Всеволод Бенигсен - ВИТЧ
— Не понял? — переспросил майор, решив, что ослышался.
— Ну что тут непонятного? Мы кто? Мы — диссиденты. То есть в той или иной степени враги государства, так сказать, не оправдавшая доверия партии интеллигенция. Вы же сами так говорили.
— Да, — насторожился майор, который сам хоть и любил заходить издалека, но очень не любил, когда сложные логические конструкции предлагались в его адрес. Этот страх у него был еще со школы, где главный заводила и буян в классе по фамилии Хомяков, прежде чем сделать что-то больное и неприятное, задавал жертве какой-нибудь каверзный вопрос типа: «Ты ведь любишь мороженое?» — «Ну да», — отвечала жертва. «А что такое мороженое?» — спрашивал Хомяков. «Ну, это типа сладкого льда… то есть молока», — путалась жертва, понимая, что загоняет себя в угол. «Типа холодного сладкого молока?» — переспрашивал Хомяков. «Да», — завороженно шептала жертва. После чего мучитель кричал: «Ну, раз тебе нравится, получай!» — жертву хватали двое помощников, расстегивали той штаны, а Хомяков лил прямо в трусы холодное молоко и высыпал туда же громадную порцию сахара. Потом все со смехом разбегались. Причем ответить «правильно» на вопрос гнусного Хомякова не представлялось никакой возможности — у него всегда про запас был «сюрприз». Вот и сейчас майор внутренне съежился, чувствуя, что Ледяхин своими наводящими вопросами гнет в какую-то нехорошую сторону, но в какую именно — непонятно.
— Я это к тому говорю, что мы же здесь не на курорте, правильно?
— Говорите короче, — раздраженно сказал майор.
— В общем, мы считаем, что надо ужесточить условия содержания. Вот список наших просьб.
Ледяхин достал сложенный вдвое листок и положил его майору на стол.
— Заметьте, не требований, — добавил он.
— Еще не хватало, чтобы вы мне требования предъявляли, — хмыкнул Кручинин. — А кто это «мы»?
— Мы — это привольчане, — гордо ответил Ледяхин.
— У вас там что, тайные собрания происходят?
— Ну зачем? Нас здесь не так много. Можно каждого индивидуально опросить. Но… если вам любопытно, то это не секрет… Инициатива шла от Купермана.
— Вот как? — переспросил майор, который давно заметил, что именно Куперман почему-то все время оказывается в центре всеобщего внимания.
— Впрочем, — поспешно добавил Ледяхин, — если вы его изолируете, на его место придет другой.
— Придет, придет, — отмахнулся майор. — Ладно, я ознакомлюсь с вашим списком. Это ведь не срочно?
— Нет, — выдавил Ледяхин.
— Хотя, если там речь действительно идет о каком-то ужесточении, я не понимаю, с чего вдруг такой мазохизм.
— Ну, это вы грубовато выразились.
— Хорошо. С чего вдруг такая сознательность?
Ледяхин набрал воздуха для ответа, но затем развел
руками и выпустил воздух вхолостую.
— Понятно, идите, — мотнул головой Кручинин.
Едва Ледяхин покинул кабинет, майор развернул листок. Надо сказать, что поначалу он решил, что все это либо неудачная шутка, либо продукт воспаленного мозга Ледяхина, либо и то и то одновременно, но чем старательнее он пытался вникнуть в смысл написанного, тем с большим ужасом понимал, что и шуткой здесь не пахло, и сумасшествие было ни при чем. Ибо с ума, как известно, сходят поодиночке. А Ледяхин был явно не один.
В письме был текст, состоящий из десяти пунктов, и какие-то рисунки. На рисунках майор решил пока не заострять внимание, а вот текст прочитал. И этот текст поверг его в растерянный ужас.
Уважаемое руководство!
Мы, жители ЗАТО Привольск-218 в количестве 134 человек, просим (предлагаем) нижеследующее:
1) Усилить охрану нашего города. В связи с чем предлагаем установить наблюдательные посты (вышки) по периметру всей территории города. Вышки могут быть оборудованы соответствующими прожекторами и укомплектованы вооруженным персоналом в количестве одной человеко-единицы на вышку.
2) Во избежание осуществления побега увеличить количество колючей проволоки на бетонном ограждении Привольска-218. Также просим провести по ней электрическое напряжение. Допустим, в 220 вольт.
3) В связи с упразднением института принудительного психиатрического лечения (видимо, государству это оказалось накладным) ввести наказание за различные правонарушения в виде помещения в холодный карцер с питанием в виде воды и хлеба (макс, срок -10 дней). План карцера (автор — заслуженный художник республики КОМИ АССР Владимир Раж) прилагается.
