Иван не ощутил. И сходя из своей железной логики пришел к выводу, что до большевиков еще была какая‑то страсть, а теперь и ее они убили, как истребили всю аристократию и вообще духовную элиту. С тех давних пор женщины его практически не интересовали.
Так почитать вам стихи или не надо? — робко переспросила Кристина, не понимая, почему он молчит.
Ситуация забавляла Ивана все больше и больше. Его пресыщенная натура наслаждалась полной и окончательной абсурдностью происходящего. Он — один из пяти реальных повелителей мира — готов потратить свое драгоценное время на слушание стихов какой‑то юной потаскушки. Такой великолепный абсурд возможен только в России!
Читай, — милостиво разрешил Иван.
Кристина подняла голову, распрямилась и прочла:
Вечер плавно перетек в ночь,Я в метро от суеты еду прочь.И чужие лица мне родней,Было множество таких ночей.Отчего ж, как никогда, светло,Как во сне или в хорошем кино?Просто стало свободней дышать —Я смогла все, что хотела, сказать.
Кристина вопросительно посмотрела на своего единственного слушателя. Иван, который когда‑то внимательно проштудировал каббалу и множество работ по магической силе цифр и слов, задумался над первой строкой: «Вечер плавно перетек в ночь». А у него сегодня вечер никак не закончится, и уж «плавным» его при всем желании не назовешь. Чистое совпадение или знак? Пусть еще почитает.
Можно еще? — Кристине явно хотелось, чтобы стихи ему понравились.
Читай, — согласился Иван.
Холодный лунный свет залил мои зрачки.Они окаменели и потухли.Опутали сетями паучкиМою истерзанную от раздумий душу.Кричу тебе. Но голос мой немеет.Серебряная пыль мешает мне дышать.Как оказалось — жить я не умеюИ не умею даже выживать…
«Откуда ей известно о роли Луны и символике паука в древних эзотерических трактатах? И эта «серебряная пыль» — чисто космический символ… Может, она — медиум? Надо проверить», — не говоря ни слова, подумал Иван.
Ободренная его молчанием, Кристина вошла во вкус.
А теперь о любви, — объявила она, не заметив, что Иван скривился.
Опять. Опять ты появился.Опять запутал мысли мне.Как снег на голову свалился,И снова я как в дивном сне.Ты для меня — смертельный яд.Моя живительная влага!Один лишь твой влюбленный взгляд —И ничего уже не надо.Ты боль моя, я вся горю,Горю, лишь только прикасаюсь к тебе слегка. Люблю тебя, тебя люблю,Люблю до слез и в этом каюсь.Я каюсь в том, что не могу Тебя забыть —Твои глаза и тихий шепот…К тебе, как к солнцу, я лечу,Забыв про свой печальный опыт.А может, уж пора остыть От этой страсти безрассудной?Забыть его, себя простить,Отдаться власти жизни блудной?Ну нет уж, он теперь со мной!Он — мой, а я — его Джульетта. Любовь задаст вопрос немой И будет робко ждать ответа.За чувства глупые винить Не устают чужие люди.Им не дано вот так любить И никогда дано не будет!И даже если целый мир Меня отринет и осудит,Из‑за тебя я все стерплю Я усмехнусь и будь, что будет.[2]
Иван зевнул во весь рот. «Бабские слезы и слюни», — с неприязнью подумал он. Достоинства поэтические Иван оценить не мог и не намеревался этого делать, но сидевшие в нем локаторы ловца душ человеческих уловили в прозвучавших строчках страсть, извечную русскую тоску и невозможность выхода. И потом эти эзотерические символы в ее стихах…
Кристина покорно ждала приговора:
Вам не понравилось?
Скорее да, чем нет. Но я плохо разбираюсь в поэзии, — признался Иван.
Пытаясь сообразить, что стоит за этим уклончивым ответом, девушка посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он, прошедший школу гипноза у старейших африканских колдунов, служителей тайного культа вуду, своим пронизывающим взглядом заглянул в душу Кристины.
Там было пусто, холодно и одиноко.
Твои стихи где‑нибудь печатались?
Что вы, конечно, нет. Кому я со своими писаниями нужна? Я и предлагать их куда‑то стесняюсь. Да и читать боюсь. Не знаю, почему вдруг с вами осмелела.
Иван вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник, достал из него кредитную карточку «Виза» и бросил перед ней на стол:
— На карточке примерно пятнадцать тысяч долларов. Тебе хватит, чтобы издать книжку и первое время не голодать, — веско сказал он.
