Александр Золотько - Тень Дракона
– Ага, – кивнул Климов, – и еще хочешь поймать кайф от оружия на постоянном ношении.
– Нет, ну почему… – лейтенант механически поправил под пиджаком лямку от кобуры.
– Вот и я об этом, – удовлетворенно сказал Климов.
– Присаживайся, Барановский, – разрешил Сергиевский и обернулся к Шатову, – вчера мы выезжали на убийство…
Шатов услышал, как скрипнули чьи-то зубы.
Они приезжали к школе. Все. И все слышали вой матери, которая бросилась к своей дочери и вдруг поняла, что дочь мертва, что это на самом деле и что чуда произойти не может.
Красивая тридцатилетняя женщина извивалась в грязи, пытаясь дотянуться до тела дочери, оперативники держали ее, а Гремлин что-то пытался ей сказать.
А потом мать хлестнула оперативника ладонью по лицу, потом еще раз, а Гремлин стоял перед ней, даже не пытаясь защититься.
– Шатов хочет что-то сообщить нам по поводу этого убийства. И что-то еще в связи с позавчерашними делами, – Сергиевский сел.
Шатов встал со стула. Откашлялся.
Снова он говорит. Как позавчера. Рыжего не было, он как раз тащил упирающуюся Ляльку сюда. А Таранов сидел перед компьютером…
Только сейчас Шатов вдруг понял, что Рыжий мертв. Только сейчас. Рука поднялась к горлу. Рыжий мертв. И не вина Шатова была в этом, но…
Он слишком поздно бросился тогда через зал. Слишком поздно сообразил. Но ведь мог предугадать и предупредить. Нужно было просто задуматься. Не комплексовать, не слушать рассказ Таранова, а думать. Вычислять действия Дракона.
Опера выслушали Шатова молча. О вчерашних телефонных разговорах Шатов рассказал кратко, не вдаваясь в подробности, и рассказ получился лаконичным и стройным. С выводами и рассуждениями получилось значительно хуже. Несколько раз Шатов сбивался, противоречил сам себе. Но опера слушали молча.
Лучше бы они перебивали. Или возражали. Пусть бы Климов, срываясь на крик, обвинял Шатова во лжи. Опера молчали.
Барановский только собрался было что-то спросить, но в последний момент, уловив общее настроение, тоже промолчал.
– Вопросы есть? – спросил Сергиевский, как только Шатов замолчал.
Тишина.
– В индивидуальном порядке, – сказал Сергиевский. – Дальше…
– Скажите им, – Шатов продолжал стоять, глядя в лицо майора.
– Задания на сегодня…
Майор попытался продолжить, но Шатов повторил:
– Скажите им. Сейчас.
– Сказать? – Сергиевский усмехнулся. – Сами говорите! Я не буду мешать.
– Хорошо… – Шатов посмотрел на оперов. – Я должен вам всем передать. Дракон…
– Кто? – переспросил Барановский.
– Убийца. Убийца просил передать, что те из вас, кто до завтра останется в группе, попадут под его удар. Ваши семьи, родные, близкие. И он не врет. И не шутит. Он сдержит свое слово.
– Вы о ком? – Барановский оглянулся на майора.
– Мы о серийном убийце, отправившем на тот свет несколько десятков человек в этом году, – ответил Сергиевский. – Наш друг, Евгений Шатов, именует убийцу Драконом. И вот теперь Дракон решил разобраться лично с каждым из нас. Подразумевается, что мы можем покинуть группу, чтобы не рисковать. Есть желающие подать рапорт? Я подпишу.
Снова тишина в кабинете.
Шатов ждал.
– Дракон предупреждает… – без выражения произнес Пирог.
– Если верить этому… – Климов чуть не сплюнул на ковер, но сдержался. – Какой заботливый.
– Просто людоед какой-то! – засмеялся Балазанов, но смех у него оказался каким-то тревожным и неуверенным.
Они не понимают, подумал Шатов. Они просто не могут понять, что кто-то может открыть охоту на них. Они привыкли, что в игре сыщики-разбойники роль преследователей всегда выпадает им. И никто не может охотиться за ними. Что бы Шатов сейчас не сказал, все будет воспринято, как проявление его собственного страха или еще хуже – его заподозрят в попытке запугать. Запугать их – крутых, уверенных в себе оперов.
– Вы меня не поняли, – Шатов откашлялся. – Дракон сошел с ума. Потерял всякое человеческое подобие. Он теперь готов просто убивать. Ему уже не нужно будет оставлять значки и метки. Он хочет заставить меня самому выбирать будущие жертвы. А может попытаться надавить на вас!