4) Отменить доставку в Привольск-218 дефицитных товаров.
5) Ввести ежедневную обязательную побудку, отбой, а также утреннее и вечернее построения. Предполагаемое время подъема — 7 утра. Предполагаемое время отбоя -10 вечера. Предполагаемый предмет побудки — рельса. Рисунок рельсы (автор — заслуженный художник республики КОМИ АССР Владимир Раж) прилагается. На утренней и вечерней проверках выбранные бригадиры должны докладывать соответствующему руководству о присутствии всех подотчетных привольчан. В случае отсутствия кого-либо ввиду болезни сообщать незамедлительно. В случае несоблюдения правил построения (опоздание, отсутствие без уважительной причины) наказывать помещением в карцер сроком на 10 суток (см. пункт 3). Утреннее и вечернее построения должны сопровождаться обязательным исполнением гимна СССР, а также гимна Привольска-218. Текст гимна (автор музыки и слов К. Клюев) прилагается.
6) Ввести обыск квартир и досмотр личных вещей привольчан (шмон) на предмет конфискации запрещенных в СССР или на территории Привольска-218 предметов.
Обыск может проводиться произвольно и без соответствующего ордера.
7) С целью искоренения неравенства в Привольске-218 предлагаем отделить мужчин от женщин и поселить в разных местах. Территорию можно также разграничить бетонным забором с колючей проволокой и наблюдательной вышкой.
8) Предлагаем ввести на территории Привольска-218 обязательную униформу: мужчины — серые рубашки и штаны, женщины — серые рубашки и длинные юбки. Рисунок униформы (автор — заслуженный художник республики КОМИ АССР Владимир Раж) прилагается.
9) В целях предотвращения возможных побегов предлагаем считать любые компании свыше трех человек подозрительными, социально опасными и подлежащими разгону, при необходимости — с применением силы. В случае сопротивления подвергать нарушителей наказанию (см. пункт 3).
10) Предлагаем переселить привольчан из домов в бараки. План бараков (автор — заслуженный художник республики КОМИ АССР Владимир Раж) прилагается.
Также в связи с ограниченностью пространства Привольска-218, а стало быть, в целях элементарной гигиены предлагаем построить на территории города небольшой крематорий. Сжигание трупов умерших привольчан будет более целесообразным и экономичным. План крематория (автор — заслуженный художник республики КОМИ АССР Владимир Раж) прилагается.
Ниже располагались рисунки: барак, карцер, крематорий, рельса, одетые в робу мужчина и женщина, а также текст гимна Привольска-218.
Кручинин смотрел на все это, не понимая, как он должен к этому относиться. После слов Ледяхина он, конечно, предполагал, что в тексте будут какие-то требования (возможно, даже странные), но то, что он прочитал, заставило его крепко задуматься насчет душевной нормальности Ледяхина, а также всех остальных, кто это письмо составлял. Отпечатанное на машинке, оно своим четким канцелярским шрифтом производило леденящее душу впечатление — словно с листа на майора смотрел хладнокровный безумец. Именно хладнокровный и именно безумец. Комбинация убойная.
Ни о каких бараках, крематории, побудке, карцере и произвольном шмоне речи, конечно, и быть не могло. Государство создало Привольск-218, а не колонию строгого режима. Иначе зачем было самим себе голову морочить? Но Кручинина волновало другое. Откуда взялись эти требования? С чего вдруг такая перемена в настроении и жажда самоистязания? Тем более странно, что озвучить все это решил Ледяхин — ярый борец за права человека. Может быть, в этом был вызов? Мол, давайте, гнобите нас по полной. Но зачем? Разве им плохо живется без карцеров и крематориев? Разве их не радуют дефицитные товары? Да и что за блажь с этими вышками и пулеметчиками? Боятся сами себя? Боятся, что убегут?
Чувствуя, что от вопросов у него начала кружиться голова, Кручинин решительно встал. Закурил, взял в руки пепельницу и подошел к окну. Из окна открывался вид на площадь перед зданием НИИ. У небольшого ветвистого дуба суетились двое мужчин: то ли что строили, то ли что крепили.
— Лейтенант! — зычно крикнул Кручинин через стену.
Через секунду в дверях возник Чуев.
— Товарищ майор! — отрапортовал он. — Лейтенант Чуев по вашему приказанию…
— Отставить «по вашему приказанию». Скажи мне, лейтенант, что вон те два мазурика делают возле дерева.