Кристина буквально опешила. Этот странный мужик не был с ней груб, но не был и ласков. Он явно ничего от нее не хотел и вдруг — такой немыслимый подарок! Может, он просто издевается над ней? А карточка пустая или вообще фальшивая какая‑нибудь? Не в силах ничего сказать, она смотрела на карточку, опасаясь даже дотронуться до нее. Потом подняла глаза и посмотрела на непонятного мужика. И тут произошло то, чего она никак не ожидала. Строгий дядька, нагнавший страх на садюгу Алекса, подмигнул ей совсем по–свойски и даже улыбнулся.
Не бойся. С карточкой все в порядке, бери смело.
Дрожащими ручонками она спрятала свое нежданно привалившее сокровище в сумочку. Потом, глубоко выдохнув, пролепетала:
— Спасибо вам, спасибо огромное.
Кристина хотела броситься ему на шею и осыпать поцелуями его лицо, мясистый нос и тонкие презрительные губы, но он взглядом остановил ее порыв. Иван ощущал себя дьяволом, забиравшим грешную, но безобидную душу, и уже одно это доставляло ему неизмеримое наслаждение.
Не воображай, что это подарок. Это — аванс. Я беру тебя на работу, — строго сказал он.
Кристина окончательно растерялась:
— Но я же ничего не умею. А уж таких денег точно никогда не отработаю.
«Ко всему прочему она честная. Час от часу не легче», — подумал Иван и сказал:
— Не волнуйся. Тебе придется выполнять мои отдельные поручения, и они будут тебе по силам.
Девушка была готова на все, хотя толком не понимала почему. Потом спустя месяцы она пришла к заключению, что этот человек подчинил ее своей немереной силой, с которой ей прежде никогда не приходилось сталкиваться. А пока…
Вы правда думаете, что я могу быть вам полезна и… она немного замялась, — и приятна?
Конечно, — охотно подтвердил Иван.
Тут девушка к полному его изумлению бросилась перед ним на колени, мигом расстегнула молнию на брюках, проникла в трусы и начала страстно ласкать его вялое мужское достоинство.
Иван хотел ее остановить, но передумал. Сам виноват. Вечно мыслями погруженный в бесконечные интриги и хитроумные комбинации мирового порядка, он совершенно иначе истолковал ее вопрос, на который дал утвердительный ответ. Так вот и опростоволосился.
«Теперь уж терпи, братец», — приказал самому себе Иван.
Впрочем, ощущения были сносные. Он с некоторым недоумением и даже презрением к себе расслабился. Нежный язычок Кристины щекотал и лизал его приятеля, ее пухлые губки покрывали сверху донизу поцелуями его десятилетиями не бывшее в употреблении орудие. Когда же она взяла его целиком в рот, он низвергся таким долгим потоком, что девушка чуть не поперхнулась.
Кристина подняла голову, и он заметил в ее глазах слезы.
Какая у вас вкусная, а то бывает кислая и даже горькая, — простодушно пояснила она.
Иван с трудом удержался от смеха. «Какой забавный искренний звереныш», — подумал он.
Вам правда было хорошо? — спросила Кристина.
Правда, — не кривя душой, твердо ответил он и погладил ее по голове так, как гладил своих породистых борзых, с которыми охотился в принадлежащих ему обширных поместьях в Канаде и Швеции.
Я так люблю доставлять удовольствие, — простодушно призналась Кристина.
«Альтруизм — родовая черта многих русских женщин», — подумал Иван, совершенно не к месту вспомнивший свою тетку, всю жизнь проработавшую машинисткой в министерстве, но тем не менее всегда подававшую милостыню нищим на церковной паперти.
Кристина взглянула на часы и охнула.
Уже половина третьего. Вы меня отпустите? А то девчата будут ругаться. Они же меня в машине ждут.
Мне уже давно пора спать. — Иван с немалым удивлением поймал себя на мысли, что утратил ощущение времени. — Выпей еще винца на дорожку и беги. — Он налил ей полный бокал, который она выпила торопливыми глотками.
А мы с вами еще увидимся? — с надеждой спросила она.
Обязательно. Напиши мне свой мобильный телефон.
Девушка послушно нацарапала его на каком‑то клочке, который он аккуратно сложил и спрятал в нагрудный карман, сказав:
— Я скоро тебе позвоню.
Буду ждать. — Она смущенно спросила: — А как вас зовут? Я ведь так и не знаю.
Иван.
Иван, значит, Ванечка, какое чудное русское имя, — почему‑то страшно обрадовалась Кристина.
Она подошла к нему, прижалась всем телом и потерлась мягкой щечкой о его костлявый и уже колючий подбородок.
