Сергей Кулаков - Надейся только на себя
Роман поднялся на четвереньки и сейчас же ощутил, как его повело в сторону от слабости. Острой боли не чувствовалось, руки, ноги были вроде бы целы. Но вот в голове все плыло и мутилось, точно он выкурил слоновью дозу марихуаны.
Постояв немного в позе собаки, он начал потихоньку подниматься. Но брюки, разрезанные от пояса до паха, свалились с него вместе с трусами. Он вспомнил пытку электрическим разрядом и запоздало схватил себя за причинное место, осторожно исследуя пострадавшее хозяйство. Кажется, все на месте, при ощупывании почти не болит. Жалко, нельзя произвести визуальный осмотр в этой темноте. Но все же появилась надежда, что все не так уж и худо.
Соединив разрезанные брюки ремнем и застегнув его на впавшем животе, Роман, пошатываясь, встал. Интересно, почему они оставили ремень? Обычно у тех, кого помещают в камеру, отнимают ремни, шнурки и другие предметы, коими можно нанести увечье или покончить с собой. Но и ремень, и шнурки, и даже часы – на металлическом браслете! – были почему-то на месте.
Все это, вкупе с отсутствующим потолком, было очень странно. Роман вытянул перед собой руки и медленно шагнул вперед. Буквально через три шага он нащупал шероховатую неровную стену. Поводив по ней ладонью, он установил, что стена – земляная. Не отходя от стены и ведя по ней руками, Роман двинулся по периметру камеры. Чтобы не заплутать и не потеряться в окружающем его темном пространстве, он избрал в качестве ориентира одну из ярких звездочек над своей головой.
Медленно, шаг за шагом перемещаясь, он неотрывно следил за этой звездой.
Через четыре шага она оказалась справа от него. Вот, еще через четыре шага, позади. Запрокинув голову вверх и назад, он не выпускал ее из виду. Еще четыре шага – и звезда слева от него. Внутренне холодея, он сделал еще четыре шага, увы, последних. Увы потому, что его неприятное подозрение целиком подтвердилось. Ибо звезда теперь находилась точно перед ним.
Круг замкнулся. Он сидел в яме.
Ничего сверхнеобычного в этом не было. Для Востока это древняя и до сих пор повсеместно применяемая практика – сажать пленников в глубокую земляную яму. Минимум затрат, максимум эффекта. Сбежать из нее без посторонней помощи практически невозможно. Правда, обычно эти ямы накрывают прочной решеткой, железной или деревянной, и запирают на замок. Но Роман созерцал над собой чистое, ничем не пересеченное небо, и в этом виделся какой-то подвох.
Может, решетка из тонкого металла и к тому же на приличной высоте? Тогда ночью ее действительно трудно разглядеть. Но как Роман ни напрягал зрение – даже несколько раз подпрыгнул, – никакой решетки он так и не увидел.
Понемногу начало светать. Небо стало тускло-серым, звезды затухали и различались все слабее.
Роман поглядел на часы. Светящийся элемент на стрелках и делениях уже «выдохся», на дне ямы было еще темно, и он не мог установить точно, сколько сейчас времени. Но, судя по началу рассвета, шел уже пятый час ночи.
Еще через полчаса стало настолько светло, что он без труда видел стрелки на часах. Пять двадцать. Решетки над головой не было, теперь он убедился в этом окончательно. Вокруг – глухая земляная стена. И все та же ничем не нарушаемая тишина.
Не видя пока отчетливо краев ямы, Роман попытался дотянуться до них руками. Он отчаянно прыгал вверх, стараясь уцепиться за какой-нибудь выступ…
Но все усилия были напрасны. Он лишь обдирал себе кончики пальцев об острые камешки, осыпая при этом лицо и голову мелким сухим песком.
А вскоре совсем рассвело, и он ясно увидел края своего узилища. Они находились не так уж и высоко. Метрах в полутора от вытянутых рук. Если бы встать на какой-нибудь предмет и хорошенько подпрыгнуть, он мог бы ухватиться за край этой чертовой ямы. Пальцы у него, слава богу, крепкие, их тренировке он всегда уделяет повышенное внимание, а собственный вес в семьдесят пять килограммов до сих пор позволяет ему без труда делать подъемы переворотом на одних мизинцах. Если бы только зацепиться за край…
Но в том-то и дело, что достать до этого края было невозможно. На метр в высоту он еще выпрыгивал, но оставшиеся пятьдесят сантиметров становились неодолимой преградой. Если бы можно было набрать разгон, то тогда, сделав пару-тройку шажков по стене, он добрался бы до верха. Этому трюку Роман был обучен с юных лет. Но вся закавыка была в том, что дно ямы составляло в диаметре ровно пять шагов, и ни о каком приличном разгоне не могло быть и речи. К тому же толстый слой песка под ногами не давал возможности хорошенько оттолкнуться.
