Сергей Алтынов - Болевой прием
– Привет! Как здорово, что мы снова встретились, правда, Андрюша?
Мальчик неопределенно качает головой. Пить он уже не хочет, а иного интереса к тетеньке в очках и линялых джинсах у него нет. Мать, как и в первом случае, в разговор не вступает. Всем своим видом соблюдает гордую дистанцию. Одета она отнюдь не в линялые джинсы, но тем не менее прислушивается к каждому слову.
– Андрюша, мне очень хочется пить, – произношу я, снимая очки и указывая глазами на корзинку с яблоками.
– Ну и пей! – не очень вежливо отвечает мальчик.
– Так мне же нечего пить, – напоминаю я о том, кто выпил мой «Дюшес». – Дай мне яблочко, а?
Сергей демонстративно отворачивается к окну. Похоже, он равнодушен к детям, что иногда встречается у мужчин его типа.
– Нам самим нужно, – говорит мне Андрюша.
– От одного яблока вы не обеднеете, – замечаю я. – Вон ведь их сколько! Дай одно!
Андрюша на несколько секунд поколебался. Посмотрел вниз на яблоки, затем отвел взгляд в сторону. Видимо, решил сделать вид, что не слышит моей мольбы. Что ж, в пять лет мальчик уже умеет принимать твердые решения.
– Вот ты какой, Андрюша, – не унимаюсь я. – Я тебе на станции давала лимонаду, забыл?
Ребенок молча кивает, нехотя смотрит в мою сторону.
– А ты мне всего одно яблоко жалеешь! – картинно всплескиваю руками. – Я сейчас заплачу...
Мальчика это не трогает. Я закрываю ладонями глаза, но тут же мотаю головой и вскидываю вверх указательный палец:
– Выходит, тебе меня не жалко? Дал бы хоть самое малюсенькое яблочко, вон то...
Андрюша смотрит на меня и на самое малюсенькое яблочко, выбранное мною. И молчит. Дескать, чего дура рыжая привязалась.
– Ну ладно, давай, Андрюшенька, по справедливости! – с подчеркнутой строгостью говорю я мальчику. – Плати мне двадцать рублей за мой лимонад. Или заплати, или водитель тебя высадит!
Мальчик переводит взгляд на мать, но та абсолютно не имеет желания снисходить до дурацкой болтовни.
– Не высадит, – не слишком уверенным голосом произносит Андрюша.
– Знаешь что? – говорю я, доставая из кармана складной нож с множеством лезвий. – Давай-ка этим ножиком разрежем яблоко. Половину тебе, половину мне... Иначе умру от жажды.
– Это наши яблоки, – сообщает Андрюша.
– А лимонад чей был? – спрашиваю я. – Ты ведь его выпил?
Мальчик вздыхает, собирается с мыслями и произносит, найдя наконец точный, по его мнению, ответ:
– Ты себе еще купишь.
– Где? – кивая на салон автобуса, интересуюсь я. – Водитель остановится не скоро, а я за это время умру от жажды! Ну дай я хоть кусочек себе отрежу! Самый маленький кусочек от самого маленького яблочка...
Андрюша более мне не отвечает. Молчит, сжав губы, как говорилось в моем детстве – ноль внимания, кило презрения.
– Неужели тебе меня не жалко? – спрашиваю я совсем другим тоном. – Совсем ничуточки не жалко? А, Андрей? – умышленно называю ребенка полным взрослым именем. – А если я сейчас умру?
Ответ Андрюши не заставил себя долго ждать. К нему окончательно вернулась былая уверенность в себе.
– Ну и умирай, – выпалил он.
Взгляд матери в этот момент явно говорил о том, что она горда своим сыном.
– Ты действительно пить хочешь? – первым делом спросил Сергей, как только мы вышли из автобуса на своей остановке.
Я лишь пожала плечами.
– Странная ты, – продолжил он. – Надо было вот так вот дурочку валять... У тебя ведь своих детей нет, так?
– Так, – ответила я.
– А кому звонишь все время? Племяннице?
Да, да! В его присутствии я уже дважды звонила Злате. Последний раз вчера вечером, перед отъездом. Я совсем не боюсь, что кто-нибудь явится в онкоцентр и попробует ловить меня с помощью умирающей девочки. Не пустят в онкоцентр, за стекло никаких сраных уродов. Там не секьюрити, там матери больных детей. С этими воевать бесполезно, все равно не победишь... Хмурый прекрасно понимает, что никаких собственных детей у меня нет и быть не может, разве что какая-нибудь двоюродная (а еще лучше троюродная) сестричка или племянница.
– Нет, одной маленькой доброй фее. Которая вот-вот навсегда уйдет он нас в страну сказок.
– Перестань, – неожиданно жестко произносит Сергей.
Кажется, в нем тоже задето сейчас что-то личное.
– Тогда не задавай больше лишних вопросов, – в тон ему, пожалуй, несколько более жестко, ставлю точку я.
