Макс Коллинз - На линии огня. Слепой с пистолетом
Один был знаменит, его имя было у всех на устах — погибший президент.
Другой затерялся в анналах истории — еще один мертвый полицейский.
И обе трагедии произошли по его вине.
И еще он думал о третьем человеке, который тоже был на службе у правительства, который, если и не принес своей стране славы, то, по крайней мере, честно делал свое дело. Трагедия Митча Лири еще не произошла, но Хорриган предполагал, что это случится скоро.
— Фрэнк?
Это была Лилли.
Стоя в искаженном прямоугольнике света, бьющего в открытую дверь, она выглядела прекрасно в своей шелковой блузе, синей юбке и каблуках.
— Чем ты занимаешься здесь в темноте? — тихо спросила она. — Агент Бэйтс заметил тебя на мониторе и решил, что ты вторженец…
— Виноват.
Она подошла к нему. Он не смотрел на нее, но ему нравилось ощущать ее присутствие здесь рядом с ним. Ее голос был теплым, участливым:
— Фрэнк, о чем ты думаешь?
— Просто пытаюсь придумать, что я еще могу сделать. Чтобы быть уверенным, что завтра на наших глазах не случится еще одной трагедии.
Она прикоснулась к его рукаву:
— Знаешь, я все думаю, что полиция, все мы вместе способны удержать ход событий в своих руках. Только здесь 229 человек завтра будут охранять Путешественника.
Хорриган дернул щекой, словно собирался улыбнуться:
— Да, оружия здесь навалом. Но если Лири задумает выстрелить, все мы окажемся под перекрестным огнем.
Снизу до них донесся глухой шум города.
— Фрэнк… Только что звонил Билл Уоттс.
— Не говори мне. Он посмотрел новости. Узнал обо мне и этом посыльном….
— Путешественник тоже, — она вздохнула и положила руку на его плечо. — Я сказала Биллу, что ты сделал то, что сделал бы любой из нас. Я знаю, я была там, но он считает, что мы все перестарались.
Хорриган фыркнул.
— Харри Сарджент, очевидно, позлорадствовал.
— Он рад любому поводу, лишь бы насолить мне, — спокойно сказал Хорриган.
— Как бы то ни было, большинство людей, с чьим мнением принято считаться, разумеется, за исключением тебя, сошлись во мнении, что ты главная помеха на пути к успеху здесь в Лос-Анджелесе. Поэтому завтра ты обязан отправиться в Сан-Диего.
Он резко взглянул на нее.
Лилли не отвела глаз. Она сочувствовала ему, но она была профессионалом и поэтому продолжила:
— Ты будешь помогать в организации подготовки к визиту.
Он отвернулся к окну. Внизу на улице рыдала сирена.
— Примерно так, — сказал он.
— Пойми, не только ты против Лири, Фрэнк, поверь хоть на секунду во всех нас. Мы достанем его. Мы его остановим.
Он оперся рукой о стекло, от него веяло прохладой. Затем он повернулся к Лилли и негромко начал:
— Вот уже 30 лет я терпеливо выслушиваю идиотов у стоек бара с говенными теориями о Далласе…
Слово остановило его: говенный. Он вспомнил реакцию Эла: «Ты что, больной?», услышал его смех.
Он сглотнул и продолжил.
— То это были кубинцы, то ЦРУ, то государственная верхушка, то нефтяные короли Техаса, то гангстеры. То стреляли из одной винтовки, то из пяти стволов…
Он махнул рукой.
Он рассеянно смотрел на город, сливающийся в мерцающую черную картину.
«Боже… Это был такой приятный день. Все утро лил дождь, и потом выглянуло солнце. Но воздух оставался свежим и прохладным. Первый выстрел… Я думал, что взорвалась хлопушка».
Воспоминания об этом все еще терзали его.
Запинаясь, он рассказывал ей:
— Я повернулся и увидел его… увидел, что он ранен. Не знаю, почему я не отреагировал быстрее, а был должен. Я обязан был побежать, побежать к нему, но… Я просто не поверил…
Он тяжело сглотнул и посмотрел на нее, ее лицо было прекрасным, взгляд нежным.
— Лилли, если бы я среагировал быстрее, я бы успел закрыть его.
Она мягко возразила:
— Тогда тебя не было бы сегодня.
— Это было бы прекрасно для меня. Возможно, тогда бы был Джек, — он покачал головой., — И Эл тоже.
Она взяла его под руку и прижалась к нему.
— Лил, это просто ад жить со всем этим.
— Я понимаю. Я понимаю.
— Ты не могла бы… — он опять сглотнул. — Я не уверен, что смогу остаться один сегодня.
Она кивнула.
Они вернулись в ее комнату. Разулись, разложили свои пистолеты и остальную амуницию на разных столах, легли в постель и уснули в объятиях друг друга.