Роман все же сделал несколько попыток, но быстро понял, что только обдерет себе колени и ладони до костей, но так ничего и не добьется.
Стены ямы были строго вертикальны. Если бы они имели хотя бы небольшой положительный уклон, было бы гораздо легче карабкаться наверх. Роман тщательно исследовал по кругу всю стену, но везде была строгая, не оставляющая никаких надежд вертикаль. Сами же стенки были твердыми, как бетон, и о том, чтобы выкопать в них какое-то подобие ступенек голыми руками, не могло быть и речи.
Роман все же попытался поскрести стену браслетом от часов. Куда там! Он лишь издавал противный скрежет, кое-как откалывая песчаную крошку, – и только. Скорее весь браслет изотрешь, но даже крошечного углубления не сделаешь. Тут нужен отбойный молоток, не меньше.
Надев часы на руку, Роман присел отдохнуть. Часы лучше поберечь. Они еще понадобятся по своему прямому назначению. Если ему придется сидеть здесь долго – и, возможно, о-очень долго, – то для сохранения умственного и физического состояния в более-менее приличной форме лучше иметь возможность четко отслеживать течение времени.
А пока можно было подвести кое-какие – весьма, надо сказать, неутешительные – итоги.
Итак, он попался в руки тех, кто стоит за Хусаином. Скорее всего, они вычислили его еще в кофейне. Или немного позже, когда он преследовал Хусаина на автомобиле. Это было очень нетрудно сделать. Одна и та же машина за спиной быстро начинает мозолить глаза. Он, конечно, пытался держаться в отдалении, но все равно был замечен.
Далее Хусаин связался со своим людьми и сообщил им о наличии хвоста. И на «хвост», недолго думая, устроили засаду, в которую трудно было не попасться. Выбрали они местечко для этого весьма толково. После галереи Роман не мог не ринуться вперед, боясь потерять в темноте Хусаина. На этом его и сделали. Он, конечно же, ринулся – и наткнулся на электрошокер, после чего его, тепленького, поволокли в пыточную.
А там его принялись обрабатывать опытные живодеры. Много не говорили, задавали вопросы исключительно по существу, не позволяли вводить себя в заблуждение. Да, работали они умело, отметил Роман, с мгновенным содроганием вспомнив примененные к нему методы. Не спрашивали лишнего, тем самым давая ему возможность как-то лавировать в ответах, не делали больших промежутков между «подходами». Если на вопрос не следовал мало-мальски устраивающий их ответ, они без долгих слов повторяли пытку.
Однако хотели они или не хотели, но кое-что все же выдали. Когда они спрашивали про Хусаина, это было понятно. Раз он за ним следил, то наверняка знал и его имя. Но вот про Павлова они упомянули зря. Теперь Роман точно знал, что Павлов заодно с Хусаином. Иначе они бы так не старались выведать, что ему про него известно. А коль спрашивали, значит, имели опаску, что участие Павлова в поставках оружия повстанцам-суннитам раскрыто. Это сулило неприятности как самому Павлову, так и Мустафе Хурмизу. Причем неприятности могли иметь самые тяжелые последствия, ибо это грозило сорвать жизненно необходимые суннитам поставки оружия.
Но Роман ничего им не сказал, проявив стойкость, удивлявшую теперь, при воспоминаниях, его самого. Наверное, его пытали бы дольше, но он сбил их с толку своим поведением. Похоже, в конце концов они решили, что он рехнулся от боли и понес какой-то бред. Только этим можно объяснить то, что его усыпили и бросили в эту яму. Зачем вот только нужно было усыплять?
Наверное, это место, судя по особой тишине, находится где-то далеко за городом. Его вывезли сюда на машине, а чтобы по дороге он не доставил хлопот, сочли за лучшее вколоть ему дозу сильного снотворного. Кстати, если бы машину остановил патруль, его бы, спящего, легко выдали за напившегося до бесчувствия русского журналиста. Вот и удостоверение, кстати, при нем.
Роман сунул было руку во внутренний карман куртки, где лежало удостоверение, и тут же с разочарованием отдернул. На нем осталась только тенниска, но куртки не было и в помине.
А вместе с ней у него не было ни удостоверения, ни сигарет, ни денег, ни мобильного телефона. Все, гады, забрали. Обуви, кстати, тоже не было, и ноги ощутимо мерзли от настывшего за ночь песка. Ночи здесь уже установились довольно холодные, и Роман давно дрожал в своей тонкой тенниске.
Значит, они вывезли его за город и бросили в эту яму. Он не расшибся, потому что упал на толстый слой песка. Наверное, это высохший колодец. Стены выложены окаменевшей глиной вперемешку с песком, форма ямы почти строго круглая. И можно не сомневаться, что место это в качестве тюрьмы заранее апробировано. Они точно знают, что вылезти отсюда невозможно, – даже решеткой не озаботились. Сиди, дурак, пока за тобой не придут, и думай о своем поведении.
