Тайный фронт - Александр Александрович Тамоников
– Ну хорошо. – Зауэр хмуро осмотрел помещение, потом вздохнул. – Рихард меня убьет за это, но вам я скажу. Я вам верю, Макс. Мы не знаем, кто этот человек, он ничего нам не сказал, не успел, как его освободили. Мы следим за всеми новыми заметными людьми, которые появляются сейчас в Бухаресте. Возможно, этот человек и правда был просто коммерсантом, а может быть, сотрудником советской разведки. Или американской, или английской. Мы не знаем.
– Значит, тут все присутствуют? – усмехнулся Сосновский. – И судя по тому, что вашего пленника освободили, он не просто торговец.
– Трудно точно ответить на этот вопрос, – нервно дернул головой немец. – Вообще-то здесь был еще один пленник. Тот действительно коммерсант, и мы уговаривали его сотрудничать с нами. Есть предположение, что как раз освобождали румына, а этот, который содержался в этой комнате, был освобожден ими заодно. Как коммерсант из Турции.
Сосновскому чудом удалось не выдать своих эмоций. Именно Коган в их группе внедрялся в торговые круги Бухареста под видом коммерсанта из Турции. Значит, его пытали. И, значит, это наши ребята освободили Бориса. Надеюсь, что все прошло хорошо и Коган в порядке. Сосновский подошел и потрогал пальцем грязный след от ботинка на раковине, а потом посмотрел вверх, на дыру в кирпичной стене.
– Ульрих, я серьезный разведчик. Я не юный студент, которого надо учить и поручать ему мелкие задания. Вы мне все еще не доверяете? Какого черта меня нужно было вынимать из помойки, если мне не верят? Что готовится в городе, откуда эта война четырех разведок. Тут же русская зона оккупации, они взяли Бухарест, и они освобождают Румынию. Откуда здесь американская разведка, британская?
– Тише, Макс, – остановил его немец. – Я знаю вас, вы действительно правильно все поняли, обладая крохами информации. Я с уважением отношусь к вашему опыту и таланту разведчика. Да, вы правы. Все не так просто в Бухаресте. Здесь готовится совещание представителей трех разведок. Они хотят договориться о новом «Тегеране». Русские, американцы и англичане уже делят шкуру неубитого медведя, как говорится у русских. Резиденты уже договариваются, как буду делить Европу после войны. Они ее уже закончили в своих головах, мысленно они уже победили. У них эйфория!
– Ничего, Ульрих, мы еще поборемся, – похлопал немца по плечу Сосновский и прошелся по комнате. – Значит, вы хотите добраться до информации о месте и времени и фактически обезглавить разведки союзников? Хороший ход, но только приедут не первые лица, и мы всего лишь нанесем небольшой урон. Но вы правы. Совещание сорвется, и встреча отложится на неопределенное время. На кого нацелена ваша группа? На русских?
– Да, – кивнул Зауэр. – Ладно, уходим. Здесь нам больше делать нечего. Завтра я посвящу вас в подробности дела. Вы возглавите одну из групп, которая будет участвовать в проведении акции. Вы умеете планировать, вы внимательны к мелочам, а сейчас это важно. Второго шанса выполнить акцию нам никто не даст, и все должно получиться с первого раза.
Шелестов прошел по трем точкам, где могли появиться метки от Сосновского. Когана пришлось пока спрятать. Незачем ему появляться в городе после «случайного» освобождения вместе с румынским коммерсантом. А вот от Михаила давно не было вестей, и Шелестов начинал волноваться. «Почтовые ящики» были пусты, следы мела или губной помады в условных местах тоже не появились. Последнее сообщение было обнадеживающим. Сосновский написал, что проверку прошел, что ему доверяют, но пока не полностью. Скорее всего, его вербует СД с привлечением и румын, и русских из предателей и белоэмигрантов, которые сотрудничают с гитлеровцами.
Максим шел по аллее возле пруда, когда его обогнала одетая в длинное платье женщина со стройной фигурой и пышным узлом волос на затылке. Женщина повернула голову, бросив взгляд в сторону пруда, и в памяти сразу всплыл образ женщины, которая зачем-то заходила в развалины, но, увидев Буторина, сразу ушла. Такие встречи, как сейчас, случайными не бывают. Как ни старался Шелестов поменьше появляться в городе в форме, как ни пытался он изменять внешность, выходя за пределы комендатуры в гражданской одежде, его запросто могла зафиксировать любая разведка. Собственно, он и был официальным представителем разведки в Бухаресте. Тайные миссии выполняли другие члены группы.
И сейчас, снова увидев ту же женщину, а это была именно она, вне всяких сомнений, Шелестов почему-то опять ощутил какое-то внутреннее волнение. Ну что же, если мне ее усиленно подсовывают, значит, кто-то хочет контакта. Будем вести себя осторожно, но открыто. И Шелестов, не останавливаясь, продолжил идти по аллее. Сейчас она закончится, и он свернет к вокзалу. Там суета, много людей, и можно попробовать исчезнуть. Если за ним следят, а появление «старой знакомой» говорит именно об этом, то очень интересно будет понаблюдать за тем, кто же именно следит. Каково его мастерство, сколько их, какими методами пользуются.
К вокзалу вела широкая центральная улица от самого центра города. Но можно было сделать небольшой крюк и пройти тихой улочкой. Шелестов свернул туда. Ни впереди, ни сзади людей не было. Потом проехал на велосипеде какой-то пожилой господин с длинными усами, потом на улицу выкатился мяч, за которым выбежали двое мальчишек. Забрав мяч, они снова исчезли во дворе. Шелестов прошел мимо. Во дворе раздавались детские крики и шум игры. Потом сзади послышался звук автомобильного мотора. Шелестов сбавил шаг и посмотрел на отражение в стекле открытой настежь двери магазина. Черный «Хорьх» ехал неторопливо по его стороне улицы. Максим приготовился выхватить пистолет из-под пиджака, если это нападение, но машина проехала чуть дальше и остановилась. И когда Шелестов поравнялся с ней, то пассажирская дверь открылась и с водительского сиденья на него глянула женщина со жгучими карими глазами. Теперь он узнал ее. Это ее фигура, которая почти не изменилась, ее пышные волосы, которые она с молодости носила так, свернув большим узлом на затылке. И ее глаза. Катя.
Катя Зимина. Не многовато ли старых знакомых для одного времени, одного места и для одной операции? Да, опыт разведчика говорил об этом, но в душе Максим был рад встрече, потому что… То, что было тогда, в их молодости, осталось в памяти, как самая большая радость, ощущение счастья и как большая глупость. Глупость, что они расстались, глупость, что он тогда ее отпустил… Им было