Ему опять приснился далласский сон, но, должно быть, он говорил во сне, потому что слышал ее слова: «Нет! Нет! Ты здесь, ты со мной, все чудесно, Лил рядом» — и ее рука ерошила ему волосы, гладила его лицо, и во сне он любил ее сладко и нежно, и страстно.
И это не было сном.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Назавтра поздним утром на стоянке напротив внутреннего терминала лос-анджелесского международного аэропорта Хорриган доставал свою матерчатую дорожную сумку с заднего сиденья ничем не выделяющегося зеленого плимута, принадлежащего Секретной службе. Взглянув на часы, он наклонился к окошку автомобиля и спросил: «У тебя есть номер полевого офиса в Сан-Диего?»
Агент Чавес, вызвавшийся подвезти Хорригана, сердечно улыбнулся и сказал: «Конечно, ЮКЕЛЕЛЕ».
Ответ немножко ошеломил Хорригана: «ЮКЕЛЕЛЕ? О чем ты говоришь? Ты еще слишком молод, чтобы помнить Артура Годфри».
Чавес, почти сияя, объяснил с некоторой долей гордости и смущения:
— Это такой прием, которому я научился в армии, чтобы легче запомнить. Так я запоминаю номера. Ну, слово из семи букв на семь номеров. Просто нажимаешь Ю-К-Е-Л-Е-Л-Е.
— Ты не так произносишь, — сказал Хорриган, — надо Ю-К-И…
— Может быть, — согласился Чавес, — но в номере Ю-К-Е, легче запомнить.
Хорриган устало улыбнулся и пожал плечами:
— Если ты так говоришь. Спасибо, что подвез.
Уже войдя в здание аэропорта, волоча свой тяжеленный багаж, он мурлыкал «Юкелеле» по дороге к своему выходу. На пол пути он задержался у телефона-автомата, чтобы связаться с офисом в Сан-Диего. Вставив в аппарат кредитную карточку, он набрал код места и уже начал набирать Ю, потом К, но остановился, подумав о произношении.
Он повесил трубку на место, достал свою записную книжку и вписал туда Юкелеле. Страница, открытая им наугад, была вся исписана анаграммами и палиндромами из «ЮЗ СКЕЛЛУМ ЛА». Сама фраза крупными буквами была выписана прямо посредине листа.
— Эй, — сказал он сам себе.
Семь букв в «СКЕЛЛУМ». Если ЛА означает Лос-Анджелес…
Он набрал буквы С-К-Е-Л-Л-У-М на наборном плато. И лихорадочно схватил книжку и ручку, как только в трубке зазвучали звонки.
Наконец, любезный женский голос произнес: «Юго-Западный банк».
Он обвел ЮЗ.
Юго-Западный.
Голос сказал: «Могу я помочь вам?»
— Уже помогли, — ответил Хорриган. — Какой у вас адрес?
Уже на бегу к выходу он успел заметить на экране телевизора в небольшом зале, как президент поднимается на Воздушные Силы N1, сопровождаемый агентами, включая Билла Уоттса и Мэтта Уайлдера. Время летело, и Хорриган спешил.
А на 20 этаже «Бонавентуры» в своем номере Митч Лири, сидя на краю кровати, осторожно откручивал металлическое основание своей счастливой кроличьей лапки, ту часть, которая держала цепочку с ключами. Там освободилось место с двумя пазами внутри талисмана, В эти отверстия Лири поместил два девятимиллиметровых патрона. Затем, тихонько напевая свою любимую песенку «Битлз», он прикрутил металлическую крышку на место. Ключи зазвенели, надежно скрывая пули.
— Прошу прощения, — развела руками миловидная сотрудница банка. Ее длинные светлые распущенные волосы и крупные золотые сережки заставляли Хорри-гана выгибать шею, чтобы взглянуть из-за них на экран компьютера, где она проверяла счета и вклады, — ни одного из тех имен, что вы нам дали.
Он дал ей посмотреть фотографии Митча Лири и несколько фотопринтов, а заодно и всех остальных, внесенных в список ЦРУ.
За стеной ее кабинки вокруг Хорригана собрались еще несколько сотрудников, преимущественно женщин, которые тоже наблюдали за экраном монитора. И они просмотрели фотографии Хорригана — снимки Лири и компьютерные варианты.
Хорриган повернулся к ним, пока они просматривали фотографии, обмениваясь друг с другом междометиями, пожимая плечами и отрицательно качая головами.
— Попробуйте представить его в гриме, — предложил Хорриган, — шляпа, парик, возможно, усы.
Женщина за компьютером, которую звали Мардж, уже просмотрела все снимки.
— Я уверена, что никогда не видела его здесь, — сказала она, — но я работаю здесь всего лишь пару недель.
— А кто занимался открытием вкладов до этого?
Шумок за его спиной смолк, словно кто-то нажал на выключатель. Он обернулся и увидел опущенные глаза, упавшие лица. Каким-то образом, по какой-то причине его вопрос внес горький осадок в происходящее.