– Слушаюсь, – кивает он и неожиданно улыбается.
Одними глазами. Большими и синими.
И я вновь увидела нас двоих как бы со стороны. Вновь симпатичный мужик и молодая симпатичная дама, но уже не прогуливаются, а куда-то быстро идут. Они спешат домой, спешат остаться наедине. Только он и она. И зазвучит музыка. Она заговорит первой:
– Хмурый, расскажи мне сказку.
– Какую сказку? – спросит Он.
– Добрую, вечную, разумную.
– Ну, слушай...
И Он рассказывает Ей о том, как они встретились, потому что им случайно оказалось по пути. Шли по одной дорожке, Он посмотрел на Нее, Она на Него. И поняли, что теперь никогда не расстанутся...
Такие вещи мне кажутся сегодня сказкой. Не будет этого со мной. С ним, не знаю. А со мной уже точно не будет... И тут я решаю рассказать Злате эту историю, про двух людей, которым сперва плохо, потом хорошо, но скоро должно вновь стать плохо. И задам вопрос, что надо сделать, чтобы плохо им, этим людям, снова было недолго. А когда буду сегодня разговаривать с Губановым, непременно спрошу у него, где пони? Я набрала номер Златы, на другом конце ответил незнакомый голос, принадлежащий взрослой женщине.
– А где Злата? – спросила я.
– Вы Женя? – спросила меня неизвестная женщина.
– Да.
– Я мама Златы, слышала про вас... Нету больше дочки. Если хотите, приходите на похороны.
Я что-то бормочу в ответ, затем отключаю телефон. Злата отправилась в «волшебную страну» раньше меня. Выходит, и мне здесь теперь долго задерживаться нельзя. Сергей хочет что-то спросить, но видит мое лицо и осекается.
Полковник Губанов явился точно в оговоренное время, стрелки часов уже показывали полночь. Встречу я назначила на своей съемной квартире. Вид у него был какой-то болезненный, скорее всего, у полковника обострилась язва.
– Пока не забыл, насчет пони! – с порога начал Губанов. – Достал я вам лошадку.
– Мне уже не нужно, – ответила я. – Больше ни слова об этом.
Я боюсь не сдержаться, боюсь по-бабьи разреветься. Какой тогда со мной может быть разговор.
– Вы одна? – спросил Губанов, оглядев квартиру.
– Одна, – ответила я. – А с кем я должна быть?
Полковник ничего не ответил, уселся в кресло, всем своим видом показывая, что готов меня выслушать. Пусть и без особого удовольствия.
– Кириков работает на врага, – начала я и тут же вкратце изложила Губанову ранее происшедшие события.
Выслушав меня, полковник помрачнел еще больше. Видимо, моя история подхлестнула обострившуюся язву. Некоторое время Губанов молча смотрел в пол.
– Что сказать вам, Евгения... – начал он, подняв-таки на меня болезненный взгляд. – Я знаю этого Графа. И про Территорию раньше слышал. Только нам их трогать запрещено. На самом верху. Сократ Иванович не послушался, его в конце концов убрали. Службу нашу тоже вот-вот расформируют. Кирикова двинут в замы директора ФСБ. Меня на пенсию, Пирогова к папаше под крыло.
– А Страум? Ведь если можно доказать, что он прибыл со шпионской миссией...
– Вот именно – доказать! Я ни про какого Страума не слышал. Судя по вашему рассказу, он должен забрать Шорникова. Если уже не забрал.
– А вы предпочитаете сидеть сиднем! – пошла в атаку я. – Вы полковник или старый, уж извините...
– Сиднем никто не сидит! – Губанов после таких моих слов заметно взбодрился. – Мы можем привлечь Графа и его покровителей, лишь имея железные доказательства, факты! Есть они у вас? Вы ведь даже не сумели выяснить, где прячут Павла Владимировича.
– Думаю, что на Территории, – вяло ушла в оборону я.
В самом деле, точного местонахождения Шорникова-старшего я не знала, а ведь задача была поставлена именно найти его.
– У вас есть задокументированный материал? То, на основании чего можно открыть дело? – продолжал разносить меня Губанов.
– Нет, – ответила я. – Хотя Граф думает иначе. Именно поэтому он пока меня не трогает.
– Пока, – кивнул полковник. – А где сейчас брат Шорникова?
– Он вам нужен?
– Конечно.
– Отправился ночевать к знакомым, утром вернется. Вызвать его сейчас?
– Нет, пока не нужно, – полковник поднялся со своего места. – Значит, Графа вы шантажировали неким собранным на него компроматом, которого у вас нет. Шантажировали, что вычислили Крота в спецслужбе, а сами лишь сейчас узнали, что это Кириков? Лихо, лихо вы с ним, ничего не скажешь.
Худое лицо Губанова преобразилось. Он окончательно взбодрился, морщины разгладились, полковник явно чему-то радовался.
