Юрист - Гришэм Джон
– Значит, он готов покинуть клинику? – спросил Уолтер Тейт.
Повернувшись к Бакстеру, врач вперил в него испытующий взгляд:
– Готов?
– Ну конечно. Чувствую себя превосходно. Трезвость стала нормой моей жизни.
– Это я уже слышал, – заметил дядя. – Последний раз ты держался, если не ошибаюсь, две недели?
– Почти всем нашим пациентам требуется больше чем один курс, – мягко заметил доктор Бун.
– Но со мной-то дело обстоит по-другому. Прошлый раз процедуры длились ровно тридцать дней, и, когда уезжал с ранчо, я знал, что снова начну пить.
– В Лос-Анджелесе ты очень быстро возьмешься за свое.
– Я буду оставаться трезвым где угодно.
– Сомневаюсь.
– Ты сомневаешься во мне, дядюшка?
– Да. В тебе. И тебе многое предстоит доказать, мой мальчик.
Оба вопросительно посмотрели на доктора Буна. Настала минута, когда должен прозвучать бескомпромиссный приговор – последнее слово в этой комфортабельной тюрьме.
– Я хочу услышать ваше мнение, – сказал Уолтер Тейт.
Врач кивнул и, не сводя взгляда с лица Бакстера, начал:
– К свободе ты не готов. Не готов потому, что ты не испытываешь злости, Бакстер. – Последовала короткая пауза. – Необходимо дождаться момента, когда тебя будет душить злоба к своему прежнему «я», к прежней жизни и привычкам. Ты должен возненавидеть собственное прошлое, только после этого ты обретешь решимость никогда больше не возвращаться сюда. Я читаю это в твоих глазах. В тебе нет воли. В Лос-Анджелесе ты опять пойдешь в гости к друзьям, на вечеринки и где-нибудь обязательно выпьешь. Ты скажешь себе: ничего страшного, всего один глоток виски. Так ведь всегда и было, правда, Бакстер? Начнешь с пары баночек пива, потом их потребуется три или четыре. И спираль закрутилась. А за алкоголем последует кокаин. Если повезет, ты опять попадешь к нам, и мы попробуем еще раз вытащить тебя с того света. Если удача отвернется, ты окажешься там.
– Я вам не верю, – дрогнувшим голосом произнес Бакстер.
– Я говорил с коллегами, и они были единодушны; уйдя сейчас, ты почти наверняка погибнешь.
– Это невозможно.
– И как долго он еще может протянуть? – спросил Уолтер.
– Хороший вопрос. Кризис пока не наступил, ведь Бакстер так и не разозлился на себя. – Доктор Бун в упор посмотрел на пациента: – Ты ведь до сих пор мечтаешь о карьере кинозвезды в Голливуде. Ты жаждешь признания толпы, восторженных криков, девушек в бикини и хочешь красоваться на обложках журналов. И пока ты не изгонишь из себя эти иллюзии, тебе не быть свободным от пагубной зависимости.
– Я мог бы подыскать тебе настоящее дело, – сказал Тейт-старший.
– Мне не нужно настоящее дело.
– Теперь вы понимаете, что я имел в виду? – Врач покачал головой. – Сейчас Бакстер хочет одного: любыми путями вернуться в Лос-Анджелес и продолжить то, что оборвалось три месяца назад. Он далеко не первая жертва Голливуда, которую я вижу. Мы имели честь принимать здесь многих знаменитостей. Если ты, Бакстер, уйдешь сейчас, то максимум через неделю окажешься на попойке.
– Может, ему стоит уехать куда-нибудь подальше? – поинтересовался дядя.
– Когда курс лечения будет закончен, я бы настоятельно рекомендовал ему сменить место жительства, заехать подальше от друзей. Спиртное, конечно, есть везде, но главное в том, чтобы Бакстер изменил уклад жизни.
Уолтер повернулся к племяннику:
– Как насчет Питсбурга?
– Господи, только не это! К родителям? Да вы посмотрите на них! Уж лучше я сдохну.
– Предлагаю остаться здесь еще на тридцать дней, – сказал доктор Бун. – А там проведем новый консилиум.
Сутки пребывания в клинике обходились в полторы тысячи долларов, и даже Уолтер Тейт заколебался.
– Что вы намерены с ним все это время делать?
– Попробуем более интенсивные процедуры. Чем дольше Бакстер задержится в клинике, тем выше будут его шансы остаться в живых, когда он появится здесь в следующий раз.