Пустые слова. Язык словно перестал слушаться Шатова, мысли путались. Как им объяснить? Как их – заставить поверить в то, что опасность реальна и что с ними Дракон будет играть по своим правилам? Как их убедить, что девочка, убитая вчера, это только черновой набросок полотна, которое собирается нарисовать Дракон?
– Он больше не станет ждать, пока вы станете его искать. Он выйдет на любого из вас…
– Пусть выходит, – спокойно сказал Балазанов.
– Садитесь, Шатов! – приказал Сергиевский.
– Но…
– Садитесь! – майор хлопнул ладонью по столу.
Шатов замолчал и сел на стул.
– Кое в чем Шатов прав, – неожиданно сказал Сергиевский. – И вчера в управлении уже было принято решение. Охрану нашу все уже видели. Это раз. Во-вторых, наши коллеги из внутренней безопасности получили задание прикрыть группу в случае возникновения прямой угрозы ее членам…
– Не хватало еще и их… – простонал Пирог.
– Не хватало. Свои замечания можете оставить при себе. И, кстати, помните, тут Шатов тоже совершенно прав, кто-то просветил Дракона по поводу состава группы, фамилий, имен, кличек. И я полагаю – адресов. Так что, предупредите своих. Понятно?
Опера не ответили.
– Поняли. Тогда я в последний раз спрашиваю – никто не хочет уйти из группы? Барановский?
– А? Нет.
– Егор?
Гремлин задумался, потом медленно покачал головой:
– Нет.
– Пирог?
– Хрен ему.
– Дима?
– Сейчас, только разгонюсь как следует!
– Понял. Балазанов?
– А чего тут думать? – искренне улыбнулся Балазанов. – Вор должен сидеть. Я сказал!
Шатов откинулся на спинку стула.
Все напрасно. Дракон превосходно представлял себе реакцию оперов. Очень хорошо представлял. И рассчитывал именно на эту реакцию. И Шатов снова оказался слепым исполнителем воли Дракона. Что будет дальше? Что предпримет Дракон и как нанесет свой удар?
– Шатов!
– Что?
– Не стоит спать, – напомнил Сергиевский.
– Тем более что за нами охотится огнедышащий Дракон, – негромко сказал Климов.
– Еще раз повторяю, – майор многозначительно посмотрел на Шатова, – если кому-нибудь из вас только покажется, что за ним следят, то нужно немедленно сообщить мне. Без ложной скромности и понтов.
– Дядя, мне страшно, – снова подал голос Климов, – меня журналист напугал.
– Горло не болит? – не глядя ни на кого, поинтересовался Шатов.
– Что? – вспыхнул Климов.
– Голос, я смотрю, прорезался, – Шатов внимательно посмотрел в глаза Климову.
Климов вскочил, шагнул было к Шатову, но замер, увидев, что тот тоже вскочил и взял стул за спинку.
– Шевельнешься – и я нанесу непоправимый ущерб имуществу, – процедил сквозь зубы Шатов, – а у тебя будет здорово болеть голова.
– Обоим – заткнуться, – скомандовал Сергиевский.
– Я…
– Климов, я сказал – закройте пасть. Еще раз сцепитесь – пожалеете оба. Сесть.
Шатов подчинился. Поколебавшись долю секунды, сел и Климов.
Сергиевский прошелся по кабинету:
– Для усиления нашей группы выделено подкрепление. Мы можем задействовать силы райотделов, патрульной службы, участковых. На вокзалах и блок-постах имеются фотороботы преступника, сделанные со слов Шатова и его жены.
– Кстати… – нерешительно произнес Гоблин.
– Что?
– Дракон сильно изменился?
– Отвечайте, Шатов, – махнул рукой Сергиевский.
– Не знаю, – пожал плечами Шатов. – Я не смог рассмотреть его лица. Капюшон, я же говорил.
– Капюшон… – Климов все-таки сплюнул, – какого хера ему нужно было прятать от Шатова лицо? Он ведь все равно его видел.
– Видел… – кивнул Шатов.
Это действительно было странно. Зачем скрывать лицо? Голос, фигура – это было знакомо. А вот лицо…
– У него ведь должен быть шрам на лице… – сказал Балазанов и добавил, оглянувшись на Климова, – если верить Шатову.
– Должен быть шрам, – твердо сказал Шатов. – Рана была глубокая.
– Странно… – протянул Пирог.
– Что странно? – Сергиевский взял со стола карандаш и принялся крутить его в руках.
– Что, в городе много людей такого возраста и телосложения со шрамом на лице? Во всех гостиницах, на вокзалах и у патрулей есть описание, но еще никто его не видел.
– Несколько раз брали похожих – пустышка, – напомнил Балазанов.
– Он сделал операцию.
Все оглянулись на Шатова.
– Он сделал операцию, – повторил Шатов, – пластическую.