– В следующий раз? Какая аккуратная формулировка! – процедил Бакстер. – Неужели вы говорите это всерьез?
– Поверь мне, сынок. Мы провели вместе немало часов, и я точно знаю: сейчас слишком рано.
– Но я готов. Вам трудно представить, но я действительно готов.
– Поверь мне.
– Все. Хорошо, встретимся через тридцать дней, – подвел итог Уолтер Тейт.
Глава 15
К вечеру четверга вводные лекции стали настолько скучными, что почти ничем не отличались от судебных разбирательств, которыми в скором будущем предстояло заняться Кайлу. В пятницу новичков начали знакомить с темой, что подозрительно упорно обходилась стороной все предыдущие дни, – распределение рабочих мест. Недвижимость. Мало кто сомневался в том, что окажется в тесной каморке без окна, где вряд ли удастся развести руки в стороны. Беспокоивший всех вопрос звучал так: можно ли будет там вдохнуть полной грудью?
Секция судебных разбирательств квартировала на тридцать втором, тридцать третьем и тридцать четвертом этажах. Где-то в этом огромном пространстве, вдалеке от зеркальных пластин зеленоватого стекла, находились «кубики» из съемных перегородок; пластиковая табличка у входа в каждый сообщала всем заинтересованным имена новых обитателей.
«Офис» Кайла находился на тридцать третьем этаже. Шторки из плотного хлопка делили крошечное помещение на четыре одинаковых закутка, что позволяло юристам сидеть за небольшим столом, говорить по телефону и работать с ноутбуком, ощущая некую уединенность. Макэвоя соседи практически не видели, однако если Тэйбор справа или Дейл Армстронг слева сдвигали кресла более чем на два фута, все трое могли запросто общаться, глядя друг другу в лицо.
К удивлению Кайла, места на его рабочем столе хватило и для компьютера, и для телефона, и для делового блокнота. Интерьер дополнял стеллаж из пяти полочек. Остававшийся свободным прямоугольник пола, как прикинул Кайл, едва позволял расстелить спальный мешок. Во второй половине дня пятницы он ощутил, что фирма «Скалли энд Першинг» уже вымотала его до предела.
Его коллега Дейл Армстронг, женщина, оказалась доктором математики. Некоторое время она посвящала студентов в тайны дифференциального исчисления, однако потом по неизвестной причине решила стать юристом. Тридцатилетняя незамужняя красавица, казалось, не умеет улыбаться, ее вечная холодность отпугивала потенциальных воздыхателей.
Как уже говорилось, Джефф Тэйбор был занудой из Гарварда, а в четвертом закутке «кубика» сидел Тим Рейнолдс, выпускник Пенсильванского университета. Он второй день подряд не сводил с доктора математики глаз. Мисс Армстронг его не замечала. Внутренняя политика фирмы диктовала сотрудникам достаточно суровые правила поведения, но самым жестоким был запрет на романтические контакты. Если между двумя юристами вдруг вспыхивала любовь (все-таки юристы – тоже люди), то кто-то из них должен был уйти. Если о взаимной симпатии, не говоря уж о флирте, становилось известно руководству, нарушители подвергались строгому наказанию, хотя об этом во внутренних правилах не упоминалось. Среди новичков циркулировали слухи о том, как годом ранее уволили незамужнюю сотрудницу, а женатого партнера, который уделял ей непозволительно много внимания, отправили в ссылку – в Гонконг.
На четверых обитателей «кубика» приходилась одна секретарша. Звали ее Сандра, а проработала она в фирме долгих восемнадцать лет. Сандре удалось как-то раз пробиться в высшую лигу и стать личным секретарем старшего партнера, но перегрузки наверху оказались не для нее. Бедняжке подыскали работу полегче, и сейчас в ее обязанности входило опекать несмышленышей, всего три месяца назад покинувших студенческую скамью.
Первая неделя, хвала Создателю, подошла к концу. Кайл не имел никакой возможности вставить в счета хотя бы один час своего рабочего времени. Однако в понедельник ситуация изменится. Выйдя на улицу, Макэвой остановил такси и попросил подвезти его к отелю «Мерсер» в Сохо. Машины вокруг едва ползли, поэтому Кайл вытащил из кейса пакет, доставленный федеральной экспресс-почтой из Питсбурга. Рукой Джоя на конверте было написано:
